Голи Смарт - Фотографическая карточка
Мчась в Бомборо на дневном поезде, сыщик долго размышлял, с чего ему начать. Теперь он уже знал в лицо всех бомборосцев. Наконец, Ашер остановился на том, что лучше всего сначала отправиться к Тотерделю.
«Наверно, миссис Фосдайк рассказывала своему крестному все, что знала о делах супруга до их ссоры, — думал сыщик, — а женщина всегда знает больше, чем хотел бы ее муж. Итак, начнем со старого сплетника, а если из этого ничего не выйдет, то попытаем доктора Ингльби».
То, что Тотердель с радостью примет сыщика, было несомненно. Старик сходил с ума, оттого что бенберийская тайна никак не раскроется. Он желал знать: что же делает полиция? Когда же он получит возможность показать себя? Он все еще грезил, что как только его допросят как следует, то убийца тут же будет пойман.
— Ну, мистер Ашер, — воскликнул Тотердель, — за чем дело стало? Странно, что вы не можете сделать и шагу без моей помощи, а между тем я не могу заставить вас выслушать меня.
— То же самое я говорю и в Скотленд-Ярде, — ответил Ашер. — «Я ничего не могу понять, — втолковываю я им, — да и никто из вас не может. Единственный человек в Англии, который способен прояснить дело, — мистер Тотердель. Отправьте меня еще раз поговорить с ним». Меня отпустили, и вот я здесь. С вашего позволения, сэр, я присяду. Кому как не вам знать, что беседовать о вещах первостепенной важности невозможно второпях.
— Конечно, конечно, мистер Ашер, — ответил старик благодушно, — садитесь, садитесь, что же вы мне скажете?
— Ну, сэр, — ответил сыщик, протирая шляпу носовым платком, — сапог-то не на той ноге. Я надеюсь, что это вы мне что-нибудь скажете. Человек, живущий на одном месте и одаренный такой тонкой проницательностью, мог бы, я полагаю, и приметить что-нибудь.
— Я и приметил, — захихикал Тотердель. — Это странная вещь, и я узнал о ней случайно. К делу она особенно не относится, так что прежде мы поговорим о том, что удалось обнаружить вам.
«Что же стало известно этой старой образине? — подумал сыщик. — Полезны эти сведения или нет? Он, конечно, сам не понимает, а пытать его я не намерен. Лучше я выкажу ему свое доверие и достану письмо, а там уж он все и выболтает».
— Мистер Тотердель, надеюсь, вы умеете хранить секреты и не разболтаете никому то, что я вам сейчас расскажу, — заговорщическим тоном начал Сайлас Ашер. — Я достал письмо этого Джеймса Фоксборо, которого вы видели в театре. Узнаете ли вы в этом письме почерк одного из служащих мистера Фосдайка? Вам же знаком их почерк?
— Конечно, — ответил старик, хотя не имел ни малейшего понятия о деловых отношениях мистера Фосдайка; он, не задумываясь, был готов наврать с три короба, только бы не упустить случая удовлетворить свое непомерное любопытство.
— Посмотрите. Вы знаете, кто это писал? — спросил сыщик, показывая письмо так, что была видна только подпись. — Это почерк человека, который лишил жизни Джона Фосдайка.
— Господи помилуй, — воскликнул Тотердель, надевая очки. — Нет, он прежде мне не встречался…
— Когда я найду того, кто знает этот почерк, я в ту же секунду раскрою бенберийское убийство. А что удалось узнать вам?
— Может быть, это не так уж и важно, — ответил старик, — но странно, очень странно. Вам стоит знать, что, когда в Бомборо зашла речь о театре, разумеется, встал вопрос и о средствах. Нужно было где-то найти шесть тысяч на его постройку. Бедный Фосдайк предлагал организовать особый сбор, но я как раз в то время стал членом муниципального совета и узнал, что нужная сумма есть, но отдана кому-то под залог. Тогда я выступил с предложением взыскать деньги с должника и выстроить на них театр.
— Ах вот оно что! — невольно воскликнул мистер Ашер.
— Это вас удивляет? — спросил Тотердель, посмотрев на сыщика через очки.
— Вы были правы, — ответил Сайлас Ашер. — Я знал, что для бомборосцев ваше присутствие в муниципальном совете — большое счастье.
— Но представьте себе, хоть деньги и оказались в наличии, хоть Джон Фосдайк и отчитался в них до последнего пенни, оказалось, что их никогда не отдавали под залог.
— Ага! — многозначительно произнес сыщик. — Чем же вы объясните такое обстоятельство, мистер Тотердель?
— Не знаю, мистер Ашер, это пусть судьи решают и присяжные. Я еще много чего расскажу, если мне представится случай…
— Ну, мистер Тотердель, я не стану больше отнимать ваше драгоценное время. Вы держите в руках ниточки, которые вскоре позволят распутать это дело. Конец уже близок, сэр. День ото дня все становится яснее.
— Отлично! — воскликнул старик. — Но все это между нами, только между нами. — Кстати, где, по-вашему, сейчас находится этот негодяй Фоксборо? Вы напали на его след?
— Да, напал! — ответил Ашер, вставая. — Но — и это излишне объяснять человеку с вашим опытом и проницательностью — вы сами понимаете, что необходимо держать рот на замке.
— О, разумеется, мистер Ашер! Вы можете положиться на меня, я не скажу никому ни слова. Никто не умеет молчать лучше меня. Как говорится, нем как рыба! Ха-ха-ха! Спокойной ночи!
«Да, ты хоть раз в жизни сдержишь слово! — пробормотал сыщик про себя. — Ты никому не ничего не скажешь на этот раз, потому что тебе просто-напросто нечего говорить. Но если бы кто-нибудь подсказал мне, чей это почерк, я бы раскрыл бенберийское убийство. Сейчас половина десятого, значит еще не поздно заглянуть к доктору Ингльби. Я не думаю, что ему знаком этот почерк, но попытаться стоит. На сей раз моя поездка в Бомборо оказалась весьма удачной. Я узнал у Тотерделя очень важную деталь, которая почти распутала дело».
Рассуждая таким образом, сыщик отправился к доктору Ингльби и, по своему обыкновению, вошел следом за слугой, который докладывал о нем.
Доктор курил сигару и выслушивал душевные излияния Герберта Моранта и Филиппа Сомса. Первый молодой человек отличался тем, что строил воздушные замки. Его постройки со временем обратятся в дым, но, нисколько этим не смутившись, он вновь начнет воздвигать их, пребывая в счастливой беспечности, характерной для человека столь юного возраста. Доктор Ингльби с большим участием внимал спокойным, степенным мечтам Филиппа Сомса о супружестве и блестящим надеждам Герберта Моранта. Эти молодые люди нравились ему, хотя были совсем не похожи друг на друга: Филипп казался олицетворением благородства и преданности, а Герберт — страсти и обожания.
— Присаживайтесь, мистер Ашер, — воскликнул доктор Ингльби, — и скажите, что вы предпочитаете — вино или водку? А затем потрудитесь объяснить, зачем я вам понадобился? Я знаю, вы так заняты, что не станете совершать визитов вежливости. Или у вас какие-то проблемы со здоровьем?
