Cергей Кузнецов - Семь лепестков
– А почему Андрей убил Зубова?
– Наверное, потому что боялся, что если выйдут на него, то Зубов скажет, что именно Андрей свел его с Леней. Что Леня его не выдаст, он был почему-то уверен. Все-таки – друзья.
История повторилась: о том, что Женя убита, Антон рассказал Лере, она – Белову, Белов вызвал его к себе. То же самое – с именем убийцы. Лера, Белов и опять – Антон. На выходе и в том, и в другом случае оказываются деньги. На этот раз их было много больше – Владимир сдержал свое слово. Он открыл ящик в столе, вынул оттуда картонную коробку из-под зефира и, раскрыв ее, начал отсчитывать сотенные купюры. Потом задумчиво посмотрел на Антона, кинул отсчитанные деньги назад, прихлопнул их крышкой и отдал коробку Антону.
– Деньги? Мне? – недоумевая, спросил Антон
– Я же за этим тебя и вызвал, – ответил Белов, – не для того же, чтобы отвечать на твои вопросы, так ведь? Ты вел расследование и довел его до конца. К тому же, с каждым новым трупом я становлюсь все богаче, ты же понимаешь.
Означали ли деньги, что Антон рассказал все Лере не случайно, а потому, что в глубине души знал: она перезвонит Белову и круг замкнется? Так или иначе, он уже понял, куда пойдут эти деньги. Вставая, он последний раз взглянул на фотографию.
– Да положи ты ее на место, – неожиданно сказал Белов и вырвал у Антона из рук рамку.
– Кто это? – спросил тот.
– Жена и дочка, кто же еще. Сейчас в Лондоне живут. Я их туда пару лет назад отправил – чтобы горячее время переждали. Ну, как-то оно так и получилось.
Он снова закурил.
– Все как-то наперекосяк идет. Если бы я знал, чем все это кончится, никогда бы и не начинал всего этого бизнеса. Уехал бы себе в Америку, работал бы на фирме какой-нибудь, ездил бы на подержанном «форде». А с Альперовичем только переписывался бы. Мы же с ним друзья на всю жизнь, можно сказать – братья по крови.
Белов усмехнулся, словно желая сказать «сам-то я понимаю, что говорю?» и положил фотографию обратно на стол.
– И что ты будешь теперь делать? – спросил Антон Белова, – в милицию позвонишь?
– Не надо милиции, – сказал Белов, – я уж как-нибудь сам.
В прошлые два раза он говорил «мы», подумал Антон. Но, кажется, время «мы» для него закончилось.
В этот день он отпустил шофера и вел машину сам. Было о чем подумать. Несколько лет своей жизни он потратил на то, чтобы научиться зарабатывать деньги. Поначалу он думал, что надо просто хорошо просчитывать варианты – и тогда все будет получаться. Но по мере того, как один за другим откалывались люди, умеющие считать, он начинал понимать, что зарабатывание денег – на самом деле не про деньги, а про что-то другое. Это как в «Звездных войнах»: чтобы попасть в цель, надо закрыть глаза. Вероятно, деньги зарабатывают не те, кто интересуется деньгами, а те, кто мыслит в терминах финансовых потоков и движения капитала. Потому что если целишься в другую сторону, именно тогда и попадаешь в цель. Так он думал год назад.
Дорога из офиса домой была знакомой, и он почти не замечал ее. Перестроился из ряда в ряд, мягко подкатил к светофору. Все оказалось сложнее, и забыть о деньгах – как бы забыть о деньгах – было недостаточно. Этого хватало на прорыв – но не хватало на то, чтобы удержать заработанное. Деньги таяли, вчерашние друзья мало-помалу превращались в конкурентов. Деньги – думай о них или нет – обладали уникальным свойством: на всех их никогда не хватало.
О них надо было не думать – и одновременно надо было их любить. Деньги не прощали упущенной возможности. На шестом году своей деловой жизни он понял, что все совсем просто. Надо просто использовать каждый случай. Надо брать, что дают. Те боги, что ведают его миром, не прощают ни отказа, ни промедления. Они просто ждут жертвы – ждут все эти годы. И только когда жертва принесена, ты можешь вздохнуть спокойно.
Вот я убил человека, – размышлял он, – не своими руками, но это неважно. Убил человека, которого знал много лет, которого любил больше, чем кого-либо из своих друзей. Жалко ли мне его? Да. Или – нет. Точнее – неважно. Просто у меня не было другого выхода. Все так сложилось.
Он подъехал к дому и выключил мотор. Открывая дверь, он на секунду почувствовал себя героем античной трагедии, человеком, который следует своему року – без радости, без гордости, без каких-либо чувств. До самого конца. Следует потому, что у него действительно нет другого выбора. Потому что все, что он делал эти годы, естественно привело его к тому решению, которое он принял. Доброе утро, античный герой. Здравствуй, античный герой.
Человек в плаще, ждавший его уже полчаса, отделился от стены дома, на ходу вынимая «макарова». Бежать поздно, он пытается достать свой пистолет, но не успевает. Беззвучный выстрел, боль в плече, он падает, потеряв равновесие. Вторая пуля попадает в голову, выбивает зубы и, пробив щеку, выходит, почти не причинив вреда. Рот наполняется липкой кровью, он пытается откатиться, но третья пуля отрывает ему ухо. В голове шумит, словно кричат сотни голосов, кровь льется по коротко стриженным волосам. Четвертая пуля разбивает коленную чашечку, и он замирает в луже собственной крови, подергиваясь, словно перевернутый на спину жук. Киллер подходит ближе. Черный кружок глушителя, две пули в грудь – и седьмая, контрольная, в голову, словно точка, на полуслове обрывающая пульсирующую сквозь непереносимую боль мысль о том, что это конец.
Утром Вася Селезень позвонил Антону и попросил его записать сегодняшней ночью с телевизора фильм про Питера Тоша. Сам Селезень собирался за грибами и отменить такое дело не мог даже при всей своей любви к регги. Антон пытался отбазариться, говоря, что сам вечером уходит из дома, а таймер в магнитофоне не работает, но это не помогло. С чего Селезнь решил, что именно Антон должен записывать Питера Тоша, было неясно – но, приняв это решение, Вася стал действать с таким напором, что Антон не устоял. Потому сегодня вместо привычной электроники квартира Горского была наполнена звуками регги.
– Как-никак – предшественник джангла, – сказал Юлик, – и вообще – хорошая музыка. Позитивная.
Он как всегда сидел в своем кресле, Антон расположился рядом.
– Ну вот, – говорил Горский, – теперь мы знаем, кто убийца. Но легче ли нам от этого? Ведь что мы искали? Не детали жизни, а сокровенную истину. Когда я брался за это дело, мне хотелось постичь сокровенный смысл происходящего. Но именно он-то и ускользает все время.
– Ты знаешь, – сказал Антон, – я вот вспомнил, какой сон мне приснился однажды. Будто лепестки – это люди, которые сидят за столом. И их всех обрывает одного за другим, пока не остаются только трое. Может быть, в этом сне и заключен весь скрытый смысл этой истории?
