Эллери Куин - Застекленная деревня. Расследует Эллери Квин (рассказы)
Но нас одурачили. Во всей путанице показаний и подтверждений мы упустили из виду один важный факт: Эмили Берри знала только со слов Эдамса, что в половине третьего он звонил ей из своего офиса в Кадбери. Самая существенная часть его алиби не имела доказательств. Телефонный звонок мог быть сделан откуда угодно. Эдамс мог звонить из Нью-Йорка — или из Шинн-Корнерс.
Следовательно, в субботу в половине третьего Феррис Эдамс вовсе не обязательно находился в Кадбери, в двадцати восьми милях от места преступления, совершенного в два тринадцать. Значит, его автомобиль также не обязательно должен был там находиться. Иными словами, ни у Эдамса, ни у его машины не было реального алиби на время преступления, — вот почему я все поставил на карту, предложив извлечь из болота его автомобиль.
— Дрова, — пробормотал судья и покачал головой в темноте. — А ты говоришь, Джонни, что на свете нет справедливости. Он будет поджариваться в аду из-за этих дров.
Джонни промолчал.
Огонек сигары слабо освещал лицо судьи.
— Расскажи мне о его признании, — снова заговорил судья. — Насколько я понимаю, он нашел записку Эм Берри гораздо раньше?
— Да. Эдамс вернулся с ленча не в половине третьего, а около двадцати минут второго, закусив сандвичем в столовой. В записке говорилось о сообщении от тетушки Фанни. Вместо того чтобы позвонить Эмили Берри в приемную дантиста, Эдамс сразу же позвонил тете из своего офиса. И то, что сказала ему Фанни Эдамс по телефону, предопределило ее судьбу.
— Что же она ему сказала? Почему он убил ее?
— Никаких эпических причин, — ответил Джонни. — Эдамс едва зарабатывал на жизнь адвокатской практикой и, будучи единственным родственником тетушки Фанни, рассчитывал унаследовать ее состояние. Но она сообщила ему по телефону, что решила написать завещание, оставив все Шинн-Корнерс в виде фонда, распределяемого деревенскими старейшинами на нужды школы, компенсацию бюджетного дефицита, ссуды нуждающимся и так далее. Она хотела, чтобы Эдамс составил для нее завещание. Можно сказать, ее убила собственная доброта.
Джонни сделал паузу.
— Эдамс сел в свой автомобиль и поехал в Шинн-Корнерс. Около десяти минут третьего, съезжая с холма в деревню, он увидел бродягу, выбегающего из тетиного дома и прячущего что-то в карман. Оставив машину на подъездной аллее, Эдамс вошел в дом. Его тетя работала в студии… На этом этапе признаний наш грозный убийца захныкал. Он утверждал, что не собирался убивать тетушку Фанни, а приехал просто напомнить ей о кровных узах, о его надеждах, нуждах и тому подобном. Но она оборвала его, сказав, что он еще молод, а деревня стара и гибнет. Поэтому он якобы обезумел от гнева, и когда пришел в себя, то уже стоял над ее мертвым телом с окровавленной кочергой в руке.
— Сразу виден юридический ум, — усмехнулся судья. — Он уже вынашивает идею непреднамеренного убийства.
— Эдамс говорит, что все произошло не более чем за две-три минуты. Потом его ум прояснился — удивительно, что эти приступы временного безумия проходят так же внезапно, как начинаются! Теперь он нуждался в алиби и в козле отпущения. С последним ему повезло. Эдамс нашел пустую банку из-под корицы и понял, что убежавший бродяга ограбил старую леди. Должно быть, он направился в Кадбери — дорога больше никуда не вела — и, идя пешком, мог послужить сидячей уткой в любое время второй половины субботнего дня, когда Эдамс решил бы натравить на него охотников.
Что касается алиби, то, по словам Эдамса, он использовал подручные средства. В половине третьего Эдамс позвонил Эмили Берри в приемную доктора Каплана в Кадбери по телефону из кухни тетушки Фанни, сказав ей, что звонит из своего офиса. Кстати, этот звонок должен послужить серьезной уликой против него. Междугородные звонки фиксируются телефонной компанией.
— А как насчет дров? — спросил судья.
Джонни чиркнул спичкой и поднес ее к новой сигарете.
— Вот тут дружище Эдамс проявил себя во всем блеске. Он решил сделать улики против бродяги еще более вескими. Эдамс заметил в пристройке штабель недавно наколотых дров. Едва ли его девяностооднолетняя тетя стала бы колоть дрова, поэтому он решил, что это сделал бродяга за наполовину съеденную пишу на кухне. Эдамс подошел к пристройке, побросал двадцать четыре четвертинки в багажник своего седана и удалил следы работы Ковальчика позади амбара. Это должно было выставить бродягу лжецом… Эдамс до сих пор думает, что на него снизошло вдохновение.
— А потом он увидел картину на мольберте, — сказал судья Шинн. — Понятно. Она уже успела набросать на ней дрова…
— Да, и Эдамс осознал, что должен либо вернуть дрова в пристройку, либо избавиться от картины. Возвращать дрова означало тратить время и подвергаться риску быть замеченным. Но он не мог заставить себя уничтожить картину — даже без завещания тетино имущество переходило к нему, а картины составляли существенную его часть. Поэтому Эдамс стал рыться в шкафу в поисках картины с изображением пустой пристройки и, следовательно, подходящей для замены. Найдя «Сентябрьскую кукурузу под дождем», он установил ее на мольберте и спрятал неоконченную картину в шкаф. Эдамс рассчитывал, что к тому времени, когда ее найдут, картина высохнет и будет просто принята за старую незавершенную работу. Он говорит, что разница во времени года на двух полотнах не приходила ему в голову.
Джонни зевнул.
— После этого ему оставалось только подняться в автомобиле на холм и свернуть с дороги. Эдамс ждал в лесу, пока не решил, что может безопасно выйти на сцену в роли охваченного ужасом племянника.
— Ему все время везло, — пробормотал судья. — Его никто не заметил. Шел ливень. Ковальчик столкнул его машину в болото…
— И вот тут Эдамс дал маху, — усмехнулся Джонни. — Он говорит, что напрочь забыл о дровах в багажнике, иначе выбросил бы их где-нибудь в лесу, прежде чем вернуться в деревню. Когда он увидел, что его машина тонет в трясине, то тут же все вспомнил. Конечно, Эдамс притворился возмущенным, но, как вы помните, по дороге назад в деревню после поимки Ковальчика назвал нам убедительные причины, по которым не хотел беспокоиться, вызволяя автомобиль. Эдамс просто не в состоянии объяснить, почему не вспоминал о дровах, пока не стало слишком поздно что-нибудь с ними делать.
— Вероятно, это сумеет объяснить мистер Шир с точной ссылкой на главы и стихи Священного Писания, — заметил судья. — В пасторском доме погас свет. Думаю, этой ночью Джозеф Ковальчик будет спать крепко.
— Скорее, видеть кошмарные сны. — Джонни посмотрел на маленький темный дом Широв. — Кстати, что теперь с ним будет?
