Дороти Сэйерс - Найти мертвеца
«Послушай, Бетти, боюсь, что у тебя сложилось мнение, что я — нечто вроде довольно посредственного идиота».
«Хотя я не считаю тебя полным идиотом, ты все-таки дурак».
Покажется ли это забавным читателям «Дейли Мессаж»? Гарриэт опасалась, что нет. Ладно, лучше продолжать в том же духе. Девушке сейчас надо произнести что-нибудь обнадеживающее, иначе этот заикающийся от скромности молодой кретин никогда не перейдет к делу.
«Я думаю, это просто замечательно, что ты сделаешь все, чтобы помочь мне».
Здесь Гарриэт была безжалостно привязана отвратительным бременем благодарности к этой несчастной девушке. Так или иначе, но Бетти и Джек были парой ханжей, ибо оба отлично понимали, что вся работа была проделана Робертом Темплтоном. Тем не менее: «Разве есть что-то в этом мире, чего бы я не попытался сделать для тебя, Бетти! „Неужели, Джек?“ „Бетти, дорогая… думаю, ты, наверное, не можешь…“.
Гарриэт пришла к заключению, что она не может, и наверное. Она подняла телефонную трубку, прозвонилась на телеграф и продиктовала быстрое, короткое сообщение своему многострадальному агенту.
ПЕРЕДАЙТЕ БУТЛУ, ЧТО Я КАТЕГОРИЧЕСКИ ОТКАЗЫВАЮСЬ ОТ ЛЮБОВНЫХ СЦЕН. ВЭЙН.
После этого она почувствовала себя лучше, но роман был совершенно невыносимым. Что еще такого она могла сделать? Да. Она снова схватила трубку и попросила соединить ее с администратором отеля. Можно ли связаться с мсье Антуаном?
Похоже, там привыкли соединять клиентов с мсье Антуаном. У них имелся телефонный номер, по которому было возможно его найти. Что и было сделано. Не мог ли мсье Антуан познакомить мисс Вэйн с мисс Лейлой Гарланд и мистером де Сото? Несомненно. Ничего нет проще. Мистер де Сото играл в Зимнем Саду и сегодня его утренний концерт вероятно уже закончился. Мисс Гарланд, наверное, присоединится к нему на ленч. Во всяком случае, если мисс Вэйн пожелает, то мсье Антуан об этом всем позаботится, он позвонит ей и будет сопровождать ее в Зимний Сад. Это очень приятно для мсье Антуана… Что вы, что вы, напротив, это просто наслаждение для мсье Антуана… Тогда в течение четверти часа, да?
Parfaitement[49]!
— Скажите, мсье Антуан, — проговорила Гарриэт, когда их такси плавно катилось вдоль Эспланады. — Вы — человек со значительным опытом и по вашему мнению, любовь имеет первостепенное значение?
— Увы, да! Это предмет — Великой важности, мадемуазель, даже не первой важности, нет!
— Почему же тогда считают, что любовь имеет первостепенное значение?
— Мадемуазель, я говорю вам искренне, что иметь здравый ум И здоровое тело — это величайший дар le bon Dieu[50]», когда я вижу, сколько людей, имеющих чистую кровь и крепкое тело, сами портят себя, уродуя свои мозги наркотиками, выпивкой и безрассудством, это приводит меня в ярость. Оставили бы они это тем, кто уже не может помочь сам себе, ибо для них жизнь бессмысленна.
Гарриэт с трудом подбирала нужные слова, — он говорил с таким личным трагическим значением. Хорошо было то, что, видимо, Антуан и не ждал от нее ответа.
— L'amour[51]! Эти леди приходят сюда, танцуют, возбуждаются, хотят любви и думают, что это — счастье. Они рассказывают Мне о своих бедах, мне, а ведь у них совсем нет бед, они всего-навсего лишь глупы, эгоистичны и ленивы. Их мужья неверны им, любовники сбегают от них, и что же они говорят? Они не говорят, у меня две руки, две ноги, все мои умственные и физические способности и я буду жить для себя? Нет, они говорят иное: «Дай мне кокаину, дай мне коктейль, дай мне возбуждение, дай мне жиголо, дай мне l'amo-o-our! Как mouton[52], блеющий в поле. Если бы они понимали!» Гарриэт рассмеялась.
— Вы правы, мсье Антуан. В конечном счете, я не думала, что любовные дела настолько ужасны.
— Вот вы понимаете меня, мисс, — произнес Антуан, который как большинство французов был очень серьезным и любящим семейную жизнь. — Я не утверждаю, что любовь — это не важно. Любить — несомненно, приятно, любить и жениться на любимом человеке, который подарит тебе хороших здоровых детей. Этот лорд Питер Уимси par example[53], который явно джентльмен самой совершенной честности и достоинства…
— О, никогда не упоминайте о нем, — поспешно перебила его Гарриэт. — Я думала не о нем. Я думала о Поле Алексисе и о тех людях, с которыми мы собираемся увидеться.
— A! C'est different[54]! Мадемуазель, по-моему, вам хорошо известна разница между любовью, которая значительна, и любовью, которая незначительна. Но вам надо помнить, что кто-то может иметь значительную любовь к незначительной персоне. И вы также должны помнить, что люди, которые больны умственно или телесно, совсем не нуждаются в любви, которая заставила бы их делать глупости. Например, когда я убиваю себя, это может быть от скуки или омерзения, или, потому что я не имею возможности занять первоклассное положение в обществе и не хочу быть человеком «третьего сорта».
— Надеюсь, вы не думаете о чем-либо подобном.
— О, я убью себя в один из этих дней, — весело проговорил Антуан. — Но это произойдет не из-за любви. Я не настолько detraque[55], как все они.
Такси остановилось у Зимнего Сада. Гарриэт чувствовала себя несколько неловко, расплачиваясь за проезд, но вскоре осознала, что для Антуана такие вещи в порядке вещей. Она прошла вместе с ним к входу для оркестрантов, где они через несколько минут присоединились к Лейле Гарланд и Луису де Сото — к безупречной платиновой блондинке и безупречной праздношатающейся ящерице. Оба обладали абсолютным хладнокровием и невероятной учтивостью; когда Гарриэт села за их столик, единственной трудностью оказалось извлечь из них хоть какую-то заслуживавшую доверия информацию. Лейла, очевидно, заняла определенную позицию и придерживалась только ее. «Поль Алесис был страшно милым мальчиком», но «в общем-то слишком романтичным». Лейла была страшно огорчена, когда ей пришлось «прогнать его», он воспринял это «страшно тяжело»… но, в конце концов ее чувства к нему были не более чем жалость, он ведь был «так страшно застенчив и одинок». Когда рядом появился Луис, она сразу поняла, кому по-настоящему принадлежит ее любовь. Она завращала своими огромными глазами цвета барвинка в сторону мистера да Сото, который ответил ей томным взмахом бахромы своих ресниц.
— Я очень сожалела об этом, — продолжала Лейла, — потому что бедный дорогой Поль…
— Не дорогой, милая…
— Конечно, нет, Луис, только бедный покойник. Так или иначе Я очень сожалела, потому что бедняга Поль очевидно был чем-то встревожен. Но он не доверился мне, а что же прикажете делать девушке, которой не доверяет мужчина? Меня часто интересовало, а не шантажировал ли его кто-то?
