Софи Ханна - Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом
– Господи, ну когда он уже скажет, – нетерпеливо прошептала леди Плейфорд.
«Неужели она знает, что он сейчас скажет?» – подумал я. Похоже было, что да, знает. У меня даже мурашки по коже пробежали, настолько я был в этом уверен.
– Джозеф Скотчер, – провозгласил коронер, – не умирал.
– Что? Не умирал? В каком это смысле? – Первой, естественно, очнулась Дорро. – То есть вы хотите сказать, что он вообще не умер? Но ведь сейчас он мертв или нет? Проглотив яд, он ведь должен был умереть. Так о чем вы говорите?
– Ну, так мы до Рождества здесь просидим, – съязвил Кимптон.
– Прошу тишины! – Коронер был не столько рассержен, сколько озадачен. Похоже, что в ход его дознания впервые вмешивался кто-то из публики. – Председатель здесь я, и никто не имеет права говорить, пока я не дам ему – или ей – слово. Итак, я уточняю: Джозеф Скотчер не умирал до того, как принял стрихнин. Он не страдал брайтовой болезнью почек и вообще ничем не был болен.
– Это неправда! – закричала Софи Бурлет. – Если б доктор был здесь, он подтвердил бы, что это не так!
Мистер Земляной Орех поднялся с места и сказал:
– К сожалению, это чистая правда. Я читал посмертное заключение, подписанное доктором Клаудером, и долго говорил с ним потом. Почки мистера Скотчера были такими же розовыми и упругими, как у любого здорового человека.
– Вот поэтому я и назвал это обстоятельство немедицинским по своему характеру, – объяснил коронер. – Наличествующая смертельная болезнь – одно. Отсутствие таковой – это… гм, отсутствие ее у человека, который долгое время сообщал всем, что болен и обречен, это, я бы сказал, любопытный психологический феномен.
Я обернулся, чтобы взглянуть на реакцию присутствующих, и мне в глаза сразу бросилась злорадная ухмылка Кимптона – наверное, вызванная словами о любопытном психологическом феномене. Встретив мой взгляд, Рэндл расплылся в какой-то совершенно неуместной улыбке; казалось, он прямо вне себя от восторга. Сигнал был ясен: Кимптон все знал заранее и хотел, чтобы я это понял; но к чему так ликовать и упиваться своим торжеством? Разумеется, у него было больше возможностей заподозрить правду, ведь он знал Скотчера много лет, а я – всего один день.
Похоже, что знал не он один: Клаудия рядом с ним тоже сидела с видом торжествующего облегчения. «Наконец-то правда выплыла наружу, – как будто говорило выражение ее лица. – Я ни минуты не сомневалась, что так оно и есть».
Зато Майкл Гатеркол казался скорее виноватым, чем довольным. Он бросил на меня извиняющийся взгляд. «Я тоже знал, – ясно читалось в нем. – Простите, что ничего не сказал вам об этом».
Софи Бурлет сидела абсолютно неподвижно. Тихие слезы стекали по ее лицу. Филлис, Дорро, Гарри и Орвилл Рольф кудахтали, словно потревоженные куры:
– Как… Что… Почему?.. Какого черта?.. – Никто из них не подозревал, что Скотчер вовсе не был при смерти.
Я сидел как громом пораженный, слова коронера эхом отдавались у меня в ушах: «Джозеф Скотчер не умирал. Он не страдал брайтовой болезнью почек и вообще ничем не был болен».
Пуаро, сидя передо мной, тряс головой и что-то шептал. Леди Плейфорд повернулась посмотреть на меня, как я перед этим смотрел на других. Она тоже знала.
– Люди – затейливые маленькие механизмы, Эдвард, – сказала она мне вполголоса. – Во всем мире нет ничего более любопытного, чем они.
Часть III
Глава 24
Софи продолжает обвинять
После дознания Пуаро Софи Бурлет и я поехали с инспектором Конри и сержантом О’Двайером в участок гарды в Баллигуртине. Это предложил сам Конри в присущей ему бестактной манере, едва мы вышли из зала суда. Больше того, он сразу недвусмысленно дал понять, что на сей раз сам будет задавать все вопросы, а нам велел помалкивать.
Однако разговаривать никому, похоже, и не хотелось. На крыльце здания суда мы не обменялись ни словом, даже не взглянули друг на друга. Я тоже молчал, хотя мысли у меня в голове кричали, если можно так выразиться, громче обычного:
Почки Джозефа Скотчера были здоровы, когда он был убит. Розовые, без единого изъяна. Без всяких признаков брайтовой или любой другой болезни, способной раньше времени свести человека в могилу. И все же Скотчера представили мне как человека, которого ждет скорый конец. Он сам говорил со мной о своей близящейся смерти…
Но как это возможно? По какой причине здоровый человек станет притворяться умирающим? Быть может, Скотчера самого ввели в заблуждение – какой-нибудь безответственный, злонамеренный врач? Я тут же вспомнил Рэндла Кимптона. Он был врачом, и в то же время я легко мог описать его и как безответственного, и как злонамеренного. Но он никогда не лечил Скотчера. Кимптон постоянно живет в Оксфорде, в Клонакилти бывает лишь наездами.
И все же мне показалось, что во всем этом брезжит какая-то мысль. Вот только ухватить ее я никак не мог, сколько ни пытался.
Скотчер рассказывал всем, что скоро умрет от болезни. И действительно умер – от стрихнина. После чего ему размозжили голову, чтобы заставить подозревать третью причину смерти.
Сколько же раз должен был умереть Джозеф Скотчер, чтобы доставить удовольствие… кому? Этот вопрос мне самому очень нравился, задавать его я считал полезным со всех точек зрения, хотя и не знал, каких именно. Присутствие Конри, О’Двайера и Софи Бурлет меня положительно раздражало. Мне хотелось поговорить с Пуаро один на один. Я готов был пожертвовать собственной почкой, упругой и розовой, чтобы услышать его соображения по этому поводу.
В участке гарды в Баллигуртине Конри повел нас длинным узким коридором; в конце его оказалась комната; мы вошли, и я сразу почувствовал себя как в школе. Там были стулья, на стене висела доска; не хватало только парт. На сиденье одного стула стояла пыльная стеклянная вазочка с давно увядшими стебельками, перехваченными бледно-зеленой лентой. Воды в ней не было, и потому стебельки давно расстались с венчавшими их когда-то головками. Потолок в одном углу комнаты порыжел от протечки.
– Ну? – выстрелил Конри вопросом в Софи Бурлет. – Что вы имеете нам сказать в свое оправдание? Вы ведь ухаживали за ним, значит, должны были знать, что с ним всё в порядке.
– Ваш доктор Клаудер жестокий человек, – сказала Софи горько. – К тому же отъявленный лгун! Послушать его, так мы с Джозефом могли бы жить долго и счастливо, если б его не убили. Или вы считаете, мне будет легче, если я буду так думать?
Губы под усами Пуаро зашевелились, но с них не сорвалось ни слова. Я догадался, что долго так продолжаться не будет, он наверняка не выдержит и вмешается.
– Доктор Клаудер не лжет, – сказал Конри. – Это вы, мисс Бурлет, лгунья.