Николас Блейк - Конец главы
— Да, я купил там рокингемский сервиз. Но и не подозревал, что это ее родители про…
Дверь отворилась, и по кабинету засеменил Стивен Протеру.
— Вы у меня забыли, — сказал он, протягивая Найджелу пузырек с каплями от насморка.
— А, большое спасибо. — Найджел рассеянно поставил пузырек на письменный стол. Стивен ушел. — Значит, вы познакомились с мисс Майлз, когда приходили в дом ее родителей? Она была тогда школьницей.
— Помилуйте, как я могу это помнить? Ведь больше тридцати лет прошло! — Джералдайн чуть не ворковал. У него была истинно ирландская способность мгновенно менять манеру поведения — теперь он казался воплощением любезности и добродушия.
— Но мисс Майлз это помнила. Достаточно хорошо, чтобы упомянуть в своей автобиографии человека, с которым она в ту пору познакомилась и которого называет Рокингем. — Найджел вел разговор осмотрительно. — Вы бывали у них дома?
— Был раза два, по-моему. Теперь, кажется, начинаю вспоминать. Там действительно была девушка — такая зубатая, наэлектризованная молодая особа. Неужели это была Миллисент Майлз? Господи, подумать только!.. — Артур Джералдайн осклабился, как приветливая акула. — До чего же ей хотелось, чтобы отец подписался на газету, а она бы получила в придачу бесплатное приложение, которое я распространял. Газетная приманка, — надо было повысить тираж.
— Он подписался?
— Нет. Видно, был на мели. Во всяком случае, попросил зайти еще раз. А во второй раз жены не было дома, и он спросил меня, сколько я дам за рокингемский сервиз, — я восхищался им в первый свой приход. Я назвал цену, и он был просто счастлив. Но просил унести сервиз сразу — по-видимому, пока не вернулась жена. Помню, я опорожнил чемодан, где носил образцы наших приложений, но сказал, что за книгами зайду завтра. На другой день я нарвался на страшный скандал. Миссис Майлз налетела на меня как фурия. Однако я показал ей расписку мужа, и она ничего не могла поделать. — Артур Джералдайн обаятельно улыбнулся и добавил даже как-то вкрадчиво: — Конечно, теперь, когда это вспоминаешь, становится очень стыдно. Я ведь облапошил беднягу. Но коллекционеры, вы же знаете, аморальный народ. У нас это вроде физического влечения. Влюбляешься в какую-то вещь и во что бы то ни стало должен ею завладеть. К тому же в те дни у меня у самого денег было мало.
Найджел задумался, выслушав эту удивительную исповедь.
Удивительно было даже не само признание, а то, что Джералдайн сделал его с такой готовностью.
— И вы утверждаете, что мисс Майлз никогда об этом не заговаривала?
— Уверяю вас, ни намеком. — Артур Джералдайн просто сиял. — Я понимаю, что у вас на уме, дорогой друг. Шантаж, да? Не отрицаю, это был не слишком красивый эпизод в моей жизни. Вы теперь видите, почему я не хотел, чтобы он выплыл наружу. Но из-за этого я бы не стал убивать эту бедную женщину.
Найджел признал, что если взять это в отдельности, то, вероятно, нет. Но почему, спрашивал он себя, мне удалось так безболезненно вырвать этот старый, гнилой корень? Джералдайн не оказал ни малейшего сопротивления, не усомнился в моих источниках информации. Уж не сует ли он мне в нос этот неприглядный эпизод с рокингемским сервизом только для того, чтобы утаить нечто более позорное?
— Вы тут поставили мисс Майлз в весьма привилегированное положение, — сказал Найджел, стараясь выиграть время. — Вот не думал бы, что она подходящий автор для такого издательства, как «Уэнхем и Джералдайн».
— Каждому издателю приходится идти на компромисс, выбирая между прибылью и своими литературными вкусами. К тому же очень настаивал Бэзил Райл; он, можно сказать, вынудил нас ее взять.
— Крайне неудачное решение, — сухо заметил Найджел. — Учитывая, что она втянула вас в это дело о клевете, а потом еще умудрилась быть зарезанной в помещении издательства.
— То есть как?.. Вы считаете, что это она подправила верстку? Боже мой, но зачем?
— Природная злобность и желание навредить определенному лицу. Я знаю доподлинно, что у нее был зуб на генерала Торсби и Стивена Протеру. И все бы уже совсем сошлось, если бы она таила злобу против вас или мисс Уэнхем.
— Не понимаю…
— Если бы, скажем, она попыталась вас шантажировать рокингемский сервизом, что бы вы сделали?
— Послал бы ее, наверное, к черту. Но…
— Что возбудило бы в ней желание навредить вам в издательстве.
— Но повторяю: она ни разу даже не помянула этот проклятый сервиз, не говоря уже…
— Не говоря уже о том, что у вас с ней произошло, когда вы посещали ее дом в двадцать четвертом году?
Лысина Джералдайна снова стала пунцовой. Впрочем, он, может быть, просто пытался побороть гнев.
— Потрудитесь объясниться, — произнес он угрожающим тоном. — Я не переношу грязных намеков.
— Беда в том, что никогда нельзя было понять, правду говорит мисс Майлз или фантазирует.
— Я просил вас…
— Да. Она рассказала школьной подруге, что человек, который появился у них в доме летом двадцать четвертого года, — мужчина с очень тонкими губами — пытался ее изнасиловать. Попытка изнасиловать школьницу — если есть возможность как-то это доказать — довольно удобный повод для шантажа. Даже тридцать лет спустя.
Линейка, которую Джералдайн вертел в руках, треснула пополам, Найджел вздрогнул.
— Вы несете страшную чепуху, — приглушенно сказал Джералдайн. Найджел долго ждал продолжения, но старший компаньон деловито принялся листать бумаги, лежавшие на столе. — Мне действительно надо работать.
Поднявшись наверх, Найджел снова разыскал Стивена.
— Простите, что надоедаю. Дело вот в чем. Мистер Майлз обанкротился в двадцать четвертом году. Вы познакомились с Миллисент в двадцать шестом, когда она служила в книжной лавке. Она когда-нибудь вас приглашала домой? Насколько я знаю, она тогда еще жила у родителей.
— Да, я раз или два к ней заходил.
— Они, кажется, нуждались?
— Разве? Это было незаметно. Помнится, у меня создалось впечатление, что Майлзу снова удалось встать на ноги.
— Мисс Майлз никогда не обсуждала с вами его финансовое положение?
— По-моему, нет. Только иногда рассказывала, как юное дарование — то есть она — бьется словно рыба об лед, чтобы прокормить своих разоренных родителей.
— Ей бы вряд ли это удалось на жалованье продавщицы в книжной лавке.
— Да. Во всем этом, сколько я помню, было что-то странное. Отца выгнали со службы, и, когда я с ней познакомился, он, по-моему, еще не нашел другой работы. Но, право же, я очень мало знал эту сторону ее жизни. Мы рассуждали главным образом о культуре, или, вернее, о будущем вкладе Миллисент в культуру. Молодым людям всегда лестно, когда у них появляются ученики и последователи. Особенно дамского пола.
