Эллери Квин - Дом на полпути
— Ни о какой записке я ничего не знаю! — почти в истерике закричала Андреа.
— Мне кажется, — встав, заявил Поллинджер, — что все это зашло слишком далеко, ваша честь. Свидетель — не обвиняемый. Она дала исчерпывающий ответ на вызывающий сомнения вопрос.
Билл горячо возразил, оспаривая мнение прокурора, но судья Менандер покачал головой:
— Вам ответили, мистер Энджел. Я полагаю, вам следует перейти к следующим вопросам.
— Отвод!
— Принято. Продолжайте допрос, пожалуйста!
Билл, кипя от возмущения, повернулся к свидетельнице:
— Итак, мисс Гимбол, не будете ли любезны сказать этому жюри, не сообщали ли вы об этих событиях рокового вечера кому-либо из официальных лиц, ведущих расследование этого дела, — начальнику полиции Трентона Де Йонгу, прокурору Поллинджеру или кому-то из его людей?
Снова поднялся Поллинджер и снова опустился на место. Андреа бросила на него взгляд и облизнула губы.
— Да, сообщала, — проговорила она, нервно теребя перчатки.
— Ах, сообщали. Вы сделали это добровольно? Вы сами, по своей воле пришли и сообщили эти данные?
— Нет, я...
— В таком случае Де Йонг или мистер Поллинджер приходили к вам?
— Мистер Поллинджер.
— Иными словами, если бы мистер Поллинджер не обратился к вам с вопросами, вы не обратились бы к властям с вашей историей? Минутку, мистер Поллинджер! Вы ждали, пока представители власти не явились к вам сами? И когда это было, мисс Гимбол?
Андреа прикрыла глаза ладонью, защищаясь от впившихся в нее взглядов публики.
— Я не помню. Может, через неделю после этого...
— После преступления? Не бойтесь назвать вещи своими именами, мисс Гимбол. Преступления. Вас не пугает это слово, а?
— Нет. Нет. Конечно нет.
— Через неделю после совершившегося преступления к вам пришел прокурор и допросил вас. В течение этой недели вы ни словом не обмолвились о своем посещении места преступления в ночь убийства. Я правильно понял?
— Это было не очень важно. Я ничего полезного для следствия сообщить не могла. И мне было неприятно оказаться замешанной в эту историю.
— Вам было неприятно оказаться замешанной в безобразную историю? Так надо понимать? А теперь, мисс Гимбол, скажите, когда вы в тот вечер были на месте преступления, вы трогали руками нож?
— Нет! — Андреа явно пришла в себя; в голосе ее появились новые интонации, глаза заблестели, голубизна в них вновь вернулась. Она твердо посмотрела в глаза Биллу.
— Где был нож?
— На столе.
— Вы даже пальцем не притрагивались к нему?
— Нет.
— На вас в тот вечер были перчатки?
— Да. Но левую я сняла.
— Правая была надета?
— Да.
— Правда ли, что, когда вы выбегали из комнаты, вы зацепились кольцом за дверь и бриллиант с обручального кольца выпал?
— Да.
— Вы потеряли его? И не заметили, что он выпал?
— Нет.
— Правда ли, что я нашел его и сказал вам об этом в тот вечер, когда было совершено преступление, и что вы умоляли меня никому не говорить об этом?
В глазах девушки вспыхнуло пламя.
— Да! — Теперь щеки Андреа горели.
— Не правда ли, — спросил Билл сухим, бесцветным голосом, — что вы даже поцеловали меня, чтобы я не открывал этот факт полиции?
Андреа будто ударили, она даже привстала со своего места.
— Как вы можете... вы же обещали! Вы... вы… — Она прикусила губу, чтобы не расплакаться.
Билл поднял голову и с решительностью продолжил:
— Вы видели обвиняемую в вечер преступления?
Огонь в глазах Андреа погас.
— Нет, — прошептала она.
— Вы не видели ее ни в какой из моментов — Ни в хижине, ни вне хижины, ни на дороге между хижиной и Кэмденом?
— Нет.
— Но вы признаетесь, что сами были на месте преступления в тот вечер и ничего никому не сказали, пока вам серьезно не выговорил на этот счет прокурор в частной беседе?
Поллинджер с протестующим криком вскочил. Завязалась длительная перепалка между обвинителем и защитником.
— Мисс Гимбол, — все тем же сухим голосом резюмировал Билл, — вы не знали, что ваш приемный отец ведет двойную жизнь?
— Нет.
— Вы не знали, что незадолго до 1 июня он изменил имя получателя своего миллионного страхового полиса и сменил вашу мать на другое лицо?
— Нет!
— Вы ненавидели вашего неродного отца, не правда ли?
Вновь разгорелась полемика. Андреа была бела как мел от гнева и стыда. За столом прокурора негодующе протестовала компания Гимболов.
— Что ж, — вежливо произнес Билл, — мне этого достаточно. Мистер Поллинджер, прошу.
Поллинджер подошел к перегородке свидетельского места:
— Мисс Гимбол, когда я пришел к вам через неделю после преступления, что я вам сказал?
— Вы сказали, что изучили следы родстера, и он оказался принадлежащим моему жениху. Вы спросили, не посещала ли я... место преступления в тот вечер, и если это так, то почему не призналась в этом и не рассказала ему.
— Создалось ли у вас впечатление, будто я пытаюсь прикрыть вас или замять историю?
— Нет, вы говорили со мной очень строго.
— Вы рассказали мне все так, как сейчас изложили жюри?
— Да.
— Что я вам сказал на это?
— Вы сказали, что все тщательно проверите.
— Задавал я вам вопросы?
— В большом количестве.
— Важные вопросы? Обо всем, что вы видели? Что вы видели и что не видели и все в таком духе?
— Да.
— И не сказал ли я вам после этого, что ваш рассказ ни в малейшей степени не расходится с теми свидетельствами, которые штат уже накопил против обвиняемой, и что поэтому я постараюсь не подвергать вас лишним волнениям и неприятностям и не буду вызывать в суд в качестве свидетеля?
— Да.
Поллинджер отступил на шаг, отечески улыбаясь.
Билл вышел к месту свидетелей:
— Мисс Гимбол, это правда, не так ли, что штат не вызывал вас в качестве свидетеля на этом процессе?
— Да. — Видно было, как утомлена и измождена Андреа всем этим допросом.
— Несмотря на то что вы могли рассказать нечто такое, что заронило бы сомнение о вине обвиняемой в сознание присяжных?
На этом защита закончила допрос свидетеля.
* * *
Затем началось ожидание приговора. Часы сложились в сутки, затем в двое суток, а от жюри не было ни слова. Многие отмечали это как верный признак того, что меняется мнение после последнего слова штата. Затянувшиеся переговоры в комнате жюри — благоприятный для обвиняемой знак; как минимум, это свидетельство тупика, в который зашел процесс. Билл приободрился. Время шло, и он даже начал понемногу улыбаться.
