Она растворилась в воздухе - Уайт Этель
— Конечно, за ним нет никакой двери? — поинтересовался он, попытавшись дернуть раму.
— Посмотрите сами, — предложил майор. — Затянуто намертво, и никаких признаков, что гайки откручивали. Уж можете мне поверить — я лично все осмотрел и проверил.
— Этого недостаточно. Зеркало нужно снять. — Сказав это, Фом был удивлен, заметив облегчение в глазах Кросса, который тут же заявил:
— Майор, вы ведь понимаете, что это необходимо. Этот парень, кажется, знает, что делает. — Кросс крепко схватил руку Фома, как бы выказывая тому свою симпатию, и продолжил: — Я прав, не так ли? Я чужак в этом странном городе, и моя дочь пропала в этом странном доме. Никого из друзей рядом. Никого, кому можно было бы довериться, на кого можно было бы положиться. Это как пытаться проломить лбом стену — я не знаю, что мне делать.
— Работа ведется, — успокаивающе сказал майор. — Я уже позвонил своему подрядчику и попросил его заглянуть. Он скоро будет здесь.
— Скоро? — со злой насмешкой переспросил Кросс. — Прекратите кормить меня обещаниями, здесь все делается в час по чайной ложке. Мы тут теряем время, а что происходит с ней? Вам легко оставаться спокойным, ведь это не ваша, а моя дочь исчезла. Я разнесу этот дом на кирпичики, если мне придется заняться этим лично!
Говоря это, разгневанный отец вцепился в зеркало и попытался оторвать его от стены.
Хотя его работа детективом научила не слишком доверять проявлениям людских эмоций, Фом почувствовал некоторую симпатию к своему клиенту. Недавно на прогулке в одном из парков он потерял любимого пса. Правда, вскоре он смог вернуть его, ведь его профессия позволяла ему бороться с похитителями собак. Но он до сих пор помнил, как болезненно и глухо забилось его сердце, когда кокер-спаниель не ответил на его свист, а вокруг был лишь пугающе пустой газон.
Чтобы дать Кроссу возможность перевести дух, сыщик обратился к майору:
— Кто тот подрядчик, за которым вы послали?
— Человек, который все здесь перестраивал. У него лишь небольшая строительная фирма, но он честный и способный. Его зовут Морган. Чтобы сэкономить время, я велел ему на всякий случай прихватить с собой еще пару рабочих с кирками. — Померой, чтобы успокоить Кросса, последнее предложение произнес с ударением.
— Хорошо. Я посмотрю, приехал ли он.
Радуясь появившемуся предлогу покинуть душную комнату, Фом вышел на лестничную площадку и осмотрелся. Очевидно, верхние этажи здания недавно были отремонтированы — грубые обои цвета пергамента были чистыми. Однако на покрашенной эмалевой краской стене у лестницы было множество царапин, видимо, оставленных при переносе мебели.
Повреждения наводили на мысль, что, несмотря на систему майора, арендаторы у него надолго не задерживались. Сыщик размышлял об этом, когда майор привел ему практическое доказательство своего умения разбираться в людях. — Выйдя из шестнадцатого номера и встав рядом, он быстро зашептал:
— Было бы справедливо предостеречь вас, я не могу ручаться за Кросса, я его совсем не знаю. В ваших интересах будет заранее попросить у него чек.
— Спасибо. Это…
Фом умолк при виде Кросса. Куря сигарету и выпуская уйму дыма, тот стал мерить шагами лестничную площадку, будто был не в силах оставаться на месте. Когда он проходил мимо пятнадцатого номера, его дверь открылась и оттуда прихрамывая вышла брюнетка в слаксах.
С ее появлением в жизни Алана наступил новый период. Он был одним из тех мужчин, которые почитают прошлое волшебным и вспоминают о детстве, как о самой счастливой поре жизни. Хотя он все еще жил в том же самом доме (что ему нравилось), дом этот как-то сжался и изменился в худшую сторону. Еда была уже не так вкусна, как раньше, родители, увы, состарились, а прочие родственники превратились в чуждых ему взрослых и завели собственные семьи. Даже погода, которая раньше казалась ему вечным летом, стала совсем ни к черту.
Среди друзей его детства был садовник — тот самый, на которого походил швейцар Померании Хаус. Но самым драгоценным воспоминанием Фома оставалась темноволосая школьница, которая однажды проводила каникулы в доме по соседству. Она приехала из деревни и приобщила его к новым приключениям, которые придумывала сама.
Он никогда не забывал то волшебное лето и ту девочку, которая научила его разным играм. Он никогда больше ее не видел, но, увидев девушку из пятнадцатого номера, он почувствовал прилив радости, будто вновь встретил подругу детства. Даже зная, что леди в слаксах — это мисс Грин, «маленькая шалунья», по описанию майора, сыщик все равно был очарован ею.
Определенно, мисс Грин была не из застенчивых, ибо на лестничную площадку она вышла, как на сцену. Ее взгляд прошелся по собравшимся мужчинам, как луч прожектора. Когда Фом встретился с ее взглядом, то он, почувствовав в нем какое-то теплое приветствие, подумал, что еще никогда не видел столь привлекательного лица. Даже когда она выработанным на сцене голосом заговорила с Рафаэлем Кроссом, сыщик не стал обвинять ее в дерзости. Он инстинктивно чувствовал, что она воспользовалась редкой возможностью испытать свои способности и завладеть вниманием публики.
— Вы уже нашли свою дочь? — спросила она.
Кросс молча покачал головой. Девушка смотрела с таким сочувствием на Кросса, что Фом вдруг ощутил нелепую зависть к прекрасному телосложению и светлым вьющимся волосам своего клиента.
— Разумеется, нет, — продолжила девушка. — Потому что вы поставили перед следствием не ту задачу. Почему вы не сказали этому парню, — она указала взглядом на Фома, — что потеряно платье эксклюзивной модели? О девушке, на которой оно было надето, упоминать вообще не стоило. Это только ослабляет обвинение… Неужели вы не понимаете, что поиск человека это гораздо меньший стимул? Ведь все законы направлены на защиту имущества.
— Не слишком ли это большое преувеличение? — возмутился майор.
— Я думаю это скорее преуменьшение, — невозмутимо заявила девушка. — По закону воровство карается тюремным заключением, а жестокость по отношению к человеку — часто всего лишь денежным штрафом. Если бы я вас убила, пресса сделала бы из меня народную героиню. Меня бы назвали красивой молодой брюнеткой. Но если я стащу у вас печать, меня посадят в тюрьму, а газеты опишут меня как «юную особу» не заслуживающую сочувствия. Ведь печати являются собственностью, а собственность священна.
— Но зачем вы все обо мне да обо мне? — снисходительно заметил майор. — Кстати, это мистер Фом. Вероятно, он захочет расспросить вас о… — домовладелец не окончил фразы из уважения к чувствам Кросса и вместо этого представил девушку.
— Это мисс Грин, арендатор номера пятнадцать.
— Виола Грин, — добавила девушка. — На съемках меня называют «Грини». Прекрасное короткое имя; оно не наводит вас на мысли о нежном молодом салате?
— Нет, — ответил Фом. — Скорее о незрелых яблоках.
Он был исполнен решимости сохранять беспристрастность несмотря на шарм Виолы. И чувствуя, что все больше попадает под ее обаяние, желая прервать это хотя бы на время, Фом обернулся к майору с предложением:
— Пока мы ждем подрядчика, быть может, я немного поговорю с мисс Пауэр? Ничего особенного, обычная рутина.
— Вы найдете ее у себя, — заметила несгибаемая Виола. — Пауэр — леди. Она только выглядывает из-за шторы, в то время как я выбегаю на улицу, чтобы посмотреть на аварию. И она невероятно богата. У нее есть все эти необходимые кастрюльки и сковородки. Я знаю, потому что я брала их у нее на время.
Когда мисс Пауэр открыла дверь семнадцатого номера в ответ на звонок майора, Фом с первого взгляда составил свое мнение о ней — дочь деревенского священника.
Ей было примерно двадцать семь, возможно, меньше. Грубоватые черты ее лица и его решительное выражение говорили о сильном характере. Насколько было заметно, она не пудрилась и не пользовалась губной помадой. Ее густые светлые волосы были зачесаны назад и собраны в небольшой узел на затылке. На ней был строгий твидовый костюм в сине-зеленую крапинку с юбкой по щиколотку, спортивные чулки и прочные ботинки.