Петер Аддамс - Детектив перед сном
— Не суть важно. Он обнаружен на месте преступления, и этого достаточно.
— Я уже говорила, что Август удрал от меня в конторе тетушки.
— Понимаю, куда вы клоните, — сказал Баллер. — Вы не могли принести эту тварь сюда, потому что были под арестом. Так вы хотите сказать?
— Ошибаетесь, инспектор. Меня интересует, каким образом Август из конторы попал в спальню. Что не я это сделала — мне и самой известно.
— А вам и не требовалось самолично усаживать скорпиона на несчастного Хафермана. Помещение конторы связано с домом баронессы, и вам было удобнее… Доходит?
— О да, конечно! А жилье Хаферманов связано с домом тетушки. Следовательно, Август мог беспрепятственно пробраться из конторы сюда, не так ли?
— Наконец-то мы начинаем понимать друг друга, — довольно сказал инспектор, прохаживаясь в некотором отдалении от кресла Афродиты.
— А вы хоть малейшее понятие имеете о скорпионах? Вы полагаете, что им можно приказывать и посылать куда угодно? Абсолютная чепуха! Любой специалист это подтвердит. Их можно лишь приучить к определенному пристанищу, да и то с большим трудом.
— Даже так? Ну что ж, наведу все справки, можете быть уверены. А до тех пор останусь при своем мнении. Ну, а вы можете объяснить появление скорпиона?
— Попытаюсь. К спальне Хаферманов примыкает ванная, если не ошибаюсь?
— Но…
— Позавчера был очень жаркий день?
— Да.
— А в ванной всегда прохладнее, чем в других помещениях, не так ли?
— Допустим, но не вижу связи…
— Это с вами часто случается, как я заметила. Так вот, насчет ванной, инспектор…
— Ну, ну!
— Паукообразные, к вашему сведению, обожают сырые, прохладные места, им, герр инспектор, там лучше дышится. Скорпионы, хотите вы этого или нет, относятся к паукообразным. Поэтому я могу себе представить, что прохлада хафермановской ванной привлекла Августа. А отсюда совсем близко к спальне. Понимаете?
— Еще бы! — Баллер потирал руки. — Еще бы! — повторил он злорадно. — Наконец-то вы попались!
— Да ну! — удивилась Афродита.
— Вы заявляете, что скорпиона можно приучить к определенному месту. А лучшее место для него ванная, не правда ли, мадемуазель специалистка? А отсюда рукой подать до спальни! Значит все в порядке, поздра…
— Не спешите, — презрительно перебила Афродита. — Вам еще надо доказать, что я знала о существовании ванной возле спальни Хаферманов.
— Ничего нет проще, — ликовал Баллер.
— Кроме того, не исключено, что Август мог и просто случайно попасть в спальню, потому что движут им инстинкты, герр оберинспектор, но отнюдь не ваш благородный разум.
— И тем не менее только специалисту могла прийти мысль использовать в качестве орудия убийства скорпиона. Едва ли вы станете это оспаривать!
— Еще как! Сдержите слезы радости, я сейчас докажу, что Август не мог ужалить Хафермана и быть причиной какого бы то ни было отравления.
— Вы хотите доказать? Каким образом?
— Очень просто. Но если Август окажется абсолютно непричастным к этому делу, вы отказываетесь от малейших подозрений насчет меня, хотя это для вас и было бы весьма нелегко, согласны?
Баллер несколько секунд смотрел на нее в яростном недоумении и в глубокой тишине и, наконец, утвердительно кивнул.
— Прекрасно, — сказала Афродита и быстро вытащила из кармана своего ненаглядного Августа. Тотчас обермейстера Шмидхена отнесло в сторону. Оцепенели полицейские у двери и в холле. Баллер отступил на три шага, и даже виконт де Бассакур, пребывавший до сих пор в остолбенелой безучастности, проявил некоторое оживление. Лишь мадам Хаферман не замечала, казалось, ничего.
— Мадемуазель, — слабо запротестовал Баллер, — прошу вас… вы же обещали…
— Больше мужества, инспектор, — Афродита еле сдерживала смех. — Я обещала, что Август ничего не натворит. По той простой причине, что он… не в силах этого сделать.
— Не понимаю, — откликнулся Баллер и отступил еще немного.
— Больше доверия, инспектор. Дружище Август совершенно безвреден. Он может обидеть разве только муху.
— Но… всем известно, что скорпионы чрезвычайно ядовиты.
— Это, конечно, так, но к Августу сие не относится. У него нет ни яда, ни жала. Ему нечем жалить, понимаете? Вот, глядите!
— Вы уверены? — спросил Баллер, делая робкий шаг к ней и останавливаясь. — А почему, собственно, я должен вам верить? Я лучше узнаю у экспертов. Значит, вы меня обманули там, в кабинете, когда говорили, что он нервничает и готов кусать.
— Бог мой, вы меня раздосадовали тогда, инспектор, — отвечала Афродита, водворяя Августа в карман. — Скорпионы действительно ядовиты. Но не все. Август относится к так называемым жгутиковым, или педипальпам. Они тоже хищники, боятся света, предпочитают укромные жилища. Но для людей совсем не опасны, потому что не имеют жала… Итак, вы все еще полагаете, что я вас обманываю?
— Выясним. Но если это очередная увертка…
— Соберите консилиум, поговорите, а меня пока что придется отпустить. Вы начинаете действовать мне на нервы…
— Ха, у нее есть нервы, — пробормотал Баллер, направляясь к дверям. Было слышно, как он ворчал. Педипап… чепуха… пальпеди… Чертовы пауки.
5
Лишь пятью часами позже Афродита вышла, наконец, на волю. В кармане у нее лежала справка об освобождении из камеры предварительного заключения кельнской полиции. На справке, судя по шуршанию, Август старался все устроиться поудобнее, что, видимо, было не таким уж простым делом.
Старший инспектор Гельмут Баллер никак не мог избавиться от ощущения, что француженка знает об убийстве на Штерненгассе больше, чем говорит. Но ощущение — не уверенность, тем более не доказательство. А взять всю эту карусель со скорпионом! Ведь ясно, что Афродита пыталась с какой-то целью выиграть время. Пришлось звать эксперта. Приглашенный доктор Виггехам полностью подтвердил ее пояснения. Он вдоволь натешился над страхами инспектора и его людей. Без малейших колебаний взял Августа голыми руками, назвал его очаровательным созданием, побеседовал с коллегой Багарре о новых открытиях в области паукообразных, пожелал ей успехов на избранном поприще, подписал, что было нужно, любезно раскланялся и удалился.
Между тем на улице Афродиту поджидал невысокий тощий господин лет 55, тот самый утешитель вдовы безвременно усопшего Хафермана. Преградив ей путь своей палкой, он вытянулся, щелкнул каблуками, приподнял шляпу и учтиво заговорил:
— Пардон, мадемуазель, прошу капельку внимания! В квартире вашей глубокоуважаемой и, к сожалению, так рано ушедшей от нас тетушки, баронессы фон унд цу Гуммерланг унд Беллерзин мне не удалось с вами поговорить. Поэтому я был вынужден встретить вас здесь, мадемуазель. Только что все мы, члены правления Европейского движения за монархию, проводили в последний путь нашу дорогую баронессу. Весьма сожалею, что особые обстоятельства помешали вам присутствовать при сем… Позвольте, уважаемая мадемуазель, выразить вам глубочайшее соболезнование в связи с постигшей вас тяжелой утратой. И позвольте просить вас быть сегодня нашей гостьей. Правление ЕДМ почтет за высокую честь ваше посещение скромной поминальной трапезы, которая имеет место быть сегодня в отеле «Четырех Гаймонов»…
