Агата Кристи - Унесенный потоком
А недавно, всего несколько часов назад, он ей признался:
— Я хотел уйти из твоей жизни, но я был идиотом, считая, что могу обойтись без тебя. Мы поедем в Лондон и поженимся там. О да, да. Я не позволю тебе быть нерешительной. Я знаю, у тебя здесь корни, которые удерживают тебя. Так вот, я вырву тебя за эти корни. — И добавил. — Мы сообщим об этом Роули, когда ты уже будешь миссис Дэвид Хантер. Бедняжка, это лучший способ с ним разорвать…
Но она не была с этим согласна, хотя ничего ему не возразила. Нет, она должна сама все рассказать Роули.
И именно к Роули она сейчас направлялась!
Дождь разразился в тот самый момент, когда Линн постучала в дверь Лонг-Виллоуз. Роули открыл и в изумлении уставился на нее.
— Привет, Линн! Почему ты не позвонила и не предупредила о своем приходе? Меня же могло не оказаться дома.
— Я хочу с тобой поговорить, Роули!
Он дал ей войти и прошел за ней в большую кухню. Остатки его ужина были на столе.
— Я собираюсь сделать здесь специальное приспособление, — сказал он, — чтобы тебе было удобнее. Затем купить раковину — стальную…
— Не надо строить планы, Роули, — прервала она его.
— Ты хочешь сказать, что рано, потому что бедняжка не похоронена? Конечно, это можно посчитать бессердечным, но мне она всегда казалась несчастной. Наверное, она была больна. Она мертва и лежит в своем гробу. О, какое мне до этого дело… или нам…
У Линн перехватило дыхание.
— Нет, Роули. Нет никаких «нас». Чтобы сказать это, я и пришла сюда.
Роули уставился на нее, а она спокойно, с ненавистью к самой себе, но с твердой решимостью продолжала:
— Я собираюсь замуж за Дэвида Хантера, Роули.
Она ожидала протеста, возможно, даже взрыва гнева, но отнюдь не того, что произошло.
Роули в молчании несколько минут пристально смотрел на нее, затем подошел к печке и пошуровал кочергой. Наконец с совершенно безразличным видом спросил:
— Ну что ж. Давай поставим точки над «i». Ты собираешься замуж за Дэвида. Почему?
— Потому что я люблю его.
— Ты любишь меня.
— Нет. Я действительно любила тебя, но это было до моего отъезда. Прошло четыре года, и я изменилась. Мы оба изменились.
— Все это ерунда, — спокойно произнес он. — Я не изменился.
— Ну, возможно, ты не так сильно изменился, как я.
— Я совсем не изменился. У меня не было для этого времени. Я должен был здесь вкалывать. Я не прыгал с парашютом, не нырял в море со скалы, не стрелял в ночи…
— Роули…
— Я не был на войне, не сражался и не знаю, что это такое! Здесь, на ферме, у меня была спокойная, безопасная жизнь. Счастливчик Роули! Ну, естественно, такого мужа можно только стыдиться!
— Нет, Роули, нет! Дело не в этом.
— А я говорю, в этом. — Он приблизился к ней. Вена на его шее вздулась и пульсировала от напряжения. Лицо покраснело, глаза налились кровью. Он стал напоминать быка, мимо которого она как-то раз прошла на ферме. Вскинутая голова, расставленные ноги, опущенные мощные рога. Доведенный до дикого бешенства, до слепой ярости.
— Успокойся, Линн, и послушай меня. Я упустил свою возможность сражаться за родину. Я проводил на фронт своего друга, и он погиб. Я проводил свою девушку — свою девушку. Она одела военную форму и уплыла за океан. Я был просто мужчиной, которого Она Оставила Позади Себя. Моя жизнь была адом. Неужели ты этого не понимаешь, Линн? Это был ад. Но, когда ты вернулась, это стало хуже ада. Особенно с той вечеринки у тетушки Кэтти, когда я видел, как ты смотришь на Дэвида Хантера. Но он не будет обладать тобою, ты слышишь меня? Если ты не моя, значит, ничья. Кто я, по-твоему?
— Роули…
Она вскочила, едва успев сделать шаг назад. Она была в ужасе. Это был больше не мужчина, а дикий зверь.
— Я уже убил двоих, — сказал Роули Клоуд. — Неужели ты думаешь, что остановлюсь перед третьим?
— Роули…
Его руки сошлись на ее горле…
— Я не могу больше терпеть, Линн…
Руки сжали ее горло, комната поплыла, темнота, мерцающая темнота, удушье. Все погружалось в бездну…
И вдруг неожиданно раздался кашель. Неестественный, как будто бы вымученный.
Роули остановился, разжал руки и безвольно их опустил. Освобожденная Линн какой-то аморфной кучей свалилась на пол.
В дверях стоял Эркюль Пуаро и с извиняющимся видом кашлял.
— Надеюсь, — сказал он, — я вам не помешал? Я стучал. Да, действительно, я стучал, но никто не отозвался… Вы, наверное, были заняты?
Какое-то мгновенье атмосфера была натянутой, наэлектризованной. Роули стоял, не мигая. Казалось, он был вот-вот готов броситься на Эркюля Пуаро, но в последний момент сдержался и каким-то безжизненным голосом произнес:
— Вы появились как раз вовремя.
Глава 16
В атмосферу, насыщенную опасностью, Эркюль Пуаро внес свою, снижающую напряжение.
— Кажется, чайник кипит? — спросил он.
— Да, кипит, — тяжело и как-то тупо отвечал Роули.
— Так, может быть, вы нам сделаете кофе? Или чай, если это легче.
Роули безропотно подчинился, подобно роботу.
Эркюль Пуаро вытащил из кармана большой чистый носовой платок, намочил его в холодной воде, выжал и подошел к Линн.
— Пожалуйста, мадемуазель, повяжите его вокруг своего горла. Да, у меня есть булавка. Это сразу же смягчит боль.
Линн поблагодарила его придушенным голосом. Кухня Лонг-Виллоуз, суета Пуаро — все это напоминало ей какой-то кошмар. Ока почувствовала себя ужасно больной. Особенно ныло горло. Она с трудом встала и с помощью Пуаро добралась до стула.
— Вот так, — сказал он, усаживая ее. — Где кофе? — потребовал он, бросив через плечо.
— Уже готов, — сообщил Роули.
И он его принес. Пуаро налил чашку и подал ее Линн.
— Послушайте, — начал было Роули. — Мне кажется, вы не понимаете. Я пытался задушить Линн.
— Та… та… — передразнил его Пуаро. Казалось, ему доставляет удовольствие вызывать в Роули самые дурные намерения.
— Две смерти на моей совести, — продолжал Роули. — И, если б вы не появились, была бы третья.
— Давайте попьем кофе, — сказал Пуаро, — и кончим болтать о смерти. Это неприятно мадемуазель Линн.
— О боже! — воскликнул Роули, уставившись в недоумении на Пуаро.
Линн с трудом глотала кофе. Он был горячий и крепкий. Через какое-то время она почувствовала, что горло стало меньше ныть. Видимо, сказалось тонизирующее действие напитка.
— Ну что, лучше? — спросил Пуаро.
Она кивнула.
— Теперь мы можем поговорить, — заметил Пуаро. — Когда я произношу эти слова, это на самом деле означает, что говорить буду я.
