Луи Байяр - Всевидящее око
Он стал меня уверять, что мой замысел неосуществим. Одно дело выудить имя Маркиса-младшего у туповатых парней из молитвенной команды и совсем другое – завоевать расположение кадета первого класса.
– А я уверен, что вы найдете способ, – сказал я в ответ на его возражения. – Когда вы захотите, кадет По, вы можете быть очень обаятельным и учтивым.
– Допустим, познакомлюсь я с Маркисом-младшим. Что дальше? У вас есть хоть какой-то план действий?
– Нет, иначе я бы вам сразу о нем рассказал. Я пока сам не знаю, в каком направлении нам действовать. Сначала вам нужно завоевать доверие Маркиса-младшего. А когда вы станете для него своим человеком… достаточно держать глаза и уши открытыми.
По все еще отнекивался. Я опустил руку на его плечо и сказал:
– Честное слово, кроме вас, никто больше на такое не способен.
Я говорил это не для красного словца и не затем, чтобы потешить юношеское тщеславие. Я действительно верил в его способности и каждый день терпеливо ждал вестей.
Наступил вечер четверга. И вот тут-то меня начали одолевать сомнения в успехе задуманного. Впереди замаячил неприятный разговор с Хичкоком, и я загодя стал выстраивать линию защиты. В это время в дверь номера постучали.
Я бросился к двери и распахнул ее. Коридор был пуст. На пороге лежал пакет, завернутый в обычную коричневую бумагу.
Я ожидал найти внутри торопливые заметки, обрывочные наблюдения и нечто подобное. Боже милосердный! Там лежало целое повествование! Уму непостижимо, когда только По ухитрился все это написать. Стараниями Тайера день кадета заполнен до предела: побудка на рассвете, утренние маневры, завтрак, занятия в классах, обед, приготовление заданий, вечерний парад, ужин и в половине десятого – отбой. Сон кадетов ограничивался в лучшем случае семью часами. Глядя на скрупулезный отчет По, я подумал, что в течение этой недели он спал меньше своих обычных четырех часов.
Я прочитал его листы за один присест и получил громадное удовольствие. Как и любое повествование, оно рассказывает об авторе намного больше, чем того желал бы сам автор.
Отчет Эдгара А. По Огастасу Лэндору
11 ноября
Представляю вам краткое описание моих исследований, предпринятых за минувшие дни…
Я всемерно старался не выходить за рамки фактов (я помню ваши слова о точности, мистер Лэндор) и не мучить вас лирическими отступлениями. Но если где-то мне этого не удалось, прошу вас великодушно меня простить. Временами моя поэтическая сущность одерживает верх над суровой прозой бытия, и мне никак ее не укротить.
Полагаю, вас впечатлит то, как мне удалось совершить почти невозможное – завязать приятельские отношения с Артемусом Маркисом. Всю ночь с воскресенья на понедельник я провел в напряженных раздумьях, изыскивая способ познакомиться с ним. Наконец я пришел к выводу, что лучше всего это сделать на глазах у других кадетов. Такая выходка наверняка заставит Маркиса-младшего обратить на меня внимание. Но она должна быть созвучна с его собственными пристрастиями, и в первую очередь – с темной, потаенной стороной этих пристрастий. Возможно, вам покажется, что я слишком много на себя брал, но повторяю: иного выхода у меня не было.
Едва прозвучал сигнал, созывающий на утреннюю поверку, я, не теряя времени, отправился в госпиталь, явившись прямо к доктору Маркису. Наш эскулап поинтересовался, что у меня болит. Я сослался на боли в животе.
«Голова кружится? – спросил доктор Маркис – Дайте-ка мне пощупать ваш пульс… Учащенный. Что ж, кадет По, придется вам отправиться к себе в комнату и лечь. Служительница даст вам лекарство. Завтра мне покажетесь. А вообще нужно повнимательнее к себе относиться. Двигаться, не отлынивать от упражнений. Это помогает лучше всего».
Вооружившись снадобьями и запиской, освобождающей меня от занятий, я проследовал в столовую. Там я, как требуют правила, доложился лейтенанту Джозефу Локку, который вместе с кадетскими офицерами наблюдал за порядком. В числе кадетских офицеров был и Артемус Маркис.
Опишу вкратце, как он выглядит. Роста в нем примерно пять футов десять дюймов. Худощав, недурно сложен. Глаза у него зелено-карие, волосы каштановые, причем настолько курчавые, что цирюльникам академии так и не удалось совладать с ними. Зная о привилегиях кадета первого класса, Маркис-младший даже отпустил усики, за которыми тщательно ухаживает. На его полных живых губах всегда играет улыбка. Его считают чертовски обаятельным. Какая-нибудь более мечтательная и восприимчивая личность вполне могла бы поверить, что сам Байрон воплотился во всей своей красе.
Прочитав записку доктора, лейтенант Локк заметно нахмурился. Сознавая, что сейчас у меня достаточная аудитория (а главное – Маркис-младший), я сказал:
– Мое состояние осложняется еще одной болезнью, и она серьезнее головокружения.
– Какая еще болезнь? – насторожился лейтенант Локк.
Приступы grand ennui[91].
– Grand ennui? – переспросил Локк.
– Да, причем ярко выраженного характера.
После этого наиболее сообразительные кадеты зашептались между собой. Однако другие – весьма приземленные натуры – стали выражать недовольство задержкой завтрака.
– Что это еще за зверь? – кричали они. – Хватит болтать о своих болячках, папаша! Нам лопать охота!
Здесь, мистер Лэндор, я поневоле должен сделать отступление и объяснить происхождение этого дурацкого эпитета. Своим одногодкам я кажусь совсем взрослым мужчиной. Отчасти так оно и есть: по возрасту я старше многих из них. Например, Гибсону – моему товарищу по комнате – всего пятнадцать. В свое время кадеты даже распустили отвратительный слух: будто бы учиться в академии собирался… мой сын, но он скоропостижно умер, и я поступил вместо него.
К счастью, один из кадетских офицеров быстро прекратил эти идиотские выкрики. Мне было приятно, что старшие кадеты (в том числе и Артемус Маркис) не опустились до перешептываний и только молча наблюдали.
Однако моя выходка раздразнила лейтенанта Локка. Как я ни пытался убедить его, что и впрямь серьезно болен, он отмел все мои заверения и потребовал вести себя подобающим образом, иначе обо мне будет доложено вышестоящему начальству. Продолжая разыгрывать невинного младенца, я крикнул, что он может пойти и сам спросить у доктора. Произнося эти слова, я, мистер Лэндор, совершил на редкость безрассудный поступок: отыскав глазами Артемуса Маркиса, я ему подмигнул.
Будь Маркис-младший более благочестивым и послушным сыном, он бы счел мой жест неприкрытым оскорблением. Тогда мои надежды сблизиться с ним были бы обрублены на корню. Почему же я решил рискнуть? Просто я предположил: если человек склонен глумиться над религиозными устоями, он, скорее всего, презирает и семейные устои. Вы возразите, что мое предположение могло и не оправдаться, однако мне продолжало везти. Судя по лицу Маркиса-младшего, мое издевательство над Локком ему понравилось. Вскоре я услышал, как он сказал тому:
