Жорж Онэ - Таинственная женщина
– Но он, по всей вероятности, никому, кроме вас, не сообщал сведений, благодаря которым Ганс так удачно все провернул.
– Он сообщил их мне два часа тому назад. Каким образом я, не выходя отсюда, могла направлять человека, который вошел в лабораторию и там избавился от шпиона. Последний уже не выдаст меня, он спит вечным сном. В лаборатории обнаружат разгром, но сегодня на фабрике были волнения, в которых участвовали разные негодяи… Не логично ли предположить, что кража совершена ими? Если я уеду, меня, безусловно, заподозрят. Если же я останусь здесь с Милоной, Марсель Барадье, вернувшись сюда, найдет меня веселой и безмятежной, и все спасено. Не хорошо ли я придумала?
– Очень хорошо, – иронично ответил Чезаро. – Пожалуй, даже слишком хорошо. Впервые вы скрываете от меня правду, София…
– Милый Чезаро, не тратьте слов и делайте то, что я вам приказываю, – продолжала она, побледнев и прикусив губу. – Ведь вам еще ни разу не приходилось раскаиваться в том, что вы послушали меня, не правда ли? Просто делайте, как я говорю.
– Нет! – раздался резкий, точно пощечина, ответ.
– Не позволите ли вы узнать о мотивах, которые руководят вами? – холодно спросила София.
– Те же, что и у вас. Вы не хотите ехать со мной из-за молодого Барадье. Я из-за него же требую, чтобы вы поехали со мной.
– Неужели вы ревнуете?
– Да.
– Вот так новость! Я поражена…
– Разнообразие ощущений составляет прелесть жизни.
– Итак, вы думаете…
– Что этот юный блондин задел вас глубже, чем предвиделось в нашей программе. Я позволил вам очаровать его ради успеха, но я не согласен разрешить вам флирт с ним из любви к искусству. Комедия окончена, опустим занавес, не будем продолжать любовную интригу за кулисами.
Они обменялись враждебными взглядами, словно два противника, собирающиеся начать схватку.
– Послушайте, София, не будем ссориться, – сделав над собой усилие, смягчился итальянец. – Мы должны быть снисходительны друг к другу. Скажите мне откровенно, что вы намерены делать, и я подчинюсь вашей воле. Быть может, вы хотите еще неделю свободы, а потом приедете к нам в Венецию? Я ведь хорошо знаю человеческие слабости! Если у вас есть каприз, удовлетворите его. Я воображу на время, что я – брат мадам Виньола, а потом ко мне вернется моя София. Вы удовлетворены таким решением?
– Не знаю, – ответила она, тяжело вздохнув.
– Так вы отказываетесь дать мне обещание приехать через неделю?
– Когда я разошлась с Цынятиным из-за вас, Чезаро, заботилась ли я о его существовании после разрыва?
– Стало быть, вы признаете, что хотите порвать со мной? – вскрикнул итальянец, бледнея.
– Друг мой, вы узнаете об этом впоследствии. Теперь же у меня есть непреодолимое желание не видеться с вами.
– А, наконец-то вы заговорили откровенно! Но не забыли ли вы, что нас связывают страшные тайны?
– Я не забываю этого и требую от вас того же.
– Что вы хотите этим сказать?
– Только то, – отозвалась София, окинув Чезаро холодным взглядом, – что если для моей безопасности будет нужно, чтобы вы исчезли, я недорого дам за вашу жизнь…
– Вы угрожаете мне?
– Безумец, вы прекрасно знаете, что если бы вы имели неосторожность сказать хоть одно слово, которое могло бы выдать наши предприятия, то найдется по крайней мере пять человек, готовых убить вас…
– Но мне известно и о ваших личных делах, София…
– Послушайте, Чезаро, такие люди, как мы, должны действовать сообща или погибнуть. Малейшее недоразумение выдаст нас противникам.
– Вы забываете о том, что я люблю вас и хочу обладать вами безраздельно!
– Но как вы подчините меня своей воле?
– Очень просто. Я напишу Марселю Барадье обо всем, чем вы занимались, прежде чем посвятили свою жизнь служению международной политике. Посмотрим, как он себя поведет, когда узнает о Сеговии, например…
София побледнела до такой степени, что сам Чезаро испугался. В следующий миг она схватила револьвер и, направив его на итальянца, воскликнула:
– Ты больше никого не выдашь, каналья!
Но Агостини с необычайной ловкостью бросился на нее, отвел ее руку в сторону и, завладев оружием, спокойно опустил его себе в карман.
– Ты поплатишься за это! – воскликнула она, в изнеможении опускаясь в кресло.
– Хорошо, я заблаговременно подчиняюсь этому решению. Но не будем больше терять времени на пустяки. Неужели можно допустить, чтобы человек, которого баронесса Гродско удостоила сделать своим другом, позволил прогнать себя как мальчишку? Я мужчина, не забывайте этого, София! Я никогда не видел вас в таком состоянии. Чем приворожил вас этот мальчишка? Можно ли поверить в то, что вы из-за него хотели покончить со мной? И куда, позвольте поинтересоваться, вы бы дели потом мой труп? Ваш возлюбленный явился и увидел бы следы крови и покойника посреди комнаты. Признайтесь, у вас просто был припадок безумия. Сравните те жалкие любовные наслаждения, о которых вы мечтаете с ним, с теми огромными выгодами, которые вы получите со мной. Решайте сами, что для вас лучше. Но помните, – продолжал он, – мы сильны, только когда мы вместе. Я рассчитываю на вашу красоту, а вы должны полагаться на мою ловкость и смелость. Ваша роль – соблазнять, моя – защищать. Подводил ли я вас когда-нибудь? В прошлом году, когда в Вене полковник Брэдман распускал о вас грязные слухи, я не задумываясь вызвал его на дуэль и всадил ему в Пратере саблю в горло. Я должен признать, что вы, в свою очередь, поддержали меня, когда меня преследовали неудачи в игре. Ну, София, я знаю, вы сердитесь на меня, но ведь и я имею основания сердиться на вас, черт возьми! Да проснитесь же наконец, отвечайте!
Стряхнув оцепенение и глядя на свою покрасневшую руку с горькой улыбкой, она сказала:
– Хорошо, приказывайте!
– Ах, этого я не люблю! – отозвался он, прищелкнув языком. – Уезжать или оставаться – решать вам. Вам решать, что лучше – бросить испытанного друга или весьма сомнительного любовника. Я, во всяком случае, уезжаю. Не хочу попасться, как лисица в курятнике. Даю вам десять минут времени, я буду в саду.
Он вышел. В глазах Софии блеснула страшная ненависть. Она встала и, тяжело вздохнув, приказала Милоне:
– Чемодан, скорее! Мы уезжаем!
София еще раз прошлась по гостиной, затем села за письменный столик, взяла лист бумаги с черной каймой и написала: «Мой обожаемый Марсель! Когда вы вернетесь, меня здесь уже не будет. Брат, которому меня кто-то выдал, приехал сюда взбешенный и увозит меня. Не ищите со мной встречи. Храните в душе воспоминание о моих поцелуях, я же никогда не забуду ваших. Прости, любовь моя! Я принадлежала тебе один час, но буду оплакивать тебя всю жизнь. Аннетта».
