Эрл Гарднер - Смерть таится в рукаве
— И тогда вы уехали в Китай, — тихо произнесла она.
— Да, я уехал в Китай, — согласился Терри. — На следующий же день. И никому не оставил своего адреса. Я сделал это умышленно, чтобы таким образом раз и навсегда покончить с тем, что было.
— А через шесть месяцев умер Боб… потом пришло сообщение о вашей гибели, я никогда не могла поверить в то, что вы тоже умерли. Многие годы на столике около моей кровати стояла ваша фотография. Вы были всегда со мной… смотрели на меня… Когда я ложилась спать и когда просыпалась.
— Боб умер, так ни о чем и не узнав? — спросил он. Она кивнула и задумчиво сказала:
— Это было семь лет назад. Да, Терри, с тех пор, как вы уехали, прошло ровно семь лет.
— И вот я вернулся, Альма.
Голос Альмы задрожал, но она мужественно взяла себя в руки и продолжала:
— Нет, Терри, вы не вернулись. Зачем притворяться? Тот Терри, который уехал тогда, не вернулся, да и не мог вернуться, потому что был таким странным, нереальным. Он любил жену своего друга — и вот отправился в добровольное изгнание. И никогда уже больше не возвращался обратно. Вернулся другой Терри. Годы сделали его другим, с годами изменилась и я.
Итак, Терри, вы уехали. Вы любили меня, я любила вас. Но мне казалось тогда, что моя главная обязанность состоит в том, чтобы быть верной супругой. Вы же хотели остаться верным другом. Поэтому я боролась со своим чувством к вам, а вы боролись со своим чувством ко мне. Факт тем не менее есть факт — вы взяли и уехали. Потом Боб умер. Все свои силы я отдала карьере. Вы же свои силы направили на то, чтобы все забыть. Вы стали искателем приключений, а я стала обыкновенной труженицей… Нет, нет, Терри, не перебивайте меня, я знаю, что говорю. Я обыкновенная труженица. Я раба успеха. Вы сказали однажды, что в этом мире за все нужно платить и что цена успеха всегда выше той, которую человек готов заплатить за него. В некотором смысле вы правы, и это в вас самая плохая черта: вы всегда правы. — Она вздохнула и продолжала: — Когда вы вернулись, вы были уже другим Терри, привыкшим к приключениям, стремящимся к новым, острым ощущениям. И этот другой Терри встретил уже другую Альму, достигшую большого успеха. Некоторые даже считают ее знаменитой. Многие годы я подавляла в себе естественные чувства и желания. Все свои силы я сосредоточила на стремлении к успеху, я добилась его, но в погоне за ним я утратила способность смеяться, жить и любить. Умом я этого не понимала, но подсознательно чувствовала. Вот почему я потворствовала Синтии в ее милых забавах. Мне нравилось смотреть, как она наслаждается жизнью, но это еще не все: во мне, Терри, развился комплекс страдалицы или что-то вроде этого. Я стала думать о том, что девушки, подобные Синтии, милые, легкомысленные, без труда завоевывающие сердца мужчин, могут запросто играть с жизнью и не бояться обжечь при этом свои нежные пальчики, но что за их спиной всегда должна быть какая-то женщина с материнским инстинктом, которая наблюдает за ними и всячески пытается оградить их от ударов судьбы.
Терри поднялся с кресла и пристально посмотрел на Альму:
— Альма, вы несправедливы, несправедливы по отношению к самой себе и…
— Не надо, Терри, — не дала договорить ему Альма. — Не перебивайте меня. Я начала говорить и хочу договорить до конца. Вы вернулись, Терри Клейн, — путешественник, искатель приключений. Вы побывали в далеких странах, видели много разных людей, пережили столько всяких приключений, вы пристрастились к экзотике, новизне и остроте впечатлений. И вот вы встретили Альму Рентон, серьезную художницу, стремительно завоевывающую международное признание. Вы встретили также Синтию, веселую, беспечную игрунью, которая, однако, обладает достаточно развитым чувством меры и ответственности, чтобы не выходить за рамки благопристойности, которая смеется над жизнью, потому что всеми силами души отказывается быть раздавленной ею. Она не может не привлечь искателя приключений. Но вы по-прежнему верны, Терри, не мне, но памяти о нашей любви. Я все еще люблю вас, но еще больше я люблю свою карьеру. Я слишком усердна и методична в своих стремлениях, чтобы, подобно Синтии, привлечь вас. Я думаю, строю планы и упорным трудом стремлюсь к их осуществлению, тогда как Синтия живет, смеется и любит. Я пришла сказать вам, Терри, вот что: перестаньте бороться с самим собой. Я не автомат, я женщина. Я хочу иметь свой дом, свой сад. Хочу заниматься приготовлением пищи. Хочу мужа, детей. Но я знаю, Терри, что всего этого у меня никогда не будет. Слишком много времени и сил я посвятила стремлению достичь совершенства в моем творчестве. И вот оно, мое творчество, стало больше, чем я сама, чем женщина во мне, больше, чем материнский инстинкт, больше, чем все остальное в жизни.
Она замолчала. В комнате на долгое время воцарилась тишина. Затем Терри задумчиво произнес:
— Так что же вы все-таки хотите сказать мне?
— Я хочу, — ответила она, — чтобы между вами и Синтией не стояло то, что вы ошибочно принимаете за свою верность мне.
— Я что-то не понимаю. Вы говорите от своего имени или от имени Синтии?
Она покачала головой и резким движением поднялась с кресла.
Терри, не надо подвергать меня перекрестному допросу. Я все вам сказала. Я сказала вам правду. Словно камень с души сбросила. А теперь я должна идти. Не забудьте, что вам надо встретиться с Хоулэндом. Хорошо? Для Синтии эта встреча может оказаться очень важной.
Она направилась к двери так стремительно, что Терри не успел задержать ее. Она потянулась рукой к дверному замку, но почему-то промахнулась и стала как-то беспомощно, на ощупь, искать его.
Терри подбежал к ней.
— Альма, вы плачете? Не уходите.
Он нежно обнял ее за плечи. В это время щелкнул дверной замок. Она отвела наполненные слезами глаза и прижалась к Терри. Дверь отворилась.
Спокойный, невозмутимый взгляд Ят Тоя был обращен на хозяина.
— Вышитое Сияние ожидает тебя, — сказал он на кантонском диалекте. — Я отвел ее в спальню, чтобы она не встретилась с художницей. Она говорит, что ей нужно как можно скорей поговорить с тобой.
Глава 13
Щеки Соу Ха горели, глаза сверкали; тем не менее она старалась казаться непринужденной и даже дерзкой, что так свойственно молодым людям — невинным и робким в выражении своих чувств.
— Привет, Мудрый, — сказала она.
— Привет, Луч Солнца, — подражая ее тону, ответил Терри. Про себя он, однако, отметил, что ноздри ее слегка трепещут, тело напряжено и во всем ее поведении ощущается какая-то уклончивость. — Что предложить вам на этот раз — тыквенные семечки или коктейль?
Она покачала головой и сделала рукой движение, которым как бы призвала его к молчанию. Ее можно было сравнить с птицей, которая осторожно приближается к подозрительному незнакомому предмету и которая в любой момент готова расправить крылья и улететь прочь.
