А. Шантарский - Не проси
— Благодарю! — крикнул Николай уже на ходу.
Для удобства посетителей пациенты больницы вывешивали на окнах таблички с номером палаты, поэтому Груздеву не составило труда отыскать нужное окно. К счастью, палата оказалась на первом этаже. Он привстал на цыпочки и заглянул внутрь.
В палате стояло восемь коек, по четыре в каждом ряду. Марина Владимировна лежала на второй от двери. Николай подул на замерзшие руки и постучал костяшками по стеклу. К окну подошла женщина в выцветшем светло-зеленом больничном халате.
— Кого? — спросила она.
— Груздеву! — громко прокричал он и показал рукой.
Любимая женщина лежала спиной к нему, вероятно, не ожидала посетителей. Женщина, которая подходила к окну, тронула за плечо Марину и указала на Николая. Та повернулась, увидела знакомое лицо с покрасневшим от мороза носом и вымученно улыбнулась.
— Мне нужно с тобой переговорить! — опять прокричал Николай, отчаянно жестикулируя. Груздева приложила руку к ушам, что означало, что она не слышит.
Тогда та же женщина в зеленом халате влезла на подоконник и открыла форточку. Теперь голос посетителя проникал в палату.
— Мне пока не разрешают вставать, — сказала Марина Владимировна, и стоящая на подоконнике передала ее слова. Парень лишь безнадежно пожал плечами.
— Может, впустим его, девчата? — предложила одна из женщин, наблюдавшая за происходящей картиной. Было ясно, что эти двое неравнодушны друг к другу.
— А вдруг кто-то из медперсонала заглянет? — предостерегла другая.
— Я подежурю в коридоре, — нашлась первая.
— А у меня есть белый халат, — вмешалась в беседу еще одна, доставая его из-под матраса, а та, что на подоконнике, уже распахивала створки окна.
Таким образом уже через минуту Николай в белом халате сидел на краю кровати Марины Владимировны. Но даже отдаленно он не напоминал врача. Груздева взяла его сильную руку в свои нежные ладошки и с чувством обреченности произнесла:
— У меня больше никогда не будет детей. — На нижних веках выступили крупные, прозрачные слезинки.
Он погладил свободной рукой по ее пушистым волосам.
— Глупости, кто мог сказать тебе такое?
Женщины, оставшиеся в палате, скопились в противоположном от них углу, чтобы не мешать влюбленным.
— Врачи… — еле слышно произнесла Марина, всхлипывая. — Он так сильно бил меня по животу ногами.
— Гад! — И губы Николая задрожали от негодования. — Но почему ты не сдала его в милицию?
— Зачем? Все равно вывернется, дружок поможет.
— Недолго моему папаше и твоему муженьку осталось поганить другим жизнь, — произнес он негромко, но четко. Теперь Николай был твердо уверен, что не остановится перед убийством родного отца, от которого, кроме зла, нечего и ожидать. — Сам-то он где?
— На дачу перебрался, в выходные намеревается зайцев погонять.
В это время в помещение влетела женщина, дежурившая в коридоре.
— Обход начался, целый консилиум из врачей, они уже в соседней палате, — скороговоркой выложила она.
Николай на ходу сбросил халат и выпрыгнул в окно, приоткрытое услужливой женщиной в зеленом халате.
Сергей Емельянович и Антон Герасимович отменно и с аппетитом поужинали на даче Груздева и легли спать пораньше, рассчитывая спозаранку отправиться на охоту.
Первым проснулся хозяин дачи и посмотрел на стрелки своих наручных часов, которые были покрыты фосфором и поэтому светились в темноте.
— Половина шестого, — сказал он нарочно громко, чтобы услышал подполковник, но тот не отреагировал. Хозяин дачи повысил голос до предела: — Антон Герасимович!
— В чем дело? — вскочил Глебов и сонными глазами уставился в темноту, слабо различая предметы.
— Пора.
— А-а-а, это ты, — пришел окончательно в себя начальник милиции.
— Я. — И Груздев зажег верхний свет.
Антон Герасимович провел рукой по небритой щеке.
— Побриться успеем?
— Вполне, до рассвета еще пара часов.
— Зачем тогда так рано поднялись?
— Хочу погонять зайцев у дальней посадки, что за Черной горой. Туда хода не менее часа.
— Другое дело, — согласился подполковник, — а то в округе их всех распугали. Носятся кому не лень — горе-охотники. — В руках у него жужжала электробритва, которой он равномерно водил по лицу. — Одеколон есть? — поинтересовался он, когда закончил утреннюю процедуру.
— На камине флакон «Шипра» стоит.
— Спасибо. — Антон Герасимович обильно брызнул на лицо, шею и волосы на голове. Но когда ставил одеколон на место, пузырек выскользнул из рук, ударился о железную решетку и разбился. Благоухающая жидкость залила угли, которые зашипели, и вспыхнула синим пламенем.
— Растяпа, — укорил его Груздев.
— А что, собственно, страшного произошло? Ты все равно перед охотой никогда не бреешься, — оправдал Глебов свою неосторожность.
— Верно, только это вовсе не означает, что мне нельзя одеколониться.
— Извини, забыл о твоей привычке. Но, честное слово, я не хотел.
— Ладно, — махнул рукой Сергей Емельянович.
Далее собирались молча, а через полчаса уже катились на лыжах по полю. Беззвучные, искристые снежинки тихо опускались на ранних путников, а те, которые попадали на лицо, незаметно таяли.
— Погода — прелесть, — заметил Антон Герасимович.
— Ага, — коротко поддержал его спутник. До рассвета они добрались до той лесополосы, вдоль которой намеревались охотиться на зайцев. Сняли с плеч, расчехлили и зарядили ружья.
— Я первый стреляю, — распределил роли начальник городской милиции.
— Все равно промажешь, — своеобразно уступил Сергей Емельянович.
Они двигались по краю посадки, пока не обнаружили свежие заячьи следы. Остановились чуть поодаль в ожидании, потому что у зайцев есть такая особенность: бегать по кругу.
Через некоторое время действительно со стороны поля показался длинноухий. Он со скоростью ветра приближался к засаде. Но, не добежав до охотников, почуял неладное и развернулся. Глебов вскинул ижевское ружье двенадцатого калибра, наспех прицелился и выстрелил, а зверька уже и след простыл.
— Мазила, — только и успел произнести напарник.
Вдруг из лесополосы выскочила рысь и набросилась на Глебова. Сергей Емельянович даже рот раскрыл от изумления.
Николай выследил их и шел навстречу с другой стороны посадки, только скрываясь за прикрытыми снегом деревьями. Он поравнялся с охотниками в тот момент, когда начальник милиции открыл пальбу. Одновременно с выстрелом снял с рыси намордник и расстегнул ошейник. Его удивление было не меньше, чем у отца, когда дикое животное кинулось на Антона Герасимовича.
