Куинн Фосетт - Братство страха: Роман о Майкрофте Холмсе
Ночь тянулась бесконечно, и я все глубже погружался в бездну отчаяния. Если эти злодеи так ужасно обошлись с несчастным человеком, который вряд ли мог сильно провиниться перед Братством, то какова же должна быть моя участь, после того как моя миссия окажется разоблаченной? Чем больше я старался выкинуть эти мысли из головы, тем настойчивее они возвращались, как неотвязная зубная боль. Я попытался убедить себя, что голоден, замерз, и поэтому у меня такое подавленное настроение, но сам-то знал, что это не так. Когда я старался заставить себя уснуть, передо мной возникал образ человека из Люксембурга, падавшего в пропасть. К утру я был пьян от усталости и тоски. Поднявшись, я почувствовал, что мои суставы не гнутся. В этот момент до меня донесся шум, похожий на гул многоголосой толпы. Я решил, что должен побриться, и посетовал в душе, что не могу как следует умыться.
— Вы пойдете со мной! — объявил один из охранников, распахнув без стука дверь, когда я брился. Повязка на моем многострадальном глазу была сдвинута, и я порадовался тому, что принял этой ночью меры предосторожности и сделал на месте глаза уродливый шрам. Я был убежден, что света в комнате недостаточно для того, чтобы заметить, что мое уродство фальшиво.
Держа в руке ту самую бритву, которую я купил в Париже, и взмолившись про себя, чтобы мои руки не дрожали, я ответил:
— Я присоединюсь к вам, как только побреюсь.
Стражу это явно не понравилось, но он остался неподвижно стоять в дверях до тех пор, пока я не покончил с бритьем, положил бритву в футляр и убрал в саквояж.
— Герр Дортмундер ожидает вас, — сказал охранник на приличном английском языке. Правда, акцент был настолько силен, что при иных обстоятельствах мог бы произвести комический эффект, которого добивался Эдмунд Саттон, высмеивая толстозадых немцев в своих ревю в мюзик-холлах. Но сегодня мне было не до веселья.
— Естественно, — заметил я, закрывая глаз повязкой и стараясь говорить равнодушно, словно вчерашние события не трогали меня. — Что ж, я готов.
— Ну и гнусный шрам у вас, — не оборачиваясь, сообщил мой провожатый, шагая передо мной.
— Полагаю, это все же лучше, чем размазать мозги по земле. По крайней мере, так я считал тогда, — как мог беззаботней ответил я. — Так что, думаю, лучше остаться без глаза, чем лишиться жизни.
— Это точно, — согласился охранник. Мое хладнокровие не произвело на него никакого впечатления.
Далее я следовал за ним молча; саквояж в руке был тяжелым, как наковальня: эти злополучные записные книжки могли в любой момент выдать меня и сделать все мои уловки тщетными. Я все пытался придумать объяснение, как они оказались в моих руках, когда мы наконец поднялись на верхний этаж и вошли в просторную столовую, облицованную панелями из мореного дуба. Помещение весело озарял играющий в камине огонь, а в полдюжины окон, выходивших на восток, вливался бледный утренний свет.
Герр Дортмундер в одиночестве восседал во главе непокрытого, отливающего глянцевым блеском стола, рассчитанного, по меньшей мере, на двадцать четыре персоны. Перед ним стояло несколько блюд, прикрытых крышками; в руке он держал большую пивную кружку, в тарелке горкой возвышался тонко нарезанный жареный картофель в обрамлении кусочков яйца и сыра.
— Доброе утро, мистер Джеффрис, — воскликнул он, указав мне кресло рядом с собой.
Мне нисколько не верилось в радушие Дортмундера, тем более после того, что пришлось увидеть накануне.
— Я получил интересную телеграмму от Викерса, — вытащив листок из кармана, он помахал им в воздухе и улыбнулся мне. — Вы сообщили ему, пишет он, что решили изменить маршрут. — Выражение его лица стало прямо-таки каменным. — Вы могли счесть это умным поступком, а может быть, вы хотели услужить тому, кто нанял вас. Но вам не мешает понять, что Викерс, как и я, получает приказы от фон Метца. — Он кивнул охраннику, приведшему меня, тот козырнул и вышел, оставив нас наедине. — Вы можете присесть.
Я повиновался и опустился на стул слева от Дортмундера, оставив между нами одно место, чтобы соблюсти дистанцию.
— Мне не хотелось, чтобы он подумал, будто я не выполняю его распоряжений, — пояснил я, пытаясь соблюсти должные пропорции раболепия и брюзгливости. — Он предупреждал, что может в таком случае оставить меня без оплаты.
Дортмундер тяжело вздохнул.
— Вы думаете только о деньгах, мистер Джеффрис. А ведь под угрозой находятся куда более важные дела.
— Конечно, я думаю о деньгах! — негодующе воскликнул я. — Ведь у меня их нет, не так ли? Легко говорить, что деньги — презренный металл, когда их у вас много, но когда их у вас нет, они так же важны, как хлеб насущный! — я окинул жадным взглядом прикрытые блюда, хотя на самом деле совершенно не испытывал голода.
— О, не стесняйтесь, мистер Джеффрис. Здесь горячие булочки с запеченными сосисками, а в том изящном блюде — печеные яблоки. А в том блюде, что подальше — с баварским гербом на крышке — яичница с ветчиной и сыром. На фаянсовом блюде в форме рыбы — жареный картофель. Все прекрасно приготовлено. Угощайтесь всем, что вам нравится. — Он изобразил на лице подобие улыбки; меня же при виде этой оскаленной физиономии тошнило. — Сегодня у вас очень важный день.
— И в чем же его важность? — спросил я, снимая крышку с булочек с сосисками.
— Сегодня вам предстоит встретиться с вашим будущим… э-э… работодателем. Камерону Макмиллану нужен лакей, и вы предложите ему свои услуги, как только он обнаружит, что его прежний слуга скрылся. — Он радостно хрюкнул, что, видимо, означало веселый смех.
— Каким образом вам удалось это устроить? — я пытался выразить удивление, но мои вчерашние подозрения в этот миг обратились в уверенность.
Дортмундер пристально взглянул мне в лицо.
— Неужели вы не догадались?
— О чем? — конечно же, я знал, какой ответ мне предстоит услышать.
— Что вчера мы принесли в жертву именно этого человека, — последовал негромкий ответ. — Я не вижу причин, почему бы Братству отказываться в будущем от работы с вами. Благодаря вам мы получили возможность извлечь из этого парня максимальную пользу. Если бы вас не было здесь, мы, пожалуй, не решились бы ликвидировать его: внезапное исчезновение повлекло бы за собой слишком много вопросов. Но вы здесь, вы займете его место, и расследование, если, конечно, его предпримут, будет весьма поверхностным. Он был простым слугой, да к тому же иностранцем. В заграничных путешествиях не следует полагаться на таких людей.
Он открыл блюдо с яичницей, отделил серебряной лопаточкой два желтка и добавил их в груду еды на своей тарелке.
