Джон Карр - Три гроба
– Вы хотите сказать, что метод ничего не дал?! – воскликнул Хедли.
– Нет, метод свои результаты дал. Я хочу сказать, что на тех бумагах ничего не было. Только где-нибудь черточка или несколько слов, но не тех, что открывают великую тайну, как я надеялся в субботу. Вот и все, что я хочу сказать. Разве что еще… Ну, да. Было несколько обрывков толстой, похожей на желтый картон бумаги с одной или двумя буквами на каждом.
– Для чего тогда надо было жечь письма, если…
– Это были не письма. Именно в этом и состоит ошибка. Вы и до сих пор не догадываетесь, что это было? Давайте лучше выбросим из головы всю эту путаницу, Хедли. Вам не терпится увидеть невидимого убийцу? Разве не так? Вы хотите встретить проклятого вампира, бестелесного человека, который возник в вашем представлении? Хорошо, я вам покажу его. Где ваша машина? Едемте! Может, нам повезет услышать признание.
– Чье?
– Надо ехать в дом Гримо. Едем!
Ремпол подсознательно предчувствовал конец, боялся его и не мог представить себе, каким он может быть. Хедли запустил холодный двигатель, и они поехали. Когда по дороге они попадали в заторы, Хедли едва не ругался. Спокойней остальных держался только доктор Фелл.
Шторы на тех окнах, которые выходили на Рассел-сквер, были опущены. В дом вошла смерть, и он казался еще более мертвым, чем в предыдущие дни. Внутри также было тихо, и, когда доктор Фелл нажал на кнопку звонка, они даже услышали его звук. После долгой паузы им открыла Энни – без чепца и фартука. Она была бледной, но спокойной.
– Мы хотели бы видеть мадам Дюмон, – обратился к ней доктор Фелл.
Хедли бросил на него быстрый взгляд.
– Она в… Она там, – ответила Энни из темного вестибюля, указывая на дверь гостиной. – Я ее позову.
Доктор Фелл молча кивнул головой и осторожно открыл дверь гостиной.
Тяжелые коричневые шторы на окнах были уже подняты. Тонкие украшенные кружевом занавески пропускали немного света. Комната была большой. Мебель терялась в сумерках. Отсвечивал темным металлом только открытый обитый белым атласом гроб. Около него горели тонкие свечи. Потом Ремпол вспоминал, что оттуда, где он стоял, ему был виден кончик носа покойника. Но то ли свечи, то ли большие белые цветы и запах ладана, или все это, вместе взятое, переносило происходящее из Лондона куда-то в скалистые венгерские горы, где гуляют ветры, и, где тускло поблескивая на груди, золотой крест защищает людей от дьявола, а гирлянды чеснока не дают подступить вплотную бродячим упырям.
И все же прежде всего они обратили внимание на Эрнестину Дюмон. Она стояла, держась одной рукой за край гроба. Свет от высокой тонкой свечи золотил ее уже слегка поседевшие волосы и делал еще меньше ее ссутулившуюся фигуру. Когда она медленно повернула голову и взглянула на них, они увидели ее запавшие, но без слез, глаза. Мадам Дюмон часто дышала. На плечах у нее была ярко-желтая шаль, окаймленная красной парчой, с длинной бахромой, расшитая бисером, который блестел в свете свечей. Это был как бы последний штрих варварства. Наконец мадам Дюмон узнала их. Она вдруг наклонилась и обеими руками сжала край гроба, будто хотела защитить покойника.
– Вам лучше признаться, – вежливо обратился к ней доктор Фелл. – Поверьте мне, так будет лучше.
Какое-то мгновенье Ремпол думал, что мадам Дюмон перестала дышать. Потом она тихо кашлянула и истерично выкрикнула:
– Признаться?! Так вот что вы подумали, идиоты? Признаться? Признаться в убийстве?
– Нет, – ответил доктор Фелл. Голос его тяжело прозвучал в комнате.
Пока он шел к ней, мадам Дюмон внимательно смотрела на него. Впервые в ее глазах появился страх.
– Нет, – повторил доктор Фелл. – Вы не убийца. Но позвольте спросить – кто вы? – В свете свечей над нею возвышалась его черная фигура. Потом ОН так же вежливо продолжил: – Видите ли, вчера человек по имени О'Рурк кое-что нам рассказал. В частности, и о том, что обман чувств, как на сцене, так и в жизни, всегда вызывают с помощью сообщника. Этот случай не стал исключением. Вы были сообщником иллюзиониста и убийцы.
– Бесплотный человек! – воскликнула мадам Дюмон и вдруг зашлась истерическим смехом.
– Бесплотный человек, – спокойно повторил за нею доктор Фелл и повернулся к Хедли. – В буквальном смысле. Бесплотный человек, чье имя, даже если бы мы его не знали, было нелепым и ужасным. Ужас и стыд!… Хотите видеть убийцу, на которого охотитесь? Вот он лежит! – сказал доктор Фелл и показал на белое, мертвое, немое лицо доктора Шарля Гримо. – Но судить его теперь Бог запрещает.
ДВЕ ПУЛИ
Доктор Фелл спокойно смотрел на женщину, которая все еще стояла у гроба, будто защищая его.
– Ма-а-дам, – сказал доктор Фелл, – человек, которого вы любили, мертв. Теперь он за границами действий закона, и какие бы преступления он раньше ни совершил, за него уже им уплачено. Наша неотложная задача – ваша и моя – сделать так, чтобы не принести вреда живым. Но вы, извините, причастны к преступлению, хотя сами и не убивали. Поверьте, мадам, если бы я мог все объяснить, не упоминая о вас вообще, я бы это сделал. Я знаю, вы переживаете, но потом, когда мне придется все объяснять, вы убедитесь, что не упоминать вас было невозможно. Поэтому мы должны убедить старшего инспектора Хедли, что это дело нужно закрыть.
Безграничное сочувствие в голосе Гидеона Фелла, казалось, повлияло на мадам Дюмон, будто сон после слез. Истерика у нее прекратилась.
– Так вы все знаете? – недоверчиво спросила она, помолчав. – Не обманываете меня? Вы в самом деле все знаете?
– Да, я в самом деле все знаю.
– Идите наверх, – сказала она глухим голосом. – Идите в его комнату. Я приду туда. Я… я не могу сейчас… Мне надо подумать и… Но, пожалуйста, не говорите ни с кем, пока я не приду. Прошу вас! Нет, я не убегу.
Решительный жест доктора Фелла заставил Хедли промолчать. По темной лестнице, никого не встретив, они поднялись наверх и вошли в кабинет Гримо, где было так темно, что Хедли пришлось включить настольную лампу. Убедившись, что дверь закрыта, он повернулся к доктору Феллу.
– Что вы хотите доказать? Что Гримо убил Флея?
– Да.
– Тогда как же он в то время, когда лежал без сознания в больнице и умирал на глазах у свидетелей, пошел на Калиостро-стрит и…
– Не в то время, – спокойно ответил доктор Фелл. – Видите ли, Хедли, это как раз то, чего вы не понимаете. Это как раз то, что сбило вас с правильного пути. Это то, что я имел в виду, когда говорил, что дело не перевернуто с ног на голову, а пошло ложным путем. Флей был убит раньше, чем Гримо. Более того, Гримо, зная, что умирает, пытался сказать нам правду. Это одно из его добрых намерений, но мы истолковали его ошибочно. Садитесь, я попробую объяснить. Вы уже вспомнили три существенных момента, так что долго объяснять не придется.
