Эрл Гарднер - Двойная страховка
Его лицо просветлело.
– Да, конечно.
– В моем случае, вероятно, диагноз будет следующий: нервный срыв, вспышка истерии. Я обратился к вам, умолял об инъекции. Вы не стали применять сильнодействующего средства и ввели мне дистиллированную воду под видом морфия. Я успокаиваюсь, меня одолевает сонливость…
– Ясно, – остановил меня Гелдерфилд. – Учитывая ситуацию, я уложу вас в постель в моем доме и пришлю сиделку. Она проследит, чтобы вы заснули, и покинет вас. И это все, что я могу сделать для вас, Лэм.
– Сиделка будет посвящена в наши игры?
– Конечно нет. Она отнесется к вам как к обычному больному, которому необходим полный покой. Которому только что ввели морфий.
– Как скоро появится сиделка?
– Минут через двадцать.
– Опытная?
– Да.
– Идите, доктор, – сказал я. – Идея возникает не сразу, но когда уже существует, она должна приносить плоды незамедлительно.
Гелдерфилд схватил свой саквояж и скрылся. Через несколько секунд я услышал рокот мотора отъезжающей машины.
Я снова плюхнулся в кресло, налил себе виски, добавил содовой и закурил. Я неторопливо потягивал любимый моему сердцу напиток, водрузив ноги на стул и наслаждаясь абсолютной, фантастической тишиной. В доме ни шороха, ни скрипа; снаружи тоже не доносилось ни звука.
Однако меня мучила мысль: а ну как Гелдерфилд передумает по дороге, расколется, донесет в полицию про «нашу идею» или выболтает ее миссис Деварест?
Я прогнал эти мысли. Потянулся и зевнул. Приятное тепло от выпитого виски разливалось по всему телу. Меня клонило ко сну. Я с трудом сосредоточился и посмотрел на часы. Цифры расплылись у меня перед глазами.
Нет, что-то внутри моего сознания не давало мне покоя. Какая-то новая мысль билась в голове, требовала выхода. Внезапно она прояснилась и встряхнула меня с такой силой, что я выпал из кресла.
Я ударился о скамеечку для ног, поднялся с пола, едва удержав равновесие, и, пошатываясь, побрел на кухню, оттуда прошел в холл, потом поднялся по лестнице на второй этаж.
Я обнаружил спальню доктора Гелдерфилда, примыкающую ванную комнату, комнаты для гостей. Заглядывая поочередно во все двери, я в конце концов натолкнулся на того, кого искал.
На кровати лежал истощенный старик. Ему было далеко за семьдесят. Запавшие щеки, восковая кожа, закрытые глаза. Старик не двигался, да и дыхания я не услышал.
Прошло не меньше минуты. Человек на кровати вздохнул тяжело и неровно, хватая воздух полуоткрытым ртом. Затем снова затих – будто провалился в летаргический сон. Я склонился над постелью, боясь, как бы старик не отдал богу душу и на самом деле.
Старик лежал по-прежнему неподвижно, но дыхание возобновилось, такое же мучительное, прерывистое, с длительными интервалами. Я дотронулся до его плеча и… качнувшись, свалился на кровать.
Старик дернулся. Я с трудом поднялся и легонько потряс его, а потом похлопал по щекам, пытаясь пробудить к жизни.
Он открыл глаза.
– Вы отец доктора Гелдерфилда? – Мой голос показался мне чужим и доносился как будто издалека.
Он весь напрягся, устремив на меня глаза. Я увидел, что зрачки его закатываются.
– Вы отец доктора Гелдерфилда?! – в ужасе крикнул я.
– Да, – прошелестел ответ.
Я собрал всю свою энергию в кулак. Надо передать, перелить в него свою волю!
– Кто вас лечит? Доктор Деварест?
– Да, – прошептал старик.
– Он давно не приходил?
– Давно… Сын… подумал… что надо выждать… сделать… перерыв… Кто вы такой?
– Доктор Деварест умер, – сказал я.
Он не пошевелился.
– Вам известно, что он умер? – настаивал я.
– Его уже неделю не было, – еле слышно ответил старик. Зрачки его снова стали закатываться.
Я потряс его за плечо.
– Когда вы видели доктора в последний раз? В среду? После рыбалки?
Старик вздрогнул. Глаза его приоткрылись.
– Вы видели его после рыбалки? – повторил я.
– Да. Он был на рыбалке. Мой сын… повздорил с ним.
– Из-за чего?
– Его лечение… не помогало.
– Это сказал ваш сын?
– Я слышал, как они… ссорились.
– Ваш сын…
Внизу дважды прозвонил телефон и умолк. Я посмотрел на часы, секундная стрелка исчезла. Все предметы вокруг утратили четкие очертания. Я устремился к лестнице, натолкнулся на дверь. Ноги стали ватными, не держали меня. Пытаясь быстро сбежать по лестнице, я оступился и с грохотом покатился вниз. Из-за этого немного встряхнулся. Дотащился до телефона, который звонил второй раз.
Я ухватился за трубку, но непослушный язык не повиновался мне. К тому же я не мог вспомнить, с кем говорю.
– Да? Ну?.. – промычал я.
До меня донесся резкий голос Гелдерфилда:
– Лэм, это я. Шнурок от корсета отсутствует. Вам ясно?
– Да ну?
– Не беспокойтесь. Корсет я забрал. Тот, другой – кухонный предмет, – на месте. Вы меня понимаете?
– Да. Но?
Сомнение появилось в голосе собеседника:
– С вами все в порядке, Лэм?
– Д-да… Наверное…
– Вы не перебрали… по части виски?
– Н-не знаю… Нет.
– У вас усталый голос.
– Я х-хочу с-спать.
– Лэм, не подведите меня! Слишком многое поставлено на карту. Вы понимаете, чем я рискую?
– Д-да.
– Вы пьяны. Сколько вы выпили?
– К-кажется, один… т-только один стакан.
– Вы уверены?
– Да.
– Хороший был стаканчик? Безразмерный?
– Д-да…
Я недоумевал. О чем он говорит?!
– Вы набрались, Лэм! – с раздражением кричал в трубке Гелдерфилд. – Возьмите эту бутылку виски и вылейте в раковину. Больше – ни капли! Обещайте мне, Лэм!
Я выдавил из себя: «Ол-райт» – и повесил трубку.
Мне пришлось подождать, пока освободится линия связи. Я ничего не видел. Голова казалась мне глобусом, вращающимся на своей оси, и скорость вращения все увеличивалась. В ушах стоял грохот. Все куда-то летело кувырком. Пытаясь удержаться, я обеими руками уцепился за портьеру, потом оторвался от нее и кое-как набрал номер полицейского управления.
Прошла вечность.
– Дежурный слушает, – прозвучал в трубке женский голос.
Трубка лупила меня по лицу, в ушах грохотал водопад.
– Главное полицейское управление… Вас слушают! Говорите!
– Лисман… Лисман… – твердил я, сопротивляясь из последних сил мгле, накатывающей на меня. – Мне нужен Лисман… Убийство…
Эхом откликнулось в трубке:
– Лисман… Лисман… Алло! Это Лисман. Что вам нужно?
– Это Дональд Лэм… Я в доме доктора Гелдерфилда. Я отравил миссис Деварест… Я отравил отца доктора Гелдерфилда… Я отравил всех…
Я хотел сказать еще многое, но язык распух и не помещался во рту. Глобус крутился и раскачивался, я крутился и раскачивался вместе с ним. Гул и грохот в голове становились непереносимыми. Из последних сил я держался за портьеру. Хотел крикнуть, но из горла вырвался только жалкий писк. Портьера оборвалась. Я рухнул вместе с ней и потерял сознание.
