Энтони Беркли - Отравление в Уичфорде
— Тише, младенец, поправьте свой слюнявчик! Ну так вот, это была довольно патетическая сцена.
И Роджер, как было часто ему свойственно, переменил тон.
— Бедняга не возражал, чтобы его слегка напоили, совсем напротив. Мне кажется, ему этого даже хотелось. Вне всякого сомнения, это дело смертельно его беспокоит, и так же несомненно, что за пределами своей конторы, когда он не занимается бизнесом, это человек честный. Короче говоря, я выудил у него признание, что он и есть тот самый Аллен, имеющий отношение к уичфордскому делу, и через две минуты он меня совершенно серьезно спросил, не думаю ли я, что ему следует пойти в полицию и заявить, будто он убийца, и тем самым спасти миссис Бентли.
— Он настоящий спортсмен, — вскричала одобрительно Шейла.
— Гм! А он не втирал тебе очки, случайно? — вопросил более скептически настроенный кузен Шейлы.
— Нет, я совершенно уверен, что он предлагал это искренне, — возразил Роджер. — Аллен — это еще не ограненный алмаз, но алмаз неподдельный! А к тому же он был пьян, не забывай об этом, что нередко заставляет резать правду-матку. Нет, я совершенно уверен, что он был честен, и в этом своем желании, и в том, очень важном, что рассказал мне тогда же. Ни он, ни миссис Бентли не были влюблены, оба прекрасно об этом знали и не скрывали друг от друга этот факт.
— Ого! — сказал заинтересованно Алек. — Значит, отпадает один мотив убийства, убийства для освобождения от брачных уз?
— Вот именно. И могу еще добавить, что это интервью с Алленом не только, по моему скромному мнению, очищает его самого, но также двадцать раз подтверждает нашу главную теорию — о невиновности миссис Бентли. Я, например, не только совершенно ютов принять на веру тот факт, что она не была влюблена в Аллена (и об этом, между прочим, свидетельствуют кое-какие мелочи, однако я не могу распространяться о них в данную минуту, помня о присутствии здесь представительниц молодого поколения), но…
— Ой, Роджер, ну не будьте вы таким идиотом, — негодующе прервала его представительница молодого поколения. — Я ведь не дитя!
— Но он также очень убедительно обрисовал ее характер и, между прочим, сказал, что она и мухи не обидит. Кстати, очень интересно узнать, почему именно мухи служат доказательством человечности человека? Почему не блохи, тля, сороконожки, осы? Наверное, потому, что в мухах есть нечто особенно неприятное, пробуждающее недобрые инстинкты. Заприте подозреваемого в комнате с одной-единственной мухой и снабдите его мухобойкой. Если по истечении определенного срока заточения муха останется невредимой, то можно с полным основанием говорить о невиновности подозреваемого. Если же, напротив, у мухи будет синяк под глазом или распухшее, словно цветная капуста, ушко, то…
— Что сам Аллен думает об этом деле? Он тоже считает, что миссис Бентли невиновна?
— Ладно, о мухах в следующий раз. Аллен? О нет, такое ему в голову не приходило, но его очень-очень мучила эта загадка. Он признался, что не смыслит в этом ни уха, ни рыла. А это, по-моему, тоже интересное замечание: почему "ухо" и "рыло" имеют такой обобщающий смысл? При чем тут они? При чем тут, например, вообще "уши"? В таких случаях, полагаю, надо…
— Роджер! Ради всего святого, не отвлекайся от темы. Ну что это с тобой!
— Боюсь, я немного сам на воздусях, Алек, — извиняющимся тоном пояснил Роджер. — День выдался очень удачный, и я — да, я, несомненно, немного воспарил.
— В таком случае возьми пример с Шейлы. Даже она сейчас посерьезнела.
Шейла сидела, свернувшись клубочком в кресле, подоткнув под себя ноги, подперев подбородок рукой и еле заметно улыбаясь. Роджер поглядел на нее и тоже улыбнулся.
— Ладно, попытаюсь, — пообещал он.
— Ну, давай соберись с мыслями и расскажи все до конца. Ты, наверное, не понимаешь, как нам ужасно хочется все узнать.
Роджер кивнул:
— Да, вас просто лихорадит от нетерпения, и это совершенно понятно. Итак, что же еще? Да больше и рассказывать-то вроде не о чем. Мы очень много с ним толковали о том о сем, но по-настоящему важного почти уже не было. О, должен сказать, что, сочтя его человеком искренним, честным и действительно обеспокоенным всем этим делом, я признался в своем намерении доказать невиновность миссис Бентли.
— Вот это да, черт побери!
— Я решил, что это нам пойдет на пользу, и так оно и оказалось. Я ему задал множество разных неприятных вопросов, и он ответил на них мужественно и честно, как настоящий спортсмен. Вот главное, что я от него узнал: что на самом деле он любит свою жену, которую считает высшим существом по сравнению с собой и которую он с сожалением уподобил "холодильнику"; что он просто развлекался с миссис Бентли, так как она не похожа в этом отношении на его жену, и что миссис Бентли тоже развлекалась с ним; что они оба люди веселые и жизнелюбивые и почувствовали друг в друге родственные души, однако не придавали своей связи сколько-нибудь серьезного значения; что Джон Бентли, несмотря на своп хилые достоинства, сам был непрочь поразвлечься на стороне и его жена об этом знала. Аллен совершенно уверен в том, что вечером в понедельник, когда он был у Бентли, пакетика с мышьяком на прикроватном столике не было; что он не помнит никакого сосуда с лимонадом… ни стакана, ни кувшина, хотя поклясться, что их не было, не может. И еще он сказал, что миссис Бентли не обидит и мухи. Таким образом, все им сказанное свидетельствует или в его пользу, или — в пользу миссис Бентли. Есть лишь один пункт, ей не благоприятствующий.
— Что такое?
— Ну, вряд ли его можно считать очень уж важным, но обвинение сделает все от него зависящее, чтобы раздуть его значение. Она католичка и не считает развод допустимым.
— О! Понимаю, что ты имеешь в виду.
— Я больше ничего не могу вам рассказать, так что, Шейла, отправляйтесь спать, дитя мое, а ваши дядюшки выкурят еще по одной, и последней, сигарете, в награду за свой зрелый возраст.
— Другими словами, — сказала Шейла, неохотно вставая с кресла, — чтобы я не мешала вам поговорить о всяких интересных подробностях. Ладно, полагаю, мне придется удалиться, хотя это все ужасно глупо. Я ведь не ребенок.
— А что скажет на этот счет ваша матушка?
— Ну конечно она раскудахчется, — хихикнула Шейла. — Но ведь все матери так ведут себя, когда их идиотки дочери уже умеют сложить два и два и получить четыре, а не три.
Роджер встал и открыл дверь.
— Вот это материнское свойство совершенно ускользнуло от моего внимания, — с интересом заметил он, — ведь главный авторитет по проблеме матерей, их причуд и привычек, американская киноиндустрия, хранит многозначительное молчание на этот счет. Покойной ночи, мисс Пьюрфой.
