Ноэль Рандон - Черная пелерина
— Понимаю, — ответил Наполеон из Тулона. — Мистер Маккинсли, пойдемте, поищем ваше недостающее звено.
Строевым шагом он дошел до двери, открыл ее и хотел галантно пропустить Торнтона первым. И вдруг воскликнул:
— Вы в этом костюме покажетесь в городе?
— Я думал, вы на это и рассчитываете, — ответил режиссер.
Не прошло и четверти часа, как они уже были у полицейского участка. Инспектор сделал знак стоявшему у окна сержанту Панье. Немногословный, но догадливый полицейский сразу же позвал своего начальника. Лепер, бросив взгляд на двоих мужчин, сразу понял, что последняя следственная версия лежит в руинах. Он спустился вниз и молча присоединился к группе детективов. Они свернули на улочку, застроенную только с одной стороны, их сразу овеял аромат роз и морской бриз. Из дворика Леперов выбежал щенок Гастон и, равнодушно обнюхав ботинки своего хозяина, с визгом приветствовал Маккинсли.
— Он тоже сыграл роль детектива, — непонятно сказал Торнтон.
Домик Дюверне располагался по соседству с усадьбой Леперов. Им отворила шестнадцатилетняя Нанетт, бесчувственная от страха, важности переживаемых событий и надежд на новое будущее.
У Нанетт вчера, как и в каждое воскресенье, был выходной. Она ушла из дома в три, а возвратилась, когда тело ее благодетеля уже было вынесено. На вопросы она отвечала охотно, но достаточно тупо. Дюверне был прав, называя ее полной идиоткой.
Когда Маккинсли, Рандо и Лепер оказались в передней, Торнтон сообщил, указывая на столик:
— Здесь я оставил пакетик с двумя трубочками.
Нанетт поспешно подтвердила:
— Да, здесь! А мой хозяин эти пирожные взял. Слава Богу, что я не соблазнилась, а ведь я сразу по запаху определила, что это трубочки с абрикосовым кремом.
Прошли в столовую.
— Здесь я разговаривал с Жаном Дюверне, сообщив ему о своих открытиях на тот момент.
Рандо открыл дверь в соседнюю комнату и сообщил:
— А здесь мы вчера обнаружили мертвого Дюверне. Он точно так, как Дюмолен, сидел за столом. Перед ним на бумажке лежала недоеденная трубочка с кремом. С отравленным кремом.
— И в пепельнице был обнаружен окурок американской сигареты «Тобакко Рекорд», — на всякий случай прибавил комиссар Лепер.
— Этот окурок я оставил во время первого визита. Дюверне принимал меня, как сейчас помню, в соседней комнате. Я не сомневаюсь в том, что все сделано сознательно. Я никогда не был в кабинете мсье Дюверне, — сказал Торнтон, осматривая комнату. — Да, я здесь в первый раз, — упорно повторял он. — Какая мрачная комната! Вам не кажется? Очень мрачная, я бы даже сказал: печальная. Черная занавеска на окне создает очень неприятное настроение. Что он имел в виду, приобретая себе черные шторы?
— Словно предчувствовал, что в этой комнате его настигнет предательская смерть, — взволнованно сказал комиссар Лепер.
— Нанетт! — позвал Торнтон. Она сразу же появилась в двери.
— Я слушаю.
— Когда мсье Дюверне повесил эти омерзительные шторы?
— А, как-то недавно, — ответила девчонка.
— Две недели назад?
— Недели две уж будет, — согласилась Нанетт. — Он все кривился, что ему слишком светло. Материал привез из Тулона, сам повесил. Я пошила.
Торнтон уселся в кресле за столом, где был обнаружен мертвый Дюверне.
— Ну вот, теперь есть и последнее звено. Две недели назад, поздним вечером был убит ударом кирпича по голове Шарль Дюмолен. Преступление совершил Жан Дюверне, после чего покинул парк, обернувшись в эту черную материю, очень напоминающую пелерину Вильгельма Пуассиньяка.
Лепер засопел, Рандо протяжно свистнул. Торнтон продолжал:
— Это было второе по счету преступление жизнелюба мсье Дюверне. А первое он совершил много лет назад против молодой женщины. Портрет этой женщины перед вами, за моей спиной, а повешен таким образом он для того, чтобы сидящему за столом не вспоминались слишком часто давние события… Матильда Дюверне принесла своему мужу большое приданое. Она была некрасивой и достаточно болезненной девушкой, отсюда наверняка ее пристрастие к бижутерии и щедрые пожертвования на нужды церкви и соседних монастырей. Дюверне, самый настоящий бедняк, сын тулонского чиновника, обедневшего дворянина с младых ногтей знал, чего он хочет. Он не для того женился на этой костистой и некрасивой даме, чтобы она по-дурному растранжирила имущество. Не женитьба, но деньги должны были стать трамплином в жизни Жана Дюверне. И вот, через три года после свадьбы, когда Матильда — как обычно в сезон дождей — занемогла, ее супруг увеличил заботливость. В От-Мюрей как раз входили в моду трубочки с кремом, с абрикосовым кремом Жозе Вуазена. Заботливый муж каждый день приносил домой маленький сверточек. Он собственноручно в столовой снимал обертку и на тарелочке подавал лежащей в постели жене два знаменитых пирожных. В это время у Дюверне в прислугах была молоденькая деревенская девушка по имени Мишель. Эта Мишель надивиться не могла, до чего же ее хозяин добрый да заботливый по отношению к своей невидной жене. А еще следует прибавить, что здоровье мадам Дюверне никак не удавалось поправить. Сезон дождей давно закончился, а ужасающе худая и погруженная в молитвы Матильда не покидала постели — с каждым днем все более слабая, несносная и гадкая. В конце концов она даже начала лысеть. Она не доедала приносимых мужем трубочек с кремом. Как-то у Дюверне сдох пес, любимец Матильды. Это была обычная шавка, такая же худая и некрасивая, как и ее хозяйка. И, можете себе представить, Мишелин твердит, что шавка с какого-то времени тоже начала лысеть.
Вызванный по желанию Матильды ветеринар сообщил, что собака съела крысиный яд, иными словами — таллий. Матильда Дюверне настолько была огорчена смертью собаки, что в ту же ночь умерла сама от сердечного приступа.
Комиссар Лепер вытер вспотевший лоб.
— С этого времени Жан Дюверне вел уравновешенную жизнь солидного, уважаемого мещанина. Он принимал энергичное участие в общественных делах, стал заниматься политикой. Он был не чужд амбиций. Я думаю, что рассказывая о Пуассиньяке, он скорее имел в виду себя, ведь Дюверне хотел создать реальный образ человека, способного на преступление. Он стал советником, а со временем мог получить пост мэра. Он проглотил один раз горькую пилюлю, когда городской совет предоставил эту честь пожилому мсье Эскалье. И на этот раз он имел опасного конкурента в лице Вильгельма Пуассиньяка. Пуассиньяк был более богат, глубоко образован, он писал пламенные статьи, он привлекал внимание своей отстраненностью и мелкими чудачествами. Но Жан Дюверне, как мы знаем, побеспокоился о сильном покровителе.