Дороти Сейерс - Ключ к убийству
— В спальне — это соседняя комната.
— Значит, именно там Фрик его и спрятал.
— Но предположим, что кто-нибудь из слуг зашел туда, чтобы постелить постель?
— Этим занимается экономка не позже десяти часов.
— Так... Но Каммингс всю ночь слышал шум, который производил Фрик.
— Он слышал, как тот два или три раза входил и выходил.
— Вы хотите сказать, что Фрик провернул дело до трех часов ночи?
— Почему до трех? Каммингс ни разу не видел его, пока тот не позвал его в восемь утра, чтобы принесли завтрак.
— Но ведь в три часа Фрик принимал ванну.
— Я не говорю, что он не возвращался с Парк-Лейн до трех часов. Но я не думаю, что Каммингс пошел наверх и поглядел в замочную скважину, чтобы убедиться, что это именно его хозяин принимает ванну.
Паркер снова задумался.
— А как насчет пенсне Кримплсхэма? — спросил он.
— Вот это загадка, — ответил лорд Питер.
— А при чем здесь ванна Типпса?
— Чистейшая случайность, вероятно, или дьявольское совпадение.
— И вы думаете, что весь этот сложнейший замысел мог оформиться в голове у преступника за одну ночь?
— Никоим образом. Он был задуман, как только в работный дом поступил этот человек, имевший некоторое поверхностное сходство с Ливи. У Фрика было в распоряжении несколько дней.
— Понимаю.
— Фрик проговорился во время расследования. Он разошелся во мнениях с Гримбоулдом относительно времени, прошедшего после смерти этого человека. Если средней руки специалист вроде Гримбоулда осмеливается не согласиться со светилом, то это значит, что он чувствует твердую почву под ногами.
— Выходит, если ваша гипотеза верна, Фрик допустил ошибку.
— Да. Очень незначительную. Он старался — с чрезмерным усердием — сбить с толку всех присутствовавших на суде, особенно доктора из работного дома, рассчитывая на то, что люди не станут повторно возвращаться к уже проанализированным фактам и пересматривать свои выводы.
— Что же заставило его потерять голову?
— Цепь непредвиденных событий. В частности, то, что ваш покорный слуга намеренно растрезвонил о своем интересе к трупу, найденному в ванне, и о знакомстве с неким инспектором Паркером, чья фотография совсем недавно гуляла по страницам газет в связи с делом об исчезновении сэра Ливи, а через некоторое время вышеупомянутого Паркера видели на судебном разбирательстве убийства в Бэттерси сидящим рядом с вдовствующей герцогиней Денверской. Фрик запаниковал и сделал все возможное, чтобы развести два преступления по углам и скрыть связь между ними. Кстати, многие преступники попадаются именно из-за своей чрезмерной осмотрительности.
Паркер задумчиво молчал.
Глава 11
— На улице туман, как всегда, — заметил лорд Питер.
Паркер хмыкнул и с раздражением стал надевать пальто.
— Мне доставляет, если можно так выразиться, величайшее удовлетворение, — продолжал благородный лорд, — что в нашей команде вся неинтересная и неприятная рутинная работа выполняется вами.
Паркер снова хмыкнул.
— Вы не предвидите никаких затруднений с получением ордера? — спросил лорд Питер.
Паркер хмыкнул в третий раз.
— Я полагаю, вы побеспокоились о том, чтобы все прошло тихо?
— Конечно.
— И весь персонал работного дома будет держать язык за зубами?
— Конечно.
— И полиция?
— Тоже.
— Потому что в противном случае полиции некого будет арестовывать.
— Мой дорогой Уимзи, неужели вы думаете, что я дурак?
— Я на это никогда и не надеялся.
Паркер хмыкнул в последний раз и ушел.
Лорд Питер сел за стол и погрузился в своего Данте. Но это не дало ему успокоения. В карьере частного детектива лорду Питеру очень мешало образование, полученное им в привилегированной частной школе. Несмотря на предостережения Паркера, он не всегда мог отбросить это наследие. Его ум еще в юности был извращен такими книгами, как «Лотереи» или «Приключения Шерлока Холмса», и нравственными принципами, которые те защищали. Он принадлежал к семье, в которой никто никогда не убил ни одной лисицы.
— К сожалению или к счастью, я всего лишь любитель, — сказал лорд Питер.
И тем не менее в процессе общения с Данте он принял решение.
В полдень он оказался на Харли-стрит. По вторникам и пятницам с двух до четырех часов дня любой желающий мог проконсультироваться у сэра Джулиана Фрика по поводу расстроенных нервов. Лорд Питер позвонил у входной двери.
— Вам назначено, сэр? — спросил слуга, открывший дверь.
— Нет, — ответил лорд Питер, — но не передадите ли вы сэру Джулиану мою карточку? Думаю, что он, может быть, примет меня и без предварительной записи.
Он опустился в кресло в уютной комнате, где пациенты сэра Джулиана дожидались его целительного совета. Страждущих было много. Две или три модно одетые женщины вели разговор о магазинах и слугах и дразнили крошечную собачку. В углу одиноко горбился крупный мужчина, с озабоченным видом все время поглядывавший на часы. Он контролировал финансы пяти стран, но не мог справиться с собственными нервами. Лорд Питер знал его в лицо. Это был Уинтрингтон, миллионер, пытавшийся покончить с собой несколько месяцев назад. Теперь финансы пяти стран находились в умелых руках сэра Джулиана Фрика. У камина расположился молодой человек, по виду военный. У него было преждевременно постаревшее морщинистое лицо, держался он прямо, но его беспокойные глаза реагировали на малейший шорох. На диване сидела скромного вида пожилая женщина с маленькой девочкой. У девочки был апатичный и несчастный вид. Во взгляде женщины светилась нежность к ребенку и тревога, смягченная робкой надеждой. Рядом с лордом Питером сидела еще одна молодая женщина с маленькой девочкой, и лорд Питер обратил внимание на их широкие скулы и прекрасные, серые, широко расставленные глаза, выдававшие славян. Ребенок-непоседа наступил на дорогой, из патентованной кожи ботинок лорда Питера, и мать сделала девочке замечание по-французски, после чего повернулась к лорду Питеру, чтобы извиниться.
— Mais je vous en prie, madame[5], — сказал молодой человек, — это пустяки.
— Она очень нервная, бедняжка, — сказала молодая женщина.
— Вы пришли проконсультироваться по поводу ее?
— Да. Он чудесный человек, этот доктор. Представьте себе, мсье, она никак не может забыть, бедное дитя, того, что ей пришлось увидеть. — Она наклонилась ближе к Питеру, чтобы девочка не могла слышать. — Мы бежали... Из умирающей от голода России... Шесть месяцев назад. Не осмеливаюсь вам рассказать, у нее такой острый слух, а потом крик, она вся дрожит, начинаются судороги — и все это повторяется снова и снова. Когда мы приехали, мы были похожи на скелеты — о Господи, — но сейчас уже получше. Она была бы покрепче, если бы не нервы, из-за которых бедняжка не может есть. Мы — те, кто постарше, — мы быстро забываем, в конце концов, можем заставить себя не думать об этом, — но дети! Когда люди молоды, мсье, они более впечатлительны, — добавила она по-французски.
