Мэри Райнхарт - Стена
— Они тебя видели?
— Нет. Они ушли вскоре после того, как я там появилась.
— Они держались по-дружески?
На мгновение она задумалась.
— Он казался очень серьезным. Она же улыбалась. В руках у нее была целая охапка орхидей. Постой, Марша! Неужели ты думаешь, что эту ужасную вещь сотворил Боб?
— Думаю, что его можно заподозрить с таким же успехом, как и твоего собственного мужа, — возмущенно парировала я и ушла.
Однако, поднявшись к себе, чтобы переодеться к ужину, я продолжала размышлять над ее словами. Джульетте и в жизни, и в связях была свойственна какая-то разрушительная энергия. Она могла войти в любую, самую мирную компанию и всех там перессорить. И ведь она не была злоумышленницей. Она никогда не сплетничала— полагаю, по той простой причине, что ее ничуть не интересовали дела других людей. Но стоило ей провести два дня где бы то ни
было, и ее сексапильность влекла к себе всех окружающих мужчин, в то время как женщины, ненавидевшие ее, образовывали нечто вроде молчаливого лагеря взаимной обороны против нее.
И даже теперь, отойдя в мир иной, она продолжала сеять везде вражду и подозрения.
Но Боб Хатчинсон! Это казалось невероятным. Да, он тоже был вспыльчив. Однажды в приступе ярости он на моих глазах переломил клюшку для гольфа и отбросил ее прочь. Бесспорно, одно время он был увлечен Джульеттой. Но вот, оказывается, он совсем недавно встречался с нею. И даже пригласил ее на ленч.
Когда в тот вечер мы уселись ужинать, Боб по-прежнему занимал мои мысли, и, к несчастью, я попыталась заговорить о нем с Артуром.
— Послушай, насчет того человека, которого ты согнал с крыши в ту ночь… — начала я. — Артур, ты же должен был составить хоть какое-то представление о его внешности. Во всяком случае, ты мог бы определить, какого он был роста, не так ли?
Он швырнул в сторону вилку и нож и резко отодвинул стул.
— Неужели нельзя дать человеку, — в ярости воскликнул он, — хотя бы один раз поесть спокойно?! Нет, Марша, я не имею ни малейшего представления о его внешности. Я тебе уже сто раз говорил! Если б я его узнал, уверяю тебя, что давно бы уже добрался до него. Но тебе такая мысль и в голову не приходила, сестрица!
Он вышел из столовой, хлопнув дверью. У Мэри-Лу, которая осталась у нас на ужин, был испуганный вид, а Уильям поспешно ретировался в буфетную.
— Говорила же я тебе, — заметила Мэри-Лу. — Он сам не свой. Меня это пугает, Марша.
Эпизод этот, хоть и незначительный, я упомянула лишь потому, что он наглядно демонстрирует сложившуюся у нас нервозную обстановку. Демонстрирует то, что позднее Рассел Шенд выразил иными словами: мы имели дело с людьми, а не с уликами, с людьми и их взаимоотношениями, их реакциями и чувствами. И действительно, до той поры у нас в сущности не было никаких улик— по крайней мере улик, достойных внимания. Я нашла в саду пуговицу, Джордан по той или иной причине забрала с собой письмо Дженнифер, не тронув всю прочую корреспонденцию Джульетты; на обочине дороги оказались следы от покрышек автомобиля Мэри-Лу; Люси Хатчинсон бросила окурок со следами губной помады и оставила отпечаток своего каблука на холме; некто неизвестный закопал в землю ее клюшку для гольфа, а еще кто-то, столь же неизвестный, взломал замок нашего сарая.
И кроме того, некто, чья личность также не была установлена, убил двух женщин и попытался избавиться от их трупов. А нападение на Мэгги? Это чьих рук дело?
Единственным дотоле неизвестным обстоятельством, как я поняла в тот вечер, было то, что до недавнего времени Боб Хатчинсон поддерживал отношения с Джульеттой.
Сразу же после ужина Мэри-Лу отправилась наверх. Поднималась она очень медленно, словно надеясь, что Артур позовет ее обратно. Но он не позвал. Он сидел в библиотеке, рядом с ним стояла чашка кофе, к которому он так и не притронулся, и когда позже я застала его там, он рассматривал стоявшие на столе фотографии в рамках, запечатлевшие его жену и Джуниора.
— По крайней мере, — с горечью произнес он, — поскольку с этими проклятыми алиментами покончено, у них будет достаточно средств к существованию.
Я вздрогнула.
— Прошу тебя, не говори так, Артур!
— А почему бы нет? Веревка на моей шее затягивается. Это понимает даже Шенд. Рано или поздно меня арестуют. А если не арестуют, то газеты займутся расследованием этого дела и попросту вынудят их к этому. В любом случае я человек конченый.
В тот вечер я почувствовала, что нахожусь на грани отчаяния. Пробило десять часов, Мэри-Лу все еще не спускалась, а Артур сидел с отрешенным видом, держа в руках книгу и даже не пытаясь ее читать. Я набросила на плечи пальто и вышла на улицу подышать воздухом; тут-то мне и пришла в голову мысль повидаться с Бобом Хатчинсоном и поговорить с ним, если получится.
Но вечеринка у них в доме все еще продолжалась, так что я принялась вышагивать взад-вперед по аллее, ожидая ее окончания. Ночь выдалась темная и прохладная; я в очередной раз подошла к воротам, как вдруг почувствовала, что совсем рядом со мной стоит какой-то человек. Словно тень, он стоял возле дерева и смотрел в сторону наших освещенных окон. Должно быть, я напугала его, поскольку, замешкавшись на секунду, он затем опрометью ринулся вниз по берегу в сторону пруда.
Не понаехало бы к нам в округу столько репортеров, я бы, возможно, и встревожилась. А тогда я лишь удивилась. Остановившись, я прислушалась к шагам незнакомца: вот он подошел к пруду, обогнул его вокруг и выбрался на противоположный берег. Звуки доносились совершенно отчетливо, и лишь много позже — по сути, через несколько недель—до меня вдруг дошло, что только человек, хорошо знающий местность, смог бы так уверенно ретироваться в темноте.
Не было еще и одиннадцати вечера, когда от дома Хатчинсонов стали разъезжаться автомобили, из чего я заключила, что ужин устраивался для представителей старшего поколения, и без бриджа. Это подтвердилось, когда я увидела старенький «ролле» миссис Пойндекстер, следом за которым появился просторный лимузин Динов и «купе» приходского священника.
Были там и другие машины. Судя по всему, Люси, находясь после дознания как бы_ в опале, занялась укреплением своих позиций. В тот вечер там, должно быть, собрались наиболее почтенные и влиятельные члены летней колонии. Они пришли, сплотились вокруг нее, дочери своей матери и жены Боба— а следовательно, одной из них. В известном смысле это был ее триумф.
Однако, наблюдая, как они разъезжаются, я вдруг испытала горечь. Вокруг Артура они ведь не сплотились. Они так до конца и не простили ему тот злосчастный брак с Джульеттой. Теперь же, если даже они втайне и аплодировали ему за то, что он от нее избавился—ценой развода или же, возможно, кое-чего похуже, вслух они лишь выражали негодование по поводу такого позора. И по установившейся традиции тщательно оберегали свою личную жизнь от посторонних глаз.
