Cергей Кузнецов - Семь лепестков
Наутро его разбудил звонок Белова. Повесив трубку, Антон пошел забивать утренний косяк, думая при этом, сильно ли он удивлен тем, какой расклад принимают дела. Очевидно, Лера позвонила Владимиру сразу, как только добралась до телефона. Зачем Антон рассказал ей все? В память о двух ночах любви? Потому, что считал, что ни один суд в мире не примет его видений за доказательство? Или чтобы она убедила его, что он ошибался?
На этот раз они встретились у Белова дома. Небольшой особняк в центре города поразил Антона своей неприкаянностью: он напоминал скорее склад, чем дом. На старинном (сразу видно – антикварном) столе стояла пустая бутылка водки и две кофейные чашки. Вместо одного стула была коробка от монитора, а другой стул заменяло глубокое кресло, на сиденье которого были брошены несколько томов «Британики». Белов сидел на широком подоконнике и курил.
– Ты говоришь, на полу записки не было? – спросил он вместо приветствия.
– Не было.
– А машина, которую ты видел на улице в тот раз – это была серебристая Audi?
– Я не разбираюсь в иномарках, Володя.
– Но, может быть, увидев, ты бы ее узнал. И типа Альперович поэтому сменил машину. Может быть.
Белов посмотрел на Антона вопросительно, словно предлагая ему опровергнуть это рассуждение.
– Наверное, – кивнул Антон, – я еще подумал, когда он стал всем хвастать, что непонятно, откуда у него деньги на новую машину.
– В каком смысле – откуда? – спросил Белов.
– Ну, у него же были неприятности… с этим, с Дмитрием Смирновым.
– А при чем тут Димон? – быстро спросил Владимир.
– Он же работал с Альперовичем, – сказал Антон, – так что может быть…
– Откуда ты знаешь? – Белов оживился
– Кто-то говорил, – ответил Антон, – да и сам Альперович, кажется, рассказывал.
– Тогда все ясно, – оживился Владимир, – тогда он должен был быть в полной жопе. Если ты не врешь, конечно.
Антон пожал плечами
– Зачем мне… – начал он, но Белов уже набирал телефонный номер.
– Максим? Это Владимир Белов. У меня к тебе просьба: пробей по своим каналам Дмитрия Смирнова. Да, того самого. Меня интересует, не работал ли он с Андреем, да, с моим Андреем, с Альперовичем. Да. И сразу перезвони мне.
Он повесил трубку.
– Если подтвердится – тогда пиздец, – сказал он.
Антон опустил глаза, и его взгляд наткнулся на грязный серо-зеленый носок, валявшийся под столом.
– Я хочу еще раз подчеркнуть, что это – только видение, ничего больше, – сказал он.
– На хуй видения, – сказал Белов, – видения тут ни при чем, – и он кивнул Антону на стоящее у стола кресло, мол, садись.
Антон подвинул к себе кресло и сел. На столе плашмя лежала стеклянная рамка с фотографией молодой женщины с ребенком на руках. Антон автоматически взял ее и стал рассматривать.
– Я еще вчера вечером, после вашего отъезда понял, что Леня говорил правду: он никого не хотел убивать, – вслух размышлял Белов, – Человек, который через две минуты вышибает себе мозги, не врет. А когда Лера мне позвонила, стало ясно и остальное. Ведь если Леня сказал, что бумажка с планом лежит на полу – значит, он не забирал ее и не клал в тайник. И, значит, пистолет туда положил тоже не он. Это сделал настоящий убийца, и он же подменил настоящую марку на поддельную. Сделать это мог – и тут ты прав – только тот, кто знал про план Жени и Лени с кислотой и, одновременно, знал о существовании тайника. И весь твой наркотический бред тут вовсе ни при чем, это и так все ясно.
Женщина на фотографии выглядела довольной, ребенок же был несколько апатичным. Кто же это такие? – подумал Антон.
– Когда Альперович свел Женю с Леней он, возможно, еще ничего не имел в виду, – продолжал Белов, – но в начале этого года дела у всех пошли хуже, и стало ясно, что эпоха первоначального обогащения сменяется эпохой большого дележа. Он решил, что, убрав Женю, увеличит свою долю прибыли – и тут он был прав. Он наверняка соловьем пел ей о креативности наркотиков, а Лене говорил о том, что они могут дать энергию – и, в конце концов, тот сам попросил его свести с наркомафией.
– Нет никакой наркомафии, – не сдержался Антон.
– Ну, в смысле с этим… с Зубовым. А может быть, идея убить Женю возникла у него только тогда, когда Леня уже купил марку. Он рассказал ему про тайник, потом успел подменить марку – и дело было сделано.
Белов загасил окурок о стену и полез за новой сигаретой. Внезапно Антон осознал, что этот дом – еще одна метафора судьбы «новых русских». Что ты подумаешь о человеке, у которого особняк на Ордынке? Что это – роскошный дом, набитый голденью и хай-фай техникой. Но внутри ты находишь тот же бардак, что в любом другом доме. Тот же бардак, что снаружи.
– Даже если так, – сказал Антон, – зачем Альперович приехал ко мне и первый сказал, что от кислоты не умирают?
Именно в этот момент он впервые заподозрил, что такой же хаос царил и в головах всех этих людей. Огромные деньги, которые они заработали (или, если угодно, украли) никаким образом не могли служить доказательством того, что сознание новых хозяев жизни отличается от сознания советского функционера или инженера из НИИ. В головах крутых бизнесменов и всесильных олигархов царил тот же бардак, что и внутри черепных коробок старых пердунов, вылезающих на трибуны и телеэкраны.
– Альперович всегда был манипулятором, – ответил Белов, – именно поэтому он все и делал так сложно. Мог же попросту заказать кого-нибудь из нас. Я бы, к слову, так и поступил. А когда Женя умерла, земля уже совсем горела у него под ногами. Смирнов был в бегах, деньги кончались, и жениной доли уже не хватало. К тому же, он рассчитывал, что ее продадут Поручику – но Леня и Рома были категорически против. И, вероятно, Альперович думал, что расследование, к чему бы оно ни привело, изменит положение дел. Теория возмущений, кажется так. Он много про это говорил, когда мы обсуждали бизнес. Типа, если положение неблагоприятно – сделай что-то неожиданное и резкое.
– Бизнес-дзен, – сказал Антон.
– Да, бизнесмен, – не расслышал Белов, – да. То, что он говорил, звучало странно, но работало. Как, собственно, и в этом случае: ведь теперь ему принадлежит уже треть в деле.
«Боже мой, – подумал Антон, – зачем я задаю все эти вопросы? Мне что, как Кастанеде, нужно подтверждение того, что я действительно побывал на дне пропасти? Я же и так знаю, что это Альперович – к чему мне логические доводы?» Но, тем не менее, он задал последний вопрос – возможно, для того, чтобы проще было все рассказать Горскому.
– А почему Андрей убил Зубова?
– Наверное, потому что боялся, что если выйдут на него, то Зубов скажет, что именно Андрей свел его с Леней. Что Леня его не выдаст, он был почему-то уверен. Все-таки – друзья.
