Жорж Сименон - Мегрэ и убийца
— Да… Мне хотелось бы, чтобы его поместили в отдельную палату… Прекрасно знаю, что он умер. Но это не основание заставлять родителей ходить по подвалам. Через час-другой они приедут. После их посещения тело увезут в Институт судебно-медицинской экспертизы… Да. Можете не бояться: родители заплатят… Ну, конечно… Они заполнят все, что вам нужно.
Он уселся напротив жены, съел два рогалика и выпил еще чашку кофе, рассеянно глядя на улицу. Низкие тучи по-прежнему бежали по небу, но у них уже не было того противоестественного оттенка, что накануне. Все еще сильный ветер раскачивал ветви деревьев.
— У тебя уже есть какие-нибудь соображения насчет…
— Ты же знаешь, у меня никогда не бывает соображений.
— Я знаю также, что если они и бывают, ты все равно о них не рассказываешь. Ты не находишь, что Пардон плохо выглядит?
— Тебя это тоже удивило? Он не только устал, но и пал духом. Вчера наговорил о своей профессии такого, чего раньше я от него никогда не слышал.
В девять Мегрэ из своего кабинета соединился с комиссариатом XI округа.
— Говорит Мегрэ. Это вы, Лувель? — узнал он по голосу.
— Вы, видимо, насчет магнитофона?
— Да. Он у вас?
— Демари подобрал его и принес сюда. Я боялся, что дождь повредил аппарат, но он работает. Непонятно, зачем мальчишка записывал все эти разговоры.
— Можете прислать его мне сегодня утром?
— Вместе с донесением, которое допечатают через несколько минут.
Почта. Циркуляры. Вчера вечером он не сказал Пардону, что тоже подавлен лавиной административных бумаг.
Потом он отправился в кабинет начальника на доклад. В нескольких словах рассказал о том, что произошло накануне, поскольку Жерар Батийль был человек известный, и дело могло вызвать много шума. Действительно, возвращаясь к себе в кабинет, комиссар наткнулся на группу журналистов и фотографов.
— Вы в самом деле почти присутствовали при убийстве?
— Просто я достаточно быстро прибыл на место преступления, потому что находился неподалеку.
— Этот парень, Антуан Батийль, в самом деле сын фабриканта косметики?
Откуда прессе все известно? Неужели слухи просочились из комиссариата?
— Привратница утверждает…
— Какая привратница?
— С набережной Анжу.
Мегрэ ее даже не видел. Не назвал ей ни своего имени, ни должности. Проболталась, разумеется, горничная.
— Родителям сообщили вы?
— Да.
— Как они реагировали?
— Как люди, узнавшие, что их сына только что убили.
— Они кого-нибудь подозревают?
— Нет — Не думаете ли вы, что это дело может оказаться политическим?
— Наверняка нет — Тогда любовная история?
— Не думаю.
— У него ведь ничего не взяли, правда?
— Нет.
— Ну так что же?
— Ничего, господа. Расследование только началось; когда будут результаты, я вам сообщу.
— Вы видели дочку?
— Какую дочку?
— Мину, дочку Батийля. Ее, кажется, хорошо знают в определенных кругах…
— Нет, я ее не видел.
— Она водится со всякими шалопаями…
— Спасибо, что сказали, но речь идет не о ней.
— Как знать, не правда ли?
Раздвинув журналистов, комиссар толкнул дверь в кабинет и закрыл ее за собой. Постоял у окна, набил трубку и открыл дверь в инспекторскую. Собрались еще не все. Одни звонили по телефону, другие печатали донесения.
— Занят, Жанвье?
— Допечатаю еще две строчки и все, шеф.
— Потом зайди ко мне.
В ожидании Жанвье Мегрэ позвонил судебно-медицинскому эксперту, сменившему его старого друга доктора Поля.
— Вам привезут его днем. Это срочно, да, и не столько потому, что я жду результатов вскрытия, сколько из-за нетерпения его родителей. По возможности, не очень его уродуйте. Да… Вот именно… Вы все правильно понимаете. Перед гробом пройдет почти целый справочник «Весь Париж». У меня в коридоре уже толкутся журналисты.
Прежде всего нужно съездить на улицу Попенкур. Накануне Джино Пальятти успел рассказать немного, а его жене и рта не удалось раскрыть. Потом есть некий Жюль и трое других картежников. Кроме того, Мегрэ вспомнил старушку, силуэт которой заметил в окне.
— В чем дело, шеф? — спросил Жанвье, входя в кабинет.
— Есть во дворе свободная машина?
— Надеюсь.
— Отвезешь меня на улицу Попенкур. Это недалеко от улицы Шмен-Вер. Я покажу.
Жена была права — Мегрэ заметил это, ожидая во дворе машину: холодно, как в декабре.
Глава 2
Мегрэ понимал: Жанвье несколько удивлен, что комиссар придает этому делу такое значение. Каждую ночь в Париже регистрировались случаи поножовщины, в основном в густонаселенных кварталах, и при обычных обстоятельствах газеты посвятили бы трагедии на улице Попенкур лишь несколько строк в рубрике «Происшествия».
«Вооруженное нападение. Вчера около половины одиннадцатого вечера, на улице Попенкур, Антуан Б., студент, 21 года, получил несколько ножевых ранений. Вероятно, попытка ограбления; чета торговцев из этого квартала своим появлением помешала грабителю. Антуан Б, скончался вскоре после того, как его привезли в больницу Сент-Антуан».
Только вот фамилия Антуана Б. — Батийль, и жил он на набережной Анжу. Отец его был известной личностью, упоминался во «Всем Париже», а духи «Милена» знали практически все.
Маленькая черная машина уголовной полиции пересекла площадь Республики, и Мегрэ очутился у себя в квартале — лабиринте узких, густонаселенных улочек между бульварами Вольтер с одной стороны и Ришар-Ленуар — с другой. Они с г-жой Мегрэ шагали по этим улочкам всякий раз, когда отправлялись обедать к Пардонам, а на улицу Шмен-Вер г-жа Мегрэ часто ходила за покупками. Именно у Джино, как они запросто его называли, она покупала не только пироги, но и болонскую колбасу, миланский окорок и оливковое масло в больших золотистых жестяных банках. Лавки в квартале были тесные, узкие, полутемные. В этот день над городом низко нависли тучи, и почти везде горело электричество; в его свете лица казались восковыми.
Множество старух. Множество немолодых одиноких мужчин с корзинами для провизии в руках. В выражении лиц — покорность судьбе. Кое-кто иногда останавливается и подносит руку к сердцу, ожидая, когда пройдет спазм. Женщины всех национальностей: на руках младенец, за платье держится мальчик или девочка.
— Останови здесь и пойдем.
Они начали с Пальятти. Лючия обслуживала троих покупателей.
— Муж в задней комнате. Вон в ту дверь. Джино готовил равиоли на длинной мраморной доске, посыпанной мукой.
— А, комиссар! Я так и думал, что вы зайдете. — Голос у него звонкий, на лице — непринужденная улыбка. — Это правда, что бедняга умер?
