Артур Дойль - Изумрудная диадема
— Да, и она же прислуживала в гостинной и могла слышать то, что дядя рассказывал о диадеме.
— Понимаю. Вы хотите сказать, что она могла выходить для того, чтобы рассказать все своему возлюбленному и что они оба совершили покражу.
— Да что толку во всех этих предположениях, — с нетерпением крикнул банкир, — когда я вам говорю, что видел своими глазами Артура с диадемой в руках?
— Подождите, мистер Хольдер. Мы еще вернемся к этому. Итак относительно этой девушки, мисс Хольдер: вы видели, как она вернулась через кухню?
— Да, когда я пошла посмотреть, заперта ли дверь на ночь, я в полумраке увидела и его.
— Вы его знаете?
— О, да! Это зеленщик, который разносит овощи по всему кварталу. Его зовут Френсис Проспер.
— Он стоял, — продолжал Хольмс, — влево от двери, т. е. немного поодаль на дороге?
— Да.
— И у него деревянная нога?
Что-то вроде испуга пробежало в прекрасных черных глазах молодой девушки.
— Вы точно колдун, — сказала она. — Как вы это узнали?
Она улыбалась, но на внимательном лице Хольмса не было ответной улыбки.
— Я очень желал бы пойти теперь наверх, — сказал он. — Мне, по всей вероятности, понадобится опять выйти из дома. Но, может быть, лучше будет осмотреть сначала окна внизу.
Он медленно прошел от одного окна к другому, но остановился только у самого большого, выходящего на аллею, ведущую к конюшням. Он отворил его и стал тщательно осматривать с помощью своего сильного увеличительного стекла.
— Теперь пойдемте наверх, — сказал он наконец.
Кабинетом банкира была небольшая, просто меблированная комната с серым ковром, большим письменным столом и длинным зеркалом. Хольмс прежде всего подошел к столу и тщательно осмотрел замок.
— Каким ключом отперли его? — спросил он.
— Тем, на который указал мой сын, ключом от буфета.
— Где он?
— Вот он на умывальнике.
Шерлок Хольмс взял его и отпер столь.
— Это бесшумный ключ, — сказал он, — неудивительно, что он не разбудил вас. В этом ящике, вероятно, находится диадема. Надо ее осмотреть.
Он открыл ящик и, вынув из него диадему, положил ее на стол. Это был прекрасный образчик ювелирного искусства, и оставшиеся тридцать шесть камней были самые чудные, какие я когда-либо видел. На одной стороне диадемы был отломан зубец с тремя камнями.
— Видите, мистер Хольдер, — сказал Хольмс, — вот зубец, соответствующий тому, который был отломан. Могу я вас попросить отломить его?
Банкир с ужасом отступил.
— Даже и во сне я не попробовал бы этого, — сказал он.
— Ну, так я это сделаю. — Хольмс изо всех сил стал пытаться отломить зубец, но безуспешно. — Я чувствую, что они. немного подаются, — сказал он, — но хотя у меня в пальцах замечательная сила, я бы долго мог провозиться с этим. Человек с обыкновенной силой этого не сделает. Теперь, как вы думаете, мистер Хольдер, что бы произошло, если бы сломал его? Раздался бы звук, подобный пистолетному выстрелу. Можно, следовательно, допустить, чтобы все это случилось в нескольких шагах от вашей постели и вы бы ничего не слыхали?
— Я не знаю, что и думать. Здесь все темно.
— Ну, может быть скоро сделается светлее.
— Как вы думаете, мисс Хольдер?
— Признаюсь, что я в таком же недоумении, как и мой дядя.
— На вашем сыне не было башмаков или туфлей, когда вы увидели его?
— На нем ничего не было, кроме рубашки и панталон.
— Прекрасно. В этом случае обстоятельства как нельзя больше благоприятствуют нашему расследованию, и если мы ничего не добьемся, то это будет уже наша вина. С вашего позволения, мистер Хольдер, теперь я буду продолжать мой осмотр вне дома.
Он, по собственному желанию, отправился один, говоря, что лишние следы только затруднят его задачу. Более часу был он на дворе, затем вернулся с комками снега на ногах, но с непроницаемым лицом.
— Мне кажется, я видел теперь все, что мне надо было видеть, мистер Хольдер, — сказал он, — и я могу быть вам более полезен у себя дома.
— Но камни, мистер Хольмс? Где же они?
— Этого я не могу сказать.
Банкир заломил руки.
— Я никогда, никогда не увижу их больше! — воскликнул он. — А сын мой? вы продолжаете давать мне надежды относительно его?
— Мое, мнение нисколько не изменилось.
— Господи! так что же это за темные силы действовали в моем доме прошлую ночь?
— Если вы придете ко мне завтра утром, между девятью и десятью часами утра, я сделаю все, что могу, чтобы разъяснить это дело. Но необходимо, чтобы вы дали carte blanche действовать от вашего имени и что, в случае я найду камни, вы не ограничиваете суммы, которая мне может понадобиться.
— Я готов отдать мое состояние за них.
— Прекрасно. Итак прощайте; очень возможно, что мне придется вернуться сюда еще сегодня.
Я видел ясно, что мой приятель составил себе совершенно определенное мнение о деле, но каково оно было, этого я не мог себе даже и представить. Несколько раз, возвращаясь домой, я заговаривал с ним об этом; но он отвечал уклончиво и переводил разговор на другой предмет.
Не было еще и трех часов, когда мы вернулись домой. Он пошел в свою комнату и через несколько минут явился одетым совершенным бродягой. С поднятым кверху воротником, в засаленном сюртуке с красным галстухом и в разношенных сапогах, он был неузнаваем.
— Кажстся, что так будет хорошо, — сказал он, смотрясь в зеркало над камином. — Я бы желал взять вас с собой, Ватсон, но боюсь, что это невозможно. Надеюсь вернуться скоро.
Он отрезал ломтик говядины, стоящей на боковом столике около буфета, положил его между двумя кусками хлеба и, сунув в карман этот скудный обед, отправился в свою экспедицию. Я только что кончил пить чай, когда он вернулся, очевидно, весьма довольный и раскачивая в руке старую ботинку с хлыстиком.
— Я только заглянул, куда следует, — сказал он, — и сейчас пойду опять.
— Куда?
— О! на другую сторону Вест-Энда и не скоро вернусь. Не ждите меня и ложитесь спать, если я запоздаю.
— Ну, как же идут ваши дела?
— Ничего, жаловаться нельзя. Я был еще раз в Стритгеме, но в дом не входил. Это очень нежный маленький роман, и я очень рад, что познакомился с ним. Однако, что же я сижу и болтаю. Я должен снять с себя это тряпье и возвратить себе мой прежний высокопочтенный облик.
По его манере я видел, что он очень доволен. Глаза его блестели, а на бледных щеках горел необычный румянец. Он побежал наверх, и через несколько минут уже входная дверь хлопнула, что означало, что он снова ушел. Я подождал до полуночи, но так как он не возвращался, то я и ушел в свою комнату. Он нередко по целым дням и ночам не приходил домой, когда занят был каким-нибудь интересным следствием, поэтому его отсутствие меня не удивляло и не беспокоило. Не знаю, в котором часу он вернулся, но когда я на другое утро сошел к завтраку, он уже сидел с чашкой кофе в одной руке и газетой в другой, свежий и бодрый, как никогда.
