Агата Кристи - Подвиги Геракла. После похорон (сборник)
После нескольких ничего не значащих фраз все стали поглядывать на мистера Энтвисла.
– Мне надо успеть на поезд в три тридцать дня, – начал он.
Как оказалось, всем остальным надо было успеть на этот же поезд.
– Как вы все знаете, – произнес старый юрист, – я душеприказчик Ричарда Эбернети.
– Я этого не знала! – радостно прервала его Кора Ланскене. – Неужели? А он мне что-нибудь оставил?
Уже не в первый раз Энтвисл заметил, что у Коры имеется неуместная привычка бесцеремонно вмешиваться в беседу. Поэтому он бросил на нее осуждающий взгляд и продолжил:
– Еще год назад завещание Ричарда Эбернети было очень простым. Помимо нескольких небольших сумм, он все оставлял своему сыну Мортимеру.
– Бедный Мортимер! – заметила миссис Ланскене. – Мне кажется, что этот полиомиелит просто ужасен.
– Смерть Мортимера, наступившая так быстро и неожиданно, оказалась для Ричарда сильным ударом, – говорил тем временем юрист. – Ему потребовалось несколько месяцев, чтобы от него оправиться. Я обратил его внимание на необходимость сделать новые распоряжения, касающиеся наследства.
– А что было бы, если б он не сделал нового завещания? – спросила Мод Эбернети своим глубоким голосом. – Все деньги что, перешли бы к Тимоти как к наследнику по прямой линии?
Мистер Энтвисл открыл было рот, чтобы объяснить тонкости наследования по прямой линии, однако потом передумал и сухо сказал:
– По моему совету Ричард решил написать новое завещание. Однако перед этим он решил получше познакомиться с нашим молодым поколением.
– Он действительно оценивал нас, – внезапно рассмеялась Сьюзан. – Сначала Джорджа, потом Грега и меня, а потом Розамунду и Майкла.
Тонкое лицо ее мужа Грегори Бэнкса покраснело, и он резко сказал:
– Мне кажется, что тебе не стоит так говорить, Сьюзан. «Оценивал», скажешь тоже!
– Но ведь он делал именно это, не так ли, мистер Энтвисл? – повернулась к адвокату миссис Бэнкс.
– Он мне что-нибудь оставил? – повторила свой вопрос Кора.
Энтвисл закашлялся и довольно холодно произнес:
– Копии завещания будут разосланы всем вам. Если вы хотите, я могу сейчас зачитать его вам, но, боюсь, юридическая терминология будет для вас слишком сложной. Суть его состоит в следующем: после ряда небольших посмертных даров крупная сумма выделяется на приобретение ренты для Лэнскомба. Остальная же, основная, часть наследства – и часть очень значительная – делится на шесть равных частей. Четыре из них, после выплаты всех необходимых налогов, идут брату Ричарда Тимоти, его племяннику Джорджу Кроссфилду и его племянницам Сьюзан Бэнкс и Розамунде Шайн. Две оставшиеся части передаются в трастовое управление, и доходы от них пожизненно выплачиваются миссис Хелен Эбернети, вдове его брата Лео, и его сестре миссис Коре Ланскене. После смерти миссис Эбернети и миссис Ланскене капитал делится на четыре равные части и распределяется между оставшимися бенефициарами или их наследниками.
– Как это все мило! – Кора даже не пыталась скрыть своих чувств. – Надо же, доход! И сколько же?
– Я… э-э… затрудняюсь сейчас ответить на ваш вопрос. Налоги на наследство в настоящее время очень значительны…
– Ну хоть предположить-то вы можете?
Мистер Энтвисл понял, что вдову художника необходимо чем-то успокоить.
– Вероятно, где-то между тремя и четырьмя тысячами фунтов в год.
– Боже мой! – воскликнула Кора. – Я поеду на Капри.
– Как мило и щедро со стороны Ричарда, – тихо произнесла Хелен Эбернети. – Я высоко ценю его отношение ко мне.
– Вы ему очень нравились, – заметил мистер Энтвисл. – Лео был его любимым братом, а ваши визиты сюда после смерти Лео всегда очень высоко им ценились.
– Жаль, что я не поняла, насколько тяжело был болен Ричард, – с сожалением сказала Хелен. – Я ведь приезжала к нему незадолго до его смерти, но, хотя и знала, что он болен, не думала, что все это так серьезно.
– Болезнь действительно была тяжелой, – заверил ее адвокат, – но Ричард не хотел, чтобы об этом говорили, и я не думаю, чтобы кто-нибудь из нас ожидал настолько скорого конца. Я знаю, что доктор был очень удивлен этим обстоятельством.
– «Скоропостижно, в своем поместье» – именно так написали газеты, – процитировала миссис Ланскене. – Я тогда еще сильно удивилась.
– Для всех нас это стало настоящим шоком, – сказала Мод Эбернети. – И невероятно расстроило бедняжку Тимоти. Он все повторял: «Так внезапно… Так внезапно…»
– Однако замяли вы все это очень здорово, не так ли? – спросила Кора.
Все уставились на нее, и она слегка покраснела.
– Я думаю, что вы правы. Абсолютно правы… – торопливо заговорила женщина. – То есть я хочу сказать, что публичность в этом случае ничего никому не дала бы. Ведь для всех это так неудобно… за пределы семьи это ни в коем случае не должно было выйти.
На лицах людей, обвернувшихся к ней, было написано полнейшее недоумение.
– Вы знаете, Кора, боюсь, что я вас совершенно не понимаю, – произнес, наклонившись к ней, мистер Энтвисл.
В глазах миссис Ланскене, которыми она осмотрела присутствовавших, было неприкрытое изумление. Птичьим движением наклонив голову к плечу, женщина спросила:
– Но ведь его же убили, нет?
Глава 3
I
Сидя в углу купе первого класса в поезде, направлявшемся в Лондон, мистер Энтвисл еще раз вернулся к этому невероятному заявлению Коры Ланскене. Естественно, она была очень неуравновешенной и удивительно глупой женщиной; кроме того, еще когда она была девочкой, за ней замечалась эта неудобная манера, в которой она ни с того ни с сего вдруг ляпала никому не нужную правду. Хотя как раз правду юрист не имел в виду – это было совершенно неправильное слово. Лучше сказать, неудобные заявления.
Мысленно пожилой адвокат еще раз вернулся к тому, что произошло непосредственно после этого высказывания. Взгляд множества глаз, которые смотрели на миссис Ланскене с удивлением и осуждением, заставил ее наконец понять всю чудовищность того, что она только что сказала.
– Но послушай, Кора!.. – воскликнула Мод.
– Моя дорогая тетушка… – произнес Джордж.
– Что вы имеете в виду? – послышался еще чей-то голос.
И Кора Ланскене, сконфуженная и раздавленная чудовищностью сказанного, разразилась быстрой тирадой:
– Простите меня… я совсем не хотела… Боже, как глупо с моей стороны! Но мне показалось, из того, что он сказал… Нет, я понимаю, что всё в порядке, но его смерть была такой неожиданной… прошу вас, забудьте, что я вообще что-нибудь сказала! – я знаю, что всегда говорю что-то не то.
После этого мгновенная неловкость исчезла и все занялись практическим обсуждением того, что делать с вещами недавно ушедшего Ричарда Эбернети. Мистер Энтвисл сообщил, что дом и его содержимое будут выставлены на продажу.
Неуместное замечание Коры было забыто. В конце концов, эта женщина всегда была если и не ненормальной, то невероятно наивной. Она никогда не задумывалась над тем, где и что следует говорить. Когда вам девятнадцать, это не имеет большого значения, и манеры enfant terrible[38] в этом возрасте уместны; но вот enfant terrible в возрасте пятидесяти лет – зрелище, без сомнения, приводящее в замешательство. Ляпать никому не нужную правду…
Неожиданно мысли мистера Энтвисла резко затормозили. Это неудобное слово приходило ему на ум уже во второй раз. Правда. А почему оно так его волновало? Потому что именно это слово всегда лежало в основе смятения, которое вызывали неожиданные высказывания Коры. Все это было из-за того, что ее наивные высказывания были или правдой, или в них содержалось нечто очень на нее похожее! Вот что так всех всегда смущало.
И хотя полная женщина сорока девяти лет мало напоминала мистеру Энтвислу неуклюжего подростка давно прошедших дней, манеры у Коры остались все те же: птичье движение головой, перед тем как произнести какую-нибудь очередную чудовищную фразу, и вид абсолютного самоудовлетворения после того, как фраза произнесена. Именно таким образом она однажды высказалась по поводу фигуры кухонной служанки:
– Молли с трудом подходит к кухонному столу, так торчит ее живот. Он стал таким за последнюю пару месяцев. Интересно, почему она так толстеет?
Коре немедленно приказали замолчать. Домашнее хозяйство Эбернети велось во вполне викторианском духе – на следующий день кухонная служанка исчезла из вида. А после короткого расследования второму садовнику было велено вернуть ей статус честной женщины, для чего ему был подарен небольшой коттедж.
Далекие воспоминания – но в них есть рациональное зерно…
Мистер Энтвисл решил более тщательно обдумать причины своего беспокойства. Что же было в странных словах Коры такого, что продолжает мучить его подсознание? Наконец он выделил две фразы: «Я подумала, из того, что он сказал» и «Его смерть была такой неожиданной…».
