Джозефина Тэй - Поющие пески
— Надеюсь, что послезавтра. Самое позднее, в пятницу.
— Ага, тогда он не испортится. Вы не хотели бы, чтобы в таком случае я пришла сюда завтра пораньше?
— Думаю, я уйду до того, как ты придешь. Так что завтра ты можешь встать позже.
— Тинкеру это не понравится, ой, не понравится. Но я управлюсь с покупками до того, как прийти. Так что, будьте осторожны, следите за собой и не переутомляйтесь. Чтобы после вашего возвращения вы не выглядели хуже, чем тогда, когда вы уезжали в Шотландию. Надеюсь, вам будет сопутствовать прекрасная погода.
«На самом деле, прекрасная», — подумал Грант на следующее утро, глядя на панораму Франции. С этой высоты, в это хрустальное утро она выглядела, как украшенная бриллиантами мозаика, обрамленная лазуритом моря. Совсем как произведение Фаберже.[9] Ничего удивительного, что у летчиков в общем-то равнодушное отношение к миру. Что общего имеет мир — его литература, музыка, философия или история — с человеком, который каждый день видит этот мир таким, какой он есть на самом деле: частицей абсурда, сделанного Фаберже?
Вблизи Марсель не был похож на произведение ювелира. Это был обыкновенный, шумный и суетливый город, наполненный нетерпеливыми гудками такси и запахом тухлого кофе. Однако светило солнце, полосатые тенты слегка трепетали под ветром, дующим со Средиземного моря, и мимозы в расточительном количестве демонстрировали свою бледную и драгоценную желтизну. Он считал, что эта картина идеально гармонировала с серо-красными сочетаниями Лондона. Если бы он когда-нибудь разбогател, то он заказал бы одному из самых лучших на свете художников написать для него два полотна: на одном было бы къяроскуро[10] Лондона, а на другом — яркий, решительный блеск Марселя. Или, может быть, это должны были бы сделать два художника. Тот, кто смог бы передать образ Лондона в серый апрельский день, был бы не в состоянии изобразить Марсель в весенний полдень.
Однако он перестал думать о художниках, и в кем погасло всякое желание видеть Марсель, яркий и сверкающий, когда он узнал, что семья Мартэн покинула свой пригород всего лишь неделю назад и уехала в неизвестном направлении. То есть неизвестном для соседей. Прежде чем он с помощью местных властей открыл, что «неизвестное направление» означало всего лишь Тулон, он потерял массу ценного времени. Еще больше времени он потратил на поездку в Тулон и на поиски Мартэнов в людском муравейнике.
В конце концов он их отыскал и выслушал то, что они могли сказать, хотя этого было и немного. Шарль был «плохим мальчиком», — говорили они со всей предубежденностью французов по отношению к тому, кто отрекся от самого главного французского бога: Семьи, которой они поклоняются, как идолу. Он всегда был непослушным и упрямым субъектом, и еще он был (преступление из преступлений во французском понимании) ленив. Совершенно ленив. Он уехал пять лет назад из-за неприятностей с одной девушкой — нет, нет, он всего-навсего пырнул ее ножом — и не потрудился потом им написать. Все эти годы они не получали от него никаких известий, с тем лишь единственным исключением, что каких-нибудь три года назад один приятель наткнулся на него в Порт-Саиде. Этот приятель сказал, что Шарль занимается нелегальной торговлей подержанными автомобилями. Он покупал хлам, немного его подправлял и после его продавал. Он был очень хорошим механиком, он мог бы наладить неплохое дело. У него мог бы быть собственный гараж с рабочими, если бы он не был так ленив. Совершенно ленив. Его лень похожа была на болезнь. О нем больше ничего не было слышно вплоть до того времени, когда их попросили опознать труп.
Грант спросил, нет ли у них фотографии Шарля.
Да, у них есть несколько фотографий, но, разумеется, это старые снимки, в то время он был гораздо моложе.
Ему показали фотографии, и Грант понял, почему на снимке мертвого Билла Кенрика семья узнала Шарля Мартэна. Худой, темноволосый мужчина с четко прорисованными бровями, впалыми щеками и прямыми темными волосами был похож на другого молодого человека в ту минуту, когда вместе с жизнью угасла его личность. По правде говоря, они отличались даже цветом глаз. Ну, что ж, отец Мартэна получает сообщение: ваш сын умер в результате несчастного случая. Очень прошу вас подтвердить его личность. Безутешному отцу показывают бумаги и вещи умершего сына и просят их опознать. Отец воспринимает то, что он видит, а видит он то, что ожидает увидеть. Ему в голову не может прийти вопрос: у того человека были голубые глаза или карие?
В свою очередь, Грант подвергся допросу. Семья Мартэна выпытывала у него, почему он интересуется Шарлем? Может быть, Шарль, несмотря ни на что, оставил какие-нибудь деньги? Может быть, Грант ищет законных наследников?
Нет, Грант хотел найти Шарля, потому что его просил об этом друг Шарля, который был с ним знаком по побережью Персидского залива. Нет, он не знает, чего хочет этот друг. Он думает, что речь шла о каком-то предложении будущей совместной работы.
Согласно мнению, выраженному семьей Мартэна, этому другу повезло, если не дошло до этой совместной работы.
Его угостили арманьяком, кофе и маленькими пирожными с кристалликами сахара сверху и пригласили зайти к ним, когда он опять будет в Тулоне.
Уходя, он спросил, нет ли у них каких-нибудь бумаг сына. Они сказали, что только личные: его письма. По поводу официальных документов никто их не беспокоил. Несомненно, они все еще были у марсельской полиции, которая первая с ними связалась, когда произошел этот несчастный случай.
Грант потерял еще немного времени, чтобы подружиться с сотрудниками марсельской полиции. Он показал им свое удостоверение и попросил одолжить ему документы. Он выпил стаканчик сока и подписал расписку. После этого в пятницу после полудня он сел на самолет в Лондон.
У него еще было два дня. А точнее, один день и воскресенье.
Когда он летел над Францией, она все еще была мозаикой из драгоценных камней. Но Великобритания совершенно исчезла. Кроме знакомых очертаний побережья Западной Европы, не существовало ничего, лишь океан тумана. Земля без знакомого очертания этого уникального острова выглядела очень странно и незавершенно. Допустим, что этого острова никогда и не было — насколько иной выглядела бы тогда история мира. Это было захватывающее размышление. Америка — целиком испанская, как можно предполагать. Французская Индия. Голландская Южная Африка, управляемая фанатичной Церковью. А Австралия? Кто бы открыл и колонизовал Австралию? Голландцы из Южной Африки или испанцы из Америки?
Они погрузились в океан туч, и через секунду Грант опять отыскал Великобританию. Очень грязное и заурядное место для страны, которая изменила историю мира. Непрерывно моросящий дождь капал на эту страну и на ее жителей. Лондон был акварелью, написанной всеми оттенками серого с пятнышками киновари в местах, где отекающие водой автобусы ныряли в туман.
