Реймонд Чандлер - Золотой дублон Брашера
— Похоже на самоубийство. Револьвер у правой руки. Выстрел с очень близкого расстояния. В висок. Полиция, наверное, уже там. Не знаю, что они из этого выкопают. Нам остается только сидеть и ждать.
— Люди типа Вэнниэра, — сказала она, — самоубийств не совершают.
— Это все равно, что сказать: «Девушки вроде Мерл не выталкивают людей из окон». Это ничего не значит.
Мы посмотрели друг на друга с той внутренней враждебностью, которая появилась с самого начала. Через секунду я отодвинул стул и подошел к стеклянной двери на балкон. Я открыл занавеску и вышел. Кругом была ночь, тихая и ясная. Белый лунный свет был холоден и чист, как справедливость, о которой мы мечтаем и которой не находим.
Деревья под балконом отбрасывали в лунном свете тяжелые тени. За домом было что-то вроде парка внутри парка. Я заметил блеск декоративного бассейна. Дальше тянулся газон. В стоявшем там шезлонге кто-то сидел, я увидел огонек сигары.
Я вернулся в комнату. Миссис Мердок раскладывала пасьянс. Я подошел и взглянул на стол.
— Туз пик выбрался, — заметил я.
— Я передернула, — ответила она, не поднимая глаз.
— Я вас вот о чем хотел спросить, — сказал я. — Эта история с дублоном все еще в тумане, и оба убийства не имеют никакого смысла, если монета опять у вас. И хотел узнать, есть ли какая-нибудь деталь, по которой Дублон Брашера мог бы отличить специалист — человек вроде Моргенштерна.
Она подумала, сидя неподвижно, не отрывая глаз от карт.
— Да. Могла быть. Инициалы мастера, который сделал монету, — «Э. Б.». Они на левом крыле орла. Мне говорили, что обычно они на правом. Это единственное, что приходит мне в голову.
— Я думаю, этого достаточно. Вы в самом деле получили монету обратно? То есть вы не просто сказали мне это, чтобы я не метался вокруг?
Она быстро взглянула на меня, потом опять на карты:
— Сейчас монета в сейфе. Если вы разыщете моего сына, он вам ее покажет.
— Ну что ж, я прощаюсь с вами. Пожалуйста, распорядитесь собрать вещи Мерл и отправить ко мне на квартиру завтра утром.
Ее голова опять откинулась назад, глаза блеснули.
— У вас ловко это получается, молодой человек.
— Распорядитесь упаковать вещи, — сказал я. — Мерл вам больше не нужна — раз уж Вэнниэр умер.
Глаза ее плотно закрылись, она посидела молча. Странная, неподвижная улыбка застыла в уголках ее губ. Потом голова опустилась, правой рукой она сняла с колоды верхнюю карту, перевернула ее, взглянула и положила в сторону. И перевернула следующую карту, тихо, размеренно, спокойно. Она была непоколебима, как скала. Я пересек комнату, вышел, тихо прикрыл дверь, прошел по коридору, вниз по лестнице, потом по коридору первого этажа мимо застекленного кабинета и комнаты Мерл и вышел в безрадостную, душную, нежилую гостиную, где от одного присутствия я казался себе забальзамированным трупом.
Ведущая в сад стеклянная дверь в задней стене открылась, в комнату вошел Лесли Мердок.
33
Его костюм был измят, волосы растрепаны. Рыжеватые усики казались такими же ненужными, как всегда. Тени под глазами были почти черными.
Он держал свой длинный черный мундштук без сигареты и постукивал им по ладони левой руки, без симпатии ко мне, без желания меня видеть.
— Добрый вечер, — напряженно сказал он. — Уезжаете?
— Нет еще. Я хочу поговорить с вами.
— Кажется, нам не о чем говорить. И устал я от разговоров.
— Ну, нет. Нам есть о чем говорить. О человеке по имени Вэнниэр.
— Вэнниэр? Я едва знаком с ним. Виделись несколько раз. И то, что я знаю о нем, мне не нравится.
— Вы знакомы с ним лучше, чем кажется, — сказал я.
Он прошел в комнату, сел на один из стульев и наклонился вперед, опершись подбородком на левую ладонь и глядя в пол.
— Хорошо, — устало сказал он. — Давайте. Я предчувствую, что вы сейчас проявите блеск ума — безупречный сплав логики и интуиции, и вся эта мура. Как детектив из книжки.
— Конечно. Собирая по крохам улики, складывая из них стройную цепь, анализируя мотивы и характеры и получая из них нечто совершенно новое, чего никто — и даже я сам — не мог подозревать до этой блестящей минуты, я в финале указую перстом на наименее подозрительного из всех.
Он поднял глаза и почти улыбнулся.
— Который при этом становится белым как полотно, на губах появляется улыбка отчаяния, и он выхватывает револьвер из левого уха.
Я сел рядом с ним и вытащил сигарету.
— Верно. Надо будет нам как-нибудь разыграть это. У вас есть револьвер?
— При себе нет. Но вообще есть. Вы же знаете.
— Вчера вечером, когда вы зашли к Вэнниэру, он был при вас?
Он пожал плечами и осклабился:
— А разве я заходил вчера к Вэнниэру?
— Я так думаю. Дедукция. Вы курите сигареты «Бенсон и Хежес» и «Вирджиния». От них остается характерный пепел, который хранит форму сигареты. В пепельнице, которая стоит в гостиной Вэнниэра, этого пепла довольно много, сигареты на две. И ни одного окурка. Потому что вы курите с мундштуком, а окурки из мундштука сразу отличишь. И вы убрали окурки. Нравится?
— Нет. — Голос его был спокоен. Он смотрел в пол.
— Это пример дедукции. Потому что окурков вообще могло не быть, а если и были, то их могли забрать из-за того, что на них была губная помада. Причем определенного цвета. У вашей жены странная манера бросать окурки в корзину для бумаг.
— Оставьте Линду в покое, — холодно сказал он.
— Ваша мать все еще думает, что дублон взяла Линда, а ваша история про Морни просто должна была выгородить ее.
— Я сказал, оставьте Линду в покое. — Он постукивал черным мундштуком по зубам. Звук был, как от телеграфного ключа.
— Я бы так и сделал, — сказал я. — Но я не верю вашему рассказу по другой причине. Вот. — Я достал дублон и протянул на раскрытой ладони к его глазам.
Он, сжавшись, смотрел на монету. Губы напряглись.
— В то утро, когда вы рассказывали мне вашу историю, она лежала в сейфе на бульваре Санта-Моника. Ее послал мне будущий детектив по имени Джордж Филипс. Парень, который позволил втянуть себя в грязную аферу из-за неопытности и большого желания работать. Крепкого сложения блондин в коричневом костюме, темных очках и веселенькой шляпе. Машина — песочного цвета «Понтиак», почти новый. Вы, должно быть, видели его вчера утром в коридоре у дверей моего офиса. Он следил за мной, а до этого, наверное, следил за вами.
На лице его появилось искреннее удивление:
— Зачем это?
Я закурил и бросил спичку в нефритовую пепельницу, которую, кажется, никогда не использовали как пепельницу.
