Рекс Стаут - Второе признание
— Я мог бы и позвонить, — начал Сол, — но появились легкие сложности, и нужны инструкции. Вроде мы что-то нашли, но наверняка сказать нельзя.
— Сын или мать? — спросил Вулф.
— Сын. Вы велели начать с него, — Сол достал блокнот и глянул на страницу. — Знакомых у него не счесть. Как вы хотите, с датами и подробностями?
— Сначала общую картину.
— Хорошо, сэр, — Сол закрыл блокнот. — Примерно половину своего времени он проводит в Нью-Йорке, другую половину — в самых разных местах. У него есть собственный самолет, он держит его в Нью-Джерси. Клуб посещает только один, гарвардский. За последние три года дважды был арестован за превышение скорости, один раз…
— Биография мне не нужна, — прервал его Вулф. — Только то, что может пригодиться.
— Хорошо, сэр. У него половина доли в ресторане «Новый рубеж» в Бостоне. Его открыл в тысяча девятьсот сорок шестом году его сокурсник из колледжа, и молодой Сперлинг внес приличную сумму, около сорока тысяч, видимо, взял у отца, но это не…
— Ночной клуб?
— Нет, сэр. Ресторан высокого пошиба, их специализация — дары моря.
— Едва сводят концы с концами?
— Нет, сэр. Процветают. Миллионерами не стали, но в сорок восьмом году прибыль была солидная.
Вулф хмыкнул:
— Не думаю, что это серьезная почва для шантажа. Что еще?
Сол взглянул на Орри:
— Расскажи о манхэттенском балете.
— Ну, — вступил Орри, — это группа танцоров, они собрались два года назад. Джимми Сперлинг и еще два типа вложили денежки, какова была доля Джимми, я не выяснил, но, если надо, выясню. Танцуют они всякий модерн. Свой первый сезон начали в каком-то занюханном сарае на Сорок восьмой улице, продержались три недели и махнули куда-то в глушь, но и там не преуспели. В прошлом сезоне открылись в ноябре, в Хералд-театре, и выступали до конца апреля. Говорят, что три добрых ангела свои взносы окупили с лихвой, но это надо проверить. Во всяком случае, в убытке не остались.
Похоже, мы снова выстрелили вхолостую. Рассказать богатому отцу о том, какой транжира и растратчик его сын, — слышать о подобных угрозах мне доводилось, но пугать отца рассказами о предприимчивости сына — такого я что-то не помню. В общем, мое мнение о Джимми явно надо подкорректировать.
— Понятное дело, — продолжил Орри, — когда думаешь о балете, на ум сразу приходят девушки да ножки. В этой труппе с ножками было все в порядке, я проверял. Джимми балетом интересуется, иначе стал бы он раскошеливаться? Когда он в Нью-Йорке, он ходит на балет два раза в неделю. Он лично следит, чтобы девушки как следует питались. Ну, я решил, надо копать дальше, вроде тут что-то есть. В общем, девушек он любит, а они его, но если из этого и вышла какая-нибудь темная история, я до нее не докопался, придется подождать. Продолжать поиски?
— Почему бы и нет, — Вулф повернулся к Солу. — Это все?
— Ни в коем случае, — ответил ему Сол, — но интересно вам, пожалуй, только одно, как раз об этом я и хочу сказать. Прошлой осенью он внес двадцать тысяч долларов в фонд ОПБ.
— Что это?
— Общество прогрессивных бизнесменов. Но это просто вывеска. Деньги пошли на президентскую кампанию Генри Уоллеса*.
* В 1948 году возглавил радикальную Прогрессивную партию, она выступала за переговоры с СССР с целью положить конец холодной войне. Выставлялся при поддержке компартии США кандидатом на пост президента, но набрал лишь 1 млн. голосов.
— Ничего себе, — глаза Вулфа, почти закрытые, чуть приоткрылись. — Давайте поподробнее.
— Много не расскажу, зацепил только сегодня. Видимо, взнос был тайный, но кто-то о нем все-таки знает, если скажете, я могу до них добраться. С этим я и приехал. Я вышел на одного человека, прежде он был сторонником Уоллеса, потом с ним расплевался, сам он по мебельной части. Он уверяет, что про взнос Сперлинга ему все известно. Сперлинг якобы сделал этот взнос в виде личного чека на двадцать тысяч и как-то в четверг вечером передал его некоему Колдекотту, а на следующее утро пришел в ОПБ и попросил свой чек назад. Он хотел вместо него внести наличные. Но оказалось, что чек уже погашен. А дальше самое интересное: мой осведомитель уверяет, что с начала года всплывали фотокопии трех разных чеков — взносов троих других людей, — всплывали при необычных обстоятельствах. Один чек был его собственный, имена двух других жертвователей он назвать отказался.
Вулф наморщил лоб:
— Он утверждает, что руководители ОПБ сделали эти фотокопии, чтобы потом ими воспользоваться — при необычных обстоятельствах?
— Нет, сэр. Он считает, что копии сделал кто-то из служащих либо для себя лично, либо как шпион для демократической или республиканской партий. Себя мой осведомитель назвал политическим отшельником. Уоллеса он не любит, но и республиканцы с демократами ему не по душе. Он говорит, что в следующий раз проголосует за вегетарианцев, но от мяса не откажется. Я дал ему выговориться. Хотел выудить из него все, что можно, — ведь если с чека молодого Сперлинга сделали фотокопию…
— Разумеется. Удовлетворительно.
— Так мне копать дальше?
— Да. Чем глубже, тем лучше. Ценнейшая находка — это служащий, который делал фотокопии. — Вулф повернулся ко мне. — Арчи! Ты знаешь молодого Сперлинга лучше, чем мы. Он простофиля?
— Если я и думал так раньше, — честно признался я, — то теперь не думаю. Простофиля не может грести прибыль с ресторана в Бостоне и с манхэттенского балета. Я его недооценивал. Ставлю три против одного, что знаю, где находится фотокопия чека Джимми. В сейфе, в конторе Мерфи, Кирфота и Рони.
— Похоже на правду. Еще что-нибудь, Сол?
Скажи он сейчас, что Джимми подснял миллиончик, водя по кругу пони или заправляя на птицеферме, я бы не удивился, но, видимо, до этого у Джимми просто руки не дошли. Сол и Орри побыли еще немного, пропустили по стаканчику, обсудили, как добраться до шпиона республиканцев или демократов, и ушли. Выпустив их, я вернулся в кабинет… мои замечания насчет важности улик в уголовном деле уже устарели, значит, надо от них отказаться.
Я собрался отойти ко сну и дать моим синякам немного передохнуть, но было всего половина десятого, а средний ящик моего стола едва не вспух от квитанций и счетов за ремонт на крыше. Я взялся их разбирать. Похоже, Вулф даже недооценил ущерба, если учитывать стоимость редких гибридов, с которыми грубо обошлись. Завидев, какие труды я взвалил на свои плечи, Вулф вызвался помочь, и часть бумаг я перенес на его стол. Но мне не раз приходилось убеждаться: разведение орхидей и детективный бизнес — занятия трудносовместимые. Одно так и норовит подставить ножку другому. Мы не просидели за бумагами и пяти минут, как в дверь позвонили. Обычно после девяти Фриц надевает старые шлепанцы, поэтому поздних визитеров встречаю я.
