Раймонд Чэндлер - Высокое окно
— Ничего не выйдет. Такой защитой я не вправе воспользоваться. Про шантаж я ничего не знаю. Венниер научил меня, как раздобыть денег, а они мне в тот момент были очень нужны, только и всего.
— Верно. Но если вас припрут к стенке, то и про шантаж расскажете. Мамаша все равно заставит. Когда надо будет спасать свою — либо вашу — шкуру, она расколется, будьте спокойны.
— Какой ужас. Подумать страшно.
— С пистолетом вам повезло. Кто только не играл с ним, стирая отпечатки и ставя новые. Даже я отметился — не отставать же от остальных. Его пальцы застыли, и сделать это было не так-то просто. Но пришлось. Ведь Морни заставил свою жену взяться за пистолет, и на нем оставались ее отпечатки. Он полагает, что Венниера пристрелила жена, а она в свою очередь подозревает в убийстве мужа.
Мердок молчал и не смотрел на меня. Я пожевал губу. Твердая, как кусок стекла.
— Ну что же, я, пожалуй, пойду, — сказал я.
— Вы хотите сказать, что благодаря вам эта история сойдет мне с рук? — В его голосе опять зазвучали презрительные нотки.
— Я хочу сказать, что не выдам вас. В остальном ничего не обещаю. Если меня привлекут, придется вести себя в соответствии с ситуацией. Этика тут ни при чем. Я не полицейский, не осведомитель, не штатный следователь. Говорите, несчастный случай? Хорошо, пусть будет несчастный случай. Меня там не было. Улик у меня тоже нет. Я работал на вашу мать, и ее секреты выдавать не вправе. Она мне не нравится. Не нравитесь и вы. И ваш дом. Ваша жена тоже не особенно мне приглянулись. Зато мне нравится Мерл. Она славная, хотя глупенькая и с приветом. Представляю, что она пережила в вашем проклятом доме за последние восемь лет. Я знаю — никого из окна она не выталкивала. Теперь вам понятно?
Он пробормотал что-то невнятное.
— Я отвезу Мерл домой. Я попросил вашу мать завтра утром отправить ко мне ее вещи. Если, увлекшись пасьянсом, она почему-либо забудет об этом, пожалуйста, проследите, чтобы все было выполнено.
Он тупо кивнул.
— И вы уходите… просто так. Я ведь даже… даже не поблагодарил вас. Человек, которого по существу, не знаю, рискует ради меня… Не знаю право, что и сказать.
— Я всегда так ухожу. С беззаботной улыбкой, небрежно кивнув головой. И с искренней надеждой никогда больше не встречаться с вами.
Я повернулся к нему спиной и вышел. Плотно прикрыл за собой дверь, тихо щелкнул замком. Спокойно, вежливо, несмотря на глубокое отвращение. В последний раз подошел и и потрепал негритенка по голове, а потом, спустившись по длинной лужайке мимо залитого лунным светом кустарника и раскидистого кедра, вышел на улицу и направился к машине.
Вернулся в Голливуд, купил бутылку виски, снял номер и гостинице «Плаза», сел на кровать и, уставившись в пол, стал хлестать виски прямо из горлышка.
Прямо как запойный пьяница.
Выпив ровно столько, чтобы перестать думать, разделся, лег в постель и вскоре — хотя и не сразу — заснул.
35
В три часа дня у дверей моей квартиры на ковре выстроились пять чемоданов. Мой — желтый, из воловьей кожи, ободранный с обеих сторон. Два роскошных кофра, помеченных инициалами «Л. М.». Старый, черный, похожий на моржа чемодан из искусственной кожи с буквами «М. Д.» и небольшой саквояж из тех, что продаются в аптеках за полтора доллара.
Только что ушел Карл Мосс, ругаясь, что из-за меня опаздывает к своим ипохондрикам. В прихожей еще стоял сладковатый, тошнотворный запах его одеколона «Фатима». Еле шевеля усталыми мозгами, я пытался вспомнить, что он сказал в ответ на мой вопрос: «Когда поправится Мерл?»
«Смотря что значит „поправится“. Она всегда будет взвинчена и при этом подавлена. Всегда будет как на иголках. Она была бы идеальной монахиней. Целенаправленность, красочность, суровая отрешенность религиозных обрядов были бы для нее прекрасным лечением. Не исключено, что со временем она станет похожа на тех девственниц, которые с постным видом выдают книжки в публичных библиотеках».
«Ты слишком плохо о ней думаешь», — возразил я ему, но он только улыбнулся своей мудрой еврейской улыбкой и вышел. «И потом, с чего ты взял, что они девственницы?» — выпалил я, обращаясь уже к закрытой двери. Ответа не последовало.
Я закурил и подошел к окну. Вскоре в дверях ванной появилась она. Черные круги вокруг глаз, бледное, сосредоточенное личико, никакой косметики, только на губах помада.
— Подкрасьте щеки, — велел я ей. — Вид у вас не лучше, чем у русалочки, переспавшей с командой рыболовного траулера.
Она покорно побрела назад в ванную и подкрасила щеки. Вернувшись, бросила взгляд на багаж и шепнула:
— Лесли одолжил мне два своих чемодана.
— Да, — подтвердил я и оглядел ее. Очень недурна собой. Коричневые, низко сидящие на талии брюки, фирменные туфли, бежевая с белой вышивкой блузка и оранжевый шейный платок. Без очков. Правда, взгляд огромных ярко-синих глаз немного отрешенный, но могло быть и хуже. Волосы туго стянуты в пучок, но с этим уж ничего не поделаешь.
— Я вам ужасно надоела, — сказала она. Мне так неудобно.
— Ерунда. Я разговаривал по телефону с вашими родителями. Они очень волнуются и ждут. За последние восемь лет они видели вас всего дважды и очень скучают.
— И я очень хочу повидать их, — сказала она, вперившись в ковер. — Я ужасно благодарна миссис Мердок за то, что она разрешила мне уехать. До сих пор она не имела возможности отпускать меня так надолго. — Повела ногой, будто раздумывая, зачем надела брюки, но брюки были ее собственные, и решить этот вопрос она могла бы и раньше. Наконец соединила колени и сложила на них руки.
— Если хотите поговорить, то лучше сейчас, — предупредил я. — Дорога предстоит долгая, и мне бы не хотелось, чтобы по пути у вас разыгрался очередной приступ.
Прикусила кулачок и метнула на меня быстрый взгляд.
— Вчера вечером… — начала она, осеклась и покраснела.
— Опять вы за свое. Вчера вечером сначала вы заявили, что убили Венниера, а потом, что не убивали. Знаю, убили не вы. Так что с этим мы разобрались.
Опустила руку, пристально, спокойно, сосредоточенно посмотрела на меня. Сложенные на коленях руки больше не дрожат.
— Венниер умер задолго до того, как вы приехали. Вы везли ему деньги от миссис Мердок.
— Нет… от себя, — поправила она. — Хотя деньги, разумеется, дала мне миссис Мердок. Я должна ей столько, что мне в жизни не расплатиться. Правда, большой зарплаты она мне не платила, но…
Тут я не выдержал:
— Большой зарплаты от нее не дождешься! Поймите, не вы должны ей, а она — вам; то, что она имела с вас, не имеет целая бейсбольная команда. Впрочем, неважно. Венниер попал в переделку и покончил жизнь самоубийством. Это доказанный факт. Отчасти вы сами себя убедили, что совершили убийство. Когда вы увидели в зеркале его искаженное, мертвое лицо, с вами случился тяжелый нервный приступ, который наложился еще на один многолетней давности. Вот вы и разыграли из себя убийцу. Насколько умеете.