Найо Марш - Смерть в театре «Дельфин»
— Мне надоело выслушивать глупое, наглое, издевательское прозвище!
— Бом! — откликнулся Грав. — Колокол взревел. Интересно, донёсся ли набат до Элегантного Полицейского? Я удаляюсь. Всего наилуч… — он поймал себя на любимом пожелании Джоббинса и смутился. — На этот раз действительно нечаянно. Пока.
С этими словами он исчез.
Маркус Найт незамедлительно впал в то состояние, которое Перигрин называл высшей степенью накала. Внешне все было прилично. Он говорил чрезвычайно спокойно, со сдержанной жестикуляцией и кажущейся невозмутимостью, — лишь покрасневшая шея да судорожно бьющаяся жилка на ней выдавали крайнюю напряжённость.
— Полагаю, не совсем подходящий момент, чтобы обсуждать возможность участия в спектакле данной личности. Однако был сделан намёк, что полиция прислушивается к Правлению. Уинтер, я должен просить вас довести до сведения руководства моё намерение как можно скорее прервать свой контракт, если только Хартли Грав не будет освобождён от исполнения роли. Формальностями займутся мои агенты.
При обычных обстоятельствах выступление завершилось бы оглушительным грохотом двери. Однако хлопнуть было нечем, поэтому Маркус эффектно опустился на один из викторианских диванчиков, которые Джереми разместил по стенкам круглого фойе, и застыл там в исполненной достоинства спокойной позе, готовый, однако, взвиться при малейшем поводе.
— Мой дорогой, уважаемый Перри и вы, уважаемый Уинти, мне очень жаль, но примите это решение как окончательное. Мне действительно очень жаль, что так получилось. Но ничего не поделаешь.
Перри и Моррис осторожно переглянулись. Джереми, который выглядел очень подавленно с тех пор, как вернулся, тяжело вздохнул.
— Марко, — начал Перигрин, — не будете ли вы так добры ненадолго отложить обсуждение этого вопроса? Ужасное происшествие прошлой ночью создало проблему для нас. Я согласен со всем, что вы можете сказать по поводу Гарри. Он ведёт себя просто ужасно и при нормальных обстоятельствах давно бы вылетел из театра. Могу обещать только, что я непременно поговорю об этом с Гринслэдом, а если он не захочет вмешиваться, я… я пойду к Кондукису и скажу, что больше не в силах выносить его протеже. А до тех пор, Марко, умоляю вас, потерпите.
Маркус сделал рукой красивый неопределённый жест, который мог выражать несогласие, высокомерное снисхождение или неумолимый гнев, затем возвёл очи горе и скрестил руки.
Уинтер Моррис посмотрел на Перигрина, закатил глаза и едва заметно мотнул головой.
Из кабинета вышел инспектор Фоке и сообщил, что если мистер Джереми Джонс может уделить несколько минут, суперинтендант Аллен хотел бы побеседовать с ним.
Перигрина, проводившего Джереми взглядом, кольнула неясная тревога.
Когда Джереми вошёл в кабинет, Аллен сидел за столом Уинтера Морриса. Перед ним стоял раскрытый портфель, рядом лежал «Тайме». Джереми застыл у порога. Аллен предложил ему сесть и закурить сигарету.
— Спасибо, я предпочитаю трубку.
— Я тоже. Не стесняйтесь.
Джереми достал из кармана трубку и табакерку. Его руки не дрожали, но движения были стеснёнными.
— Я попросил вас зайти, учитывая, что моё приглашение может оказаться совершенно излишним с точки зрения дела. Если так, заранее прошу прощения. Декорации к пьесе делали вы, не так ли?
— Да.
— Они показались мне исключительно точными. Я всегда прихожу в восторг, когда оформление сцены отражает тон и характер пьесы, не становясь при этом слишком навязчивым.
— К сожалению, последнее случается часто.
— Только не в данном случае. Вы с Джеем занимаете одну квартиру, не так ли? Наверное, вы с самого начала работали вместе.
— Да. Получилось удачно.
— Мне говорили, что вы совладелец симпатичного магазина на Уэлтон-стрит и пользуетесь репутацией эксперта по историческому костюму.
— Такая оценка моих знаний чересчур высока.
— Во всяком случае, это вы делали эскизы костюмов и занимались реквизитом?
— Да.
— Например, перчатками, — сказал Аллен, поднимая со стола газету. Под ней оказались перчатки, используемые во время спектаклей.
Джереми промолчал.
— На удивление точная копия. Ну и, конечно, я видел, как вы размещали настоящую перчатку и документы на вельветовой подставке и клали их в сейф. Если помните, я присутствовал в театре в то утро, шесть месяцев назад.
Джереми привстал было со стула, но взял себя в руки.
— Верно, — сказал он.
Аллен достал из портфеля свёрток, пододвинул его поближе к Джереми и осторожно развернул. Их глазам предстала маленькая, сморщенная, расшитая перчатка с золотым шнуром, покрытая пятнами.
— Это не она?
— Я… да, — сказал Джереми, белый, как рубашка.
— Это та самая перчатка, которую вы поместили на вельветовую подставку вместе с двумя документами и прикрыли куском полиэтиленовой плёнки, закреплённой с помощью обтянутых вельветом же кнопок?
— Да.
— А затем через заднюю стену ниши, которая со стороны яруса прикрыта панелью, вы поместили подставку внутрь сейфа, задрапированного вами же золотым шёлком. Вы повернули выключатель, который управляет стальными дверями в стене фойе. Двери открылись, и зажглось освещение витрины. Вы закрыли дверцу сейфа и заперли его. Перигрин Джей, Уинтер Моррис, Маркус Найт, Тревор Вере, мисс Дестини Мейд и мисс Эмили Дюн в это время находились, по вашему предложению, в фойе и на лестничной площадке, громко одобряя характер экспозиции. Верно?
— Вы там присутствовали.
— Да, как я уже имел случай вам напомнить. Я был в фойе и присоединился к вам, когда вы изменяли положение экспонатов на подставке.
Аллен сделал короткую паузу. Джереми не издал ни звука, и суперинтендант продолжил:
— Прошлой ночью экспонаты, вельветовая подставка и кусок полиэтилена были найдены в центральном проходе партера недалеко от того места, где лежал мальчик. Я принёс перчатку сюда и внимательно рассмотрел её.
— Я знаю, что вы собираетесь сказать, — проговорил Джереми.
— Я так и думал. Начать с того, что мне не понравился запах. У меня довольно тонкое обоняние, а тут я уловил нечто не похожее на аромат антиквариата, если так можно выразиться. Слегка пахнуло рыбьим клеем и краской, и этот дополнительный душок был скорее всего оставлен чьими-то руками.
Джереми непроизвольно сжал пальцы. Его ногти, как и у Тревора, венчала цветная кайма, но отнюдь не из вельветовых волокон.
— Поэтому сегодня утром я достал свою лупу и старательно осмотрел перчатку, в том числе изнутри. Вы скажете — святотатство. Согласен. Но мне показалось, что это действительно очень старая перчатка, которая была заново отделана какое-то время назад. А потом я заметил на изнанке её тыльной стороны, там, где вышивка… впрочем, можете посмотреть сами. Я сейчас покажу.
