Артур Дойль - Морской договор
— О, тайну! — ответил он, вздрогнув и как бы возвращаясь к прозе жизни. — Было бы нелепым отрицать, что дело чрезвычайно трудное и сложное, но обещаю вам хорошенько заняться им и сообщить все обстоятельства, которые обратят на себя мое внимание.
— Видите ли вы какую либо нить?
— Вы дали мне целых семь, но конечно, мне нужно испробовать их прежде, чем решить, пригодны ли они.
— Вы подозреваете кого-нибудь?
— Самого себя…
— Как? Что это значит?
— Подозреваю самого себя в том, что вывел заключения слишком поспешно.
— Так отправляйтесь в Лондон и проверьте ваши заключения.
— Превосходный совет, мисс Гаррисон, — сказал Холмс, вставая. — Я думаю, Ватсон, это лучшее, что мы можем сделать. Не предавайтесь ложным надеждам, м-р Фельпс. Дело очень запутанное.
— Я буду ожидать вас с лихорадочным нетерпением, — ответил молодой человек.
— Хорошо, я приеду завтра утром с тем же поездом, хотя, по всем вероятиям, не сообщу вам ничего нового.
— Да благословит вас Бог за это обещание, — воскликнул. больной, — я оживаю при мысли, что возможно что-нибудь сделать. Между прочим, я получил письмо от лорда Хольдхёрста.
— Aral Что же он пишет?
— Письмо холодное, но не резкое. Я думаю, от резкости его удержала моя серьезная болезнь. Он повторяет, что дело чрезвычайно важное, и прибавляет, что ничего не будет предпринято относительно моей будущности — под этими словами он, конечно, подразумевает отставку, — пока я не понравлюсь и мне не представится возможность исправить беду.
— Ну, это разумно и деликатно, — сказал Холмс. — Идем, Ватсон. В городе нам предстоит много дела.
М-р Джозеф Гаррисон отвез нас на станцию, и скоро мы уже неслись в портсмутском поезде.
— Очень весело въезжать в Лондон по одной из этих линий, которые проходят так высоко, и откуда вам открывается вид на дома, подобные этому.
Я думал, что он шутит, потому что вид был довольно мрачный, но он скоро объяснил свою мысль.
— Посмотрите на эти большие, отдельные группы построек, возвышающиеся над сланцевыми крышами, как кирпичные острова среди моря свинцового света.
— Школьные здания.
— Маяки, мой милый! Светильники будущего! Семенные коробочки с сотнями светлых зернышек в каждой, из которых выйдет будущее, лучшее, более умное поколение Англии. Как вы думаете, этот Фельпс не пьет?
— Думаю, что нет.
— И я полагаю то же. Но следует допускать всякие предположения. Бедняга попал в сильную передрягу, и еще вопрос, удастся ли нам выручить его. Что вы думаете о мисс Гаррисон?
— Девушка с сильным характером.
— Да, но порядочная, или я сильно ошибаюсь. Она и ее брат — единственные дети железного фабриканта, где-то около Нортумбэрленда. Фельпс сделал ей предложение, стал ее женихом во время путешествия в прошлом году, и она приехала сюда, в сопровождении брата, чтобы познакомиться с своими будущими родными. Тут произошла катастрофа, и она осталась ухаживать за своим возлюбленным. Брату Джозефу понравилось здесь, и он также остался. Как видите, я навел уже несколько справок. Но сегодняшний день весь должен быть посвящен справкам.
— Моя практика… — начал я.
— О, если ваши дела интереснее моих… — возразил Холмс несколько резко.
— Я хотел только сказать, что моя практика может обойтись без меня день-другой — теперь ведь самое тихое время года.
— Превосходно, — сказал Холмс. Хорошее расположение духа вернулось к нему. — Ну, так мы вместе займемся делом. Я думаю, прежде всего нам нужно повидаться с Форбсом. Он, вероятно, расскажет нам все необходимые подробности так, что мы будем знать, как подойти к делу.
— Вы сказали, что нашли нить.
— Даже несколько; но пригодности их мы можем испытать только путем новых справок. Труднее всего выследить преступление, цель которого неизвестна. Нельзя сказать этого про данное преступление. Кому оно может быть полезно? Французскому посланнику, русскому, тому, кто может продать бумаги одному из них, и, наконец, лорду Хольдхёрсту.
— Лорду Хольдхёрсту?
— Ведь возможно допустить, что государственный деятель может быть в таком положении, что случайное исчезновение подобного документа не особенно огорчило бы его.
— Только не человек такой безупречной репутации, как лорд Хольдхёрст.
— Однако нам нельзя не принять этого во внимание. Мы сегодня повидаемся с благородным лордом и увидим, не скажет ли он нам чего-нибудь. А пока я уже навожу справки.
— Уже наводите?
— Да, со станции Уокинг я телеграфировал во все вечерние лондонские газеты. Вот какое объявление появится в них.
Он передал мне листок бумаги, вырванной из записной книжки. На нем было написано карандашем:
«10 фунтов награды тому, кто сообщит номер кэба, привезшего седока к подъезду министерства иностранных дел или неподалеку от него 23-мая в три четверти десятого вечера. Дать знать 221, улица Бэкер».
— Вы уверены, что вор приехал в кэбе?
— Если и не в кэбе — неважность. Но если м-р Фельпс не ошибается, говоря, что в комнате негде скрыться, то вор должен был прийти извне. Если он пришел в такую сырую ночь и не оставил следов на линолеуме, который осматривали через несколько минут после происшествия, то весьма вероятно, что он приехал в кэбе. Да, мне кажется, что мы смело можем остановиться на кэбе.
— Это возможно.
— Вот одна из тех нитей, о которых я говорил. Она может довести нас до чего-нибудь. А затем колокольчик… главнейшая особенность дела. Отчего зазвонил колокольчик? Может быть, вор дернул его, бравирая опасность? Или, может быть, кто-нибудь бывший с вором дернул звонок, чтобы предупредить преступление. Была ли это простая случайность? Или…
Холмс снова погрузился в глубокое, безмолвное раздумье, но мне, привыкшему ко всем его настроениям, показалось, что в его уме возникла внезапно новая догадка.
Было двадцать минут четвертого, когда мы приехали на вокзал и, наскоро позавтракав в буфете, отправились в «Scotland Yard». Холмс уже телеграфировал Форбсу, и он ожидал нас. Это был маленький человек с проницательным, но вовсе не любезным выражением лисьего лица. Он встретил нас холодно и стал еще холоднее, когда услышал причину нашего посещения.
— Слышал я о вашем способе вести дела, м-р Холмс, — колко проговорил он. — Пользуетесь всеми данными, добытыми полицией, а потом стараетесь окончить дело сами, набросив тень на тех, которые начали розыски.
— Напротив, — возразил Холмс. — Из пятидесяти трех моих последних дел мое имя упоминается только в четырех, а в сорока девяти остальных вся честь принадлежит полиции. Я не виню вас в том, что это неизвестно вам: вы молоды и неопытны; но если желаете достигнуть успеха в вашей новой деятельности, то вам следует работать со мной, а не против меня.
