Джон Карр - Загадка Красной вдовы
Ха! Конечно же я не стал переворачивать собственную тележку с яблоками. А вы бы как поступили? До недавнего времени я запрещал себе думать об этой комнате. И тут начали сносить старый Мейфэр – может, и к лучшему. Ловкачи скупают всю землю в округе. Собираются понастроить здесь высоток и кинотеатров. Заметили, наверное? Для меня этот дом – одно разорение. Он никому не нравится, кроме Изабеллы и Гая, а я плачу за него такие налоги, что мог бы купить остров где-нибудь на пересечении торговых путей. Компания «Крест билдинг девелопмент» за одну землю предложила мне двадцать тысяч чистыми. Я подписал контракт. Через неделю дом начнут сносить, так что я вправе открыть комнату Синей Бороды.
Он наклонился, взявшись руками за край, будто собирался толкнуть стол вперед, и пристально посмотрел на Терлейна.
– А теперь позвольте задать вам вопрос. Вы слышали о моем отце. Как по-вашему, старый пройдоха Мантлинг был суеверным человеком?
– Я не был знаком с ним лично, поэтому…
– Тогда я вам сам скажу. Не был, – сказал сын старого лорда Мантлинга с коротким лающим смешком. – Верно, Джордж? – Он оглянулся на Джорджа, и баронет кивнул. – Более твердокаменного куска здравого смысла я в жизни не встречал. Но в это он верил. А мой дед? Он стоял у истоков финансового благополучия нашей семьи. Во время – как там вы ее называете? – промышленной революции он выжал все соки из трущоб Манчестера. Он не только верил; он умер в той комнате – так же как остальные. Именно поэтому мой папаша ее и запечатал. Это я вам для того рассказываю, чтобы вы забыли обо всякой ерунде вроде проклятия или призраков. Никаким проклятием тут и не пахнет. В той комнате люди по-настоящему, без дураков, умирали – а может, и еще умрут. Еще стаканчик хереса?
Терлейн использовал долгую паузу, во время которой Мантлинг добирался до графина, для того, чтобы обменяться взглядами с сэром Джорджем. Тишина нарушалась только сопением Мантлинга. Терлейн тихо спросил:
– От чего они умирали?
Мантлинг заворчал:
– От яда, друг мой. Никакого сомнения. Так-то. Один докторишка утверждал, будто от страха, но это полная чушь. Яд – в мебели или в чем-то еще. – Он говорил яростно, будто убеждая самого себя, и, замолчав, резко сунул стаканы Терлейну и сэру Джорджу. Со стороны могло показаться, что он не подает гостям напитки, а хлещет кого-то кнутом. – Я не собираюсь устраивать охоту за привидениями. Вопрос чисто научный, уверяю вас. Яд – как в тех кольцах, которые я видел в итальянских музеях. Ну, вы знаете. Человек надевает кольцо; здоровается с вами за руку; отравленный шип вонзается вам в палец… – Он махнул рукой.
– Да, – кивнул Терлейн. – Но у меня была возможность убедиться в том, что большинство легенд об отравленных кольцах эпохи Возрождения либо полностью выдуманы, либо искажены до неузнаваемости. Я знаю, что anello della morte, «кольцо смерти», существует; я видел несколько таких колец во флорентийском музее. Но…
– Это не выдумка, – вмешался сэр Джордж, – и не преувеличение. Просто сейчас так модно: отрицать исторические факты безо всяких доказательств или даже против всяких доказательств. В последнее время наши бедолаги историки приобрели скверную привычку наделять всеми мыслимыми пороками тех, кто раньше считался образцом добродетели, и, наоборот, приписывать благородные черты самым отъявленным злодеям прошлого. Они не допускают и мысли, что достоверное научное знание может появиться откуда-нибудь, кроме их всезнающих голов… Я помню, как один такой ученый безапелляционно утверждал, что Борджиа травили своих недругов только белым мышьяком – других ядов они якобы не знали. Я посоветовал ему поехать и посмотреть сохранившиеся до наших дней музейные экспонаты. Если Борджиа не знали и не использовали ничего, кроме белого мышьяка, то зачем им вообще были нужны отравляющие кольца? Мышьяк действует не через систему кровообращения. При попадании в кровь – посредством укола ядовитым шипом, спрятанным в кольце или, предположим, в шкатулке, – он не более опасен, чем обыкновенная соль. В то же время anello della morte старше, чем сама Венеция. С помощью одного из таких колец умертвил себя Ганнибал. И Демосфен. Это все признанные официальной историей факты.
– Ну и что из этого следует? – требовательно спросил Мантлинг.
Сэр Джордж нетерпеливым жестом потер лоб.
– Я не ставлю под сомнение возможность существования сильного яда, действующего через систему кровообращения. Я говорю только, что такого яда не могло быть в той комнате. Ты же говорил мне, что твой отец…
– До отца мы еще дойдем, – сказал Мантлинг. Он определенно любил находиться в центре внимания. – А пока я, с твоего позволения, продолжу. Давайте взглянем на дело с прагматической точки зрения. Этот дом, как я уже говорил, был построен в 1751 году моим многоуважаемым предком Чарльзом Бриксгемом. В течение сорока с чем-то лет в той комнате ничего странного не происходило. Говорят, старик устроил в ней рабочий кабинет. Идем дальше. В 1793 году его сын Чарльз вернулся из Франции с женой-француженкой. Жена привезла с собой целый караван старинной французской мебели. Пологи для кроватей, гардины, шкафы, зеркала – резьба, позолота, вышивка и прочее. Все, что нужно молодой девушке на чужбине. Это была ее комната. Но умер в ней он. Он стал первой жертвой. Однажды утром – кажется, в 1803 году – его нашли там с почерневшим лицом…
– Простите, что перебиваю, – сказал Терлейн, внимательно изучая лицо Мантлинга. – Комната использовалась в качестве спальни?
Он никак не ожидал, что его слова вызовут такую ответную реакцию: лицо Мантлинга враз отяжелело, стало уродливым, на нем остро проступили морщины; Терлейн вновь услышал, как его дыхание запнулось, затем выровнялось и стало слышимым, затрудненным.
– Да, комната использовалась в качестве спальни, – сказал Мантлинг, беря себя в руки и будто с усилием отбрасывая подальше какую-то мысль. – Там стоял… большой стол с несколькими креслами, – он бросил быстрый взгляд на своего гостя, – но это была спальня. Да. А почему вы спрашиваете?
– Его жена пострадала?
– Нет. Она скончалась за год до его смерти. От болезни или еще от чего-нибудь, но не от яда. Комната убила еще трех человек. Чарльз-младший – тот, первый покойник – оставил двоих детей – близнецов, мальчика и девочку. Дочь умерла накануне своей свадьбы, в двадцатых годах девятнадцатого века. В той же комнате, при схожих обстоятельствах. Ее смерть и стала началом легенды.
– Погодите-ка, – вмешался сэр Джордж, – между теми двумя смертями в комнате кто-нибудь жил?
– Нет. Это был каприз… черт возьми, я не знаю! Спроси Гая. Она была первой, кто захотел там спать после смерти ее отца. Меньше чем через два часа после того, как она уединилась в комнате, к ней зашла служанка – или, может, кто-нибудь другой – и нашла ее мертвую. Начались кривотолки; поговаривали о проклятии и подобной ерунде. Комнату заперли; в ней никто не жил до тех пор, пока один французский коммерсант не приехал по делам к моему деду и не настоял на том, чтобы провести в ней ночь. Ха! Да он даже до постели не добрался. На следующее утро его нашли мертвого возле камина. Я точно помню, в каком году это произошло, потому что в том же году началась Франко-прусская война. 1870-й. Спустя шесть лет дед сам решил переночевать в зловещей комнате. Он сказал, что ему надо проверить одну теорию. Но он тоже умер. Отец рассказывал: все слышали, как он пытался звать на помощь. Он сотрясался в конвульсиях и все пытался указать на что-то, но уже не мог вымолвить ни слова.
