Эллери Куин - Трагедия Зет. Бюро расследований Квина (рассказы)
Быстро, кратко и куда более четко, чем делала я, излагая свои теории, Друри Лейн объяснил, почему Аарон Доу, будучи левшой, не мог убить сенатора Фосетта и почему настоящий убийца должен быть правшой.
— Следовательно, — продолжал старый джентльмен своим глубоким и волнующим голосом, — логично предположить, что убийца, намеренно используя левую руку, стремился приписать свое преступление Аарону Доу — как говорится, «подставить» его.
Теперь прошу внимания, джентльмены. Для того чтобы подставить Аарона Доу, что именно убийца должен был знать о нем? Судя по фактам, три вещи.
Первое. Он должен был знать, что у Доу парализовало правую руку после заключения в Алгонкин и он мог пользоваться только левой.
Второе. Что Доу действительно намеревался посетить сенатора Фосетта в вечер убийства и, следовательно, что его в тот день официально освободили из тюрьмы.
Третье. Что у Доу был мотив для убийства сенатора Фосетта.
Давайте рассмотрим эти пункты по порядку. Кто мог знать, что Доу потерял способность пользоваться правой рукой в Алгонкине? Начальник Магнус говорил нам, что в течение двенадцати лет Доу никто не посещал, он не получал никаких писем и не отправлял их по официальным каналам. Через незаконный канал, предоставленный Тэббом, помощником тюремного библиотекаря, Доу отправил только одно письмо — первую шантажирующую записку, адресованную сенатору Фосетту, содержание которой нам известно. В ней ничего не говорилось о его руке. Более того, Доу ни разу не покидал стен тюрьмы с того времени, как его правую руку парализовало десять лет назад, и до официального освобождения. У него не было ни семьи, ни друзей.
Правда, был один человек из внешнего мира, который видел Аарона Доу в течение этого периода. Я имею в виду самого сенатора Фосетта, посещавшего тюремную мастерскую — тогда Доу и узнал его.
Но сейчас, на основании имеющихся показаний, у нас есть причины верить, что сенатор не узнал Доу. К тому же едва ли вероятно, что в комнате с несколькими заключенными он мог не только заметить Доу, но и запомнить, что с его правой рукой что-то не так. Поэтому мы можем сбросить со счета эту возможность. — Друри Лейн улыбнулся. — Иными словами, мы имеем право утверждать, что о потере Доу способности действовать правой рукой мог знать только человек, связанный с тюрьмой, — заключенный, надзиратель, служащий или кто-то из гражданских лиц, работающих в Алгонкине.
До этих выводов я дошла самостоятельно — возможно, не настолько четко, но я видела указания и догадывалась, что будет дальше. Остальные застыли, как будто их ноги были вмонтированы в цементный пол.
— Есть и альтернативное объяснение, — продолжал мистер Лейн. — Человек, оклеветавший Доу и, следовательно, знавший, что тот стал левшой в Алгонкине, приобрел эту и прочую информацию, касающуюся Доу, от своего сообщника внутри тюрьмы.
Одно из этих объяснений верно. Которое? Сейчас я продемонстрирую, что более убедительная теория — подставивший Доу был лично связан с Алгонкином — является правильной. На письменном столе убитого сенатора было пять запечатанных конвертов. Один из них содержал важный ключ, которым я не смог бы воспользоваться, если бы мисс Пейшнс Тамм в своем восхитительно точном отчете о первом убийстве не сообщила мне о нем. На этом конверте остался след скрепки — даже два следа, один слева, а другой справа. Однако, когда окружной прокурор вскрыл письмо, внутри была обнаружена только одна скрепка! Как же она могла оставить два разных отпечатка в противоположных сторонах конверта?
Кто-то шумно втянул в себя воздух. Старый джентльмен склонился вперед, и его фигура заслонила неподвижное тело Аарона Доу, все еще сидящего на электрическом стуле.
— Я объясню вам как. Кармайкл — секретарь сенатора Фосетта — видел, как его босс быстро вложил содержимое в этот конверт и так же быстро запечатал его. Здравый смысл диктует, что, надавив на клапан с целью запечатать конверт, сенатор оставил на нем отпечаток единственной содержащейся внутри скрепки. Но мы нашли два отпечатка в разных местах. Этому может быть только одно объяснение. — Он сделал паузу. — Кто-то вскрыл запечатанный конверт, вынул содержимое и, возвращая его назад, случайно перевернул. Таким образом скрепка оказалась в противоположной стороне конверта, оставив второй след, когда этот человек заново запечатал конверт и надавил на клапан.
Кто же мог вскрыть конверт? — продолжал старый джентльмен. — Как нам известно, это могли сделать лишь двое: сам сенатор и единственный посетитель, которого Кармайкл видел входящим в дом и выходящим оттуда в период убийства — который, таким образом, совершил убийство и сжег письмо, чей пепел мы нашли в камине.
Вскрывал ли сенатор собственное письмо после ухода Кармайкла и перед прибытием визитера? Теоретически он мог это сделать, но мы должны руководствоваться и соображениями вероятности, поэтому я спрашиваю вас: зачем ему было вскрывать собственное письмо? Чтобы внести исправление? Но в тексте не было правок — он в точности соответствовал машинописной копии. Чтобы освежить память о том, что он недавно продиктовал? Чепуха! Копия лежала на его столе.
Но и помимо того, если бы сенатор решил вскрыть конверт, он бы разрезал его, а потом использовал новый, тем более что он сказал Кармайклу, что письмо можно отправить следующим утром. Но конверт явно не был новым — на нем было два отпечатка скрепок, а будь он новым, то остался бы только один отпечаток. Значит, конверт не только вскрыли, но и заново запечатали. Каким образом? Рядом со столом стоял электрический кофейник — после убийства он был еще теплым. Очевидно, письмо вскрыли с помощью пара. Но стал бы сенатор Фосетт вскрывать над паром собственное письмо?
Судя по одновременным кивкам, публика разделяла умозаключения старого джентльмена. Он улыбнулся и продолжил:
— Если сенатор Фосетт не вскрывал этот конверт, значит, это сделал посетитель. Что же в конверте привлекло внимание визитера — id est[64] убийцы, — вынудив, вопреки всем требованиям осторожности, вскрыть его на месте преступления? Он был адресован начальнику тюрьмы Алгонкин, а примечание на нем указывало, что речь в письме идет о «продвижении по службе сотрудников тюрьмы Алгонкин». Пожалуйста, обратите на сей факт внимание — это крайне важно!
Я бросила взгляд на лицо Илайхью Клея — оно было бледным, и он поглаживал дрожащими пальцами подбородок.
— Как вы помните, перед нами было две альтернативы: одна — весьма вероятная — что убийца лично связан с тюрьмой; другая — не столь вероятная — что в тюрьме у него был сообщник, снабжавший его необходимой информацией. Предположим, вторая версия правильна и убийца не был связан с тюрьмой. Зачем же ему понадобилось вскрывать письмо по поводу намечаемых продвижений по службе в Алгонкине? Если он посторонний, это не могло его интересовать. Вы скажете, что он мог сделать это ради своего информатора? Но к чему беспокоиться? Если бы сообщника повысили в должности, это не коснулось бы убийцы лично, а если нет, он ничего не терял. Поэтому мы можем с уверенностью сказать, что гипотетический посторонний не стал бы вскрывать этот конверт.
