Петер Аддамс - Детектив перед сном
— Пардон, мадемуазель, прошу капельку внимания! В квартире вашей глубокоуважаемой и, к сожалению, так рано ушедшей от нас тетушки, баронессы фон унд цу Гуммерланг унд Беллерзин мне не удалось с вами поговорить. Поэтому я был вынужден встретить вас здесь, мадемуазель. Только что все мы, члены правления Европейского движения за монархию, проводили в последний путь нашу дорогую баронессу. Весьма сожалею, что особые обстоятельства помешали вам присутствовать при сем… Позвольте, уважаемая мадемуазель, выразить вам глубочайшее соболезнование в связи с постигшей вас тяжелой утратой. И позвольте просить вас быть сегодня нашей гостьей. Правление ЕДМ почтет за высокую честь ваше посещение скромной поминальной трапезы, которая имеет место быть сегодня в отеле «Четырех Гаймонов»…
«Хорош граммофон», — подумала Афродита и сказала:
— Я не уверена, месье, что мне это удастся. К тому же я не знаю вас…
— Пардон, мадемуазель! — высокомерно проблеял виконт де Бассакур. — Без ложной скромности заявляю вам, что был в числе наиприближенных многоуважаемой баронессы. Если угодно, я был ее другом…
— О, весьма польщена! — отвечала Афродита.
— Благодарю вас! Смеем ли мы надеяться, что вы принимаете наше приглашение?
Афродита старательно протирала платком очки, пытаясь сообразить, зачем она вдруг понадобилась, но вразумительного объяснения не нашлось.
— Видите ли, я… не из вашего сословия. К тому же мой наряд… — и она повернулась на каблуках.
Но виконт оказался не из пугливых:
— Что вы, мадемуазель! — снисходительно сказал он. — Если затруднения только в этом… Мы же не с луны свалились. И сегодня — это не вчера.
— Вот как! — не скрывала Афродита своего недоверия.
— Можете мне поверить, ведь и мы шагаем в ногу со временем.
— Увы, месье, — покачала головой Афродита, — терпеть не могу строевого шага.
— Напрасно иронизируете, мадемуазель. У вас меньше всего оснований… Ведь мы действуем абсолютно в духе стремлений вашей тетушки, а она всегда возлагала на вас большие надежды, и часто сожалела, что вы так мало контактируете.
— Неужели?!
Виконт торжественно кивнул.
— О да, баронесса была человеком самых возвышенных помыслов. И, не побоюсь этого слова, беспредельной доброты. Незадолго до своего трагического конца она, мадемуазель, намеревалась вас удочерить…
Афродита была искренне ошеломлена столь виртуозным коленцем голубого враля.
— Да, удочерить, — повторил виконт. — Посему, мадемуазель, без всякого сомнения, вы должны принять наше приглашение. Да-да, в качестве почти приемной дочери нашего глубокочтимого президента вы не только имеете право, но даже обязаны, как мне кажется… Это просто ваш долг, наконец. Извините, что я подчеркиваю этот аспект, но мысль о долге…
— Я понимаю, — перебила его Афродита. У нее не было желания слушать сейчас какие бы то ни было разглагольствования. Достаточно того, что она поняла: этот придаток покойницы явно заинтересован в ее присутствии на банкете. Что ж, она доставит ему такое удовольствие, тем более, что это даст возможность разглядеть получше их сборище.
— Ну, если дело обстоит таким образом, — сказала она после некоторого раздумья, — то я бы не хотела, чтобы меня упрекнули в пренебрежении долгом. Я принимаю ваше приглашение, месье.
— О! Вы доставите моим друзьям огромную радость. Прошу вас, моя машина ждет за углом.
Афродита не упустила легчайшей усмешки на тонких сухих губах виконта. Сунула руку в карман и погладила Августа, который устроился, наконец, на справке и теперь, вероятно, мечтал о завалящей мухе.
…У роскошного входа столбом стоял портье, надутый и чванный, как сам отель. Когда Афродита подошла к дверям, он изобразил брезгливое удивление, брови его так поднялись, что Афродита поняла: внутрь она попадет только через труп этого цербера. Но труп не потребовался. Виконт обладал, очевидно, способностью испускать из своей палкообразной особы некие флюиды, которые мгновенно очищали путь от портье, затыкали рты гардеробщикам и так далее.
И вот Афродита вошла в вестибюль, устланный коврами, украшенный бархатом и плюшем.
— Где я, черт побери? — пробормотала она. — В каком веке?
Виконт выдал очередную порцию флюидов. Ни тени иронии. Торжественность. Достоинство. Приглашающий жест руки. И Афродита оказалась в сверкающем зале, где шуршали и жужжали блистательные отпрыски господствующей фауны ископаемых времен.
В первый момент она слегка растерялась и сделала слабую попытку оправить на себе джемпер. Виконт заметил ее жест и презрительно опустил уголки высохшего жабьего рта. Она силилась вспомнить, как вести себя в подобной среде. Реверанс в джинсах? Нелепо. Да, бог мой, обойдутся! И она решила быть такой, как всегда.
Церемония представления прошла, кажется, гладко, несмотря на иронические гримасы, от которых Афродита не могла удержаться. Светское общество нашло в себе силы скрыть свое изумление, а порой отвращение. Мужчины держались с достоинством, а дамы, декольтированные более, чем наполовину, снисходительно не замечали ее весьма странного туалета, одаривали заученно-милыми улыбками. В спешке Афродита плохо запомнила многоступенчатые обозначения всех этих двуногих рудиментов. Только сев, наконец, за стол рядом с де Бассакуром и задумчиво склонив голову, в то время как невидимый хор (скорее всего магнитофонная запись) пел грегорианский хорал, она попыталась навести какой-то порядок в голове насчет рангов, чинов и званий присутствующих. Кто-нибудь другой потерпел бы здесь неудачу, но Афродита была хорошо натренирована по части классификации и систематизации насекомых. Та же методика пригодилась и сейчас. Сидящий слева от нее полковник граф фон Хазенталь, в форме королевских кирасиров, с его вульгарно-важными и вместе с тем фальшивыми жестами очень походил на желтого усатого жука-дровосека. Даму в полосатой робе, с большим бюстом, украшенным лилией, она невольно сравнила с колорадским жуком. Это была герцогиня Изабелла де Мумо — потомок камеристки самой маркизы де Помпадур, которая, как говорят, не раз одалживала свою верную прислужницу разным принцам крови и даже королю, чем герцогиня Изабелла немало гордилась.
Возле нее сидел монсиньор Берлини, сильно походивший, по мнению Афродиты, на капустного червя. Другой соседкой была ящерица с моноклем — Герлинда фон Шнепфенфус, безмерно гордившаяся тем, что живет в богадельне для дворян. Далее располагалась юркая блоха — графиня Эрентраут Мария фон Хазенталь, давшая обет не носить бархат, атлас и прочие дорогие ткани до тех пор, пока в Ганновере не восстановится законная династия. Графиня была ужасно рассержена на пруссаков, разграбивших в 1866 году Ганновер, и только теперешняя коммунистическая угроза сдерживала ее гнев. Сами понимаете, мщение следует пока отложить. На другом конце стола возвышался великан с черной бородищей. Он был, видимо, чем-то сильно взволнован и потому изредка судорожно всхлипывал. Из-за величины и дикого вида Афродита без колебания отнесла его к жукам-оленерогам. Позднее она узнала, что это князь Червенков, бывший третий адъютант наследника русского престола. По сию пору князь со слезами умиления вспоминал, как цесаревич, осердясь, бил его по щекам. Неподалеку нервно ломал пальцы граф Бенвенуто Конде делла Скала, принадлежавший по прямой линии к потомкам веронского диктатора начала Ренессанса. Любившие пожить в свое удовольствие предки наградили графа ранней импотенцией и наследственной эпилепсией. Афродита уподобила графский род жукам-короедам, которые долго и по всем правилам выедают кору, приводя дерево к гнили и запустению…
