Дик Фрэнсис - Отражение
Глава 13
Каждый, кто занимается цветной фотографией, стремится прежде всего, чтобы люди и предметы на снимках выглядели естественно, а это совсем не так просто, как кажется. Нужная резкость и правильная выдержка — пустяки в сравнении с самим цветом, который почему-то разнится от пленки к пленке, выходит неодинаково на разных типах фотобумаги и даже на бумаге одного типа и места выпуска, но взятой из разных коробок. Дело в том, что четыре сверхтонких эмульсионных слоя, которые наносятся на фотобумагу, слегка варьируются от партии к партии. Опустив в два красильных чана одинаковые куски материи, практически невозможно получить абсолютно одинаковый оттенок — то же и со светочувствительными эмульсиями.
Чтобы сгладить качественную разницу и добиться эффекта «как в жизни», фотограф использует светофильтры — кусочки цветного стекла, которые помещает между яркой лампой увеличителя и негативом. Подобрал светофильтры удачно — и на фотографии голубые глаза выйдут голубыми, а вишневые губы — вишневыми.
К моему увеличителю, как и к большинству ему подобных, прилагалось три светофильтра тех же цветов, что и негативы: желтый, пурпурный и голубой. Смешение ' всех трех давало серый цвет, так что фотографы обычно ограничивались двумя, я, например, всегда работал с желтым и пурпурным. В хорошо рассчитанной пропорции они давали нормальные оттенки: люди на снимках не выглядели слишком желтыми или, наоборот, чересчур розовыми, а по тому, насколько естественным получился цвет человеческой кожи, можно вообще судить о качестве цветной фотографии.
Однако, как ни странно, если наложить пурпурный стеклянный квадратик прямо на желтый стеклянный квадратик и пропустить через них свет, в результате получается красный цвет. А если пропустить свет через желтый и голубой, получится зеленый. А через пурпурный и голубой… яркий лазурный.
Когда Чарли впервые показал мне игру светофильтров, я просто растерялся, потому что от смешения таких же красок получаются совершенно другие оттенки. «Забудь о красках, — говорил мне Чарли. — Ты имеешь дело со светом, а тут совсем иные возможности и цветовые комбинации иные».
И видя, что я все еще сомневаюсь, показал мне шесть цветов света. Он смешивал цвета у меня на глазах, пока их сочетания не отпечатались у меня в памяти навсегда, как буквы алфавита. Только вместо А,В,С в этой азбуке стояли пурпурный, зеленый, голубой.
В то роковое воскресное утро я зашел в темную комнату и надел на головку увеличителя фильтры неслыханного в обычной фотографии сочетания цветов — интенсивный голубой и интенсивный пурпурный, смешав которые, я получил темно-синий.
Пустые цветные негативы Джорджа я собирался печатать на черно-белой бумаге, что, конечно, избавило бы меня от голубого цвета прямоугольников; не исключено, правда, что взамен я получу серые прямоугольники.
Черно-белая бумага чувствительна только к голубым лучам, поэтому можно печатать черно-белые фотографии при красном освещении. Я думал, что если напечатаю негативы через темно-синий светофильтр, то смогу добиться большей контрастности между желтым изображением на негативе и обрамляющей его оранжевой рамкой. Иными словами, требовалось отделить изображение от всего остального.
Я подозревал, что скрывающееся за рамкой изображение в любом случае не черно-белое, потому что иначе я бы увидел его сквозь синее стекло. Проявленные снимки, таким образом, должны были получиться одного из оттенков серого цвета.
Поставив перед собой ванночки с проявителем и фиксажем, я поместил все тридцать шесть чистых негативов в рамку для контактного копирования, которая держала негативы прямо против фотобумаги, когда я пропускал через них свет. Таким образом, проявленные снимки по размерам точно соответствовали негативам и умещались на бумаге размером 20 х 25 см.
Самое трудное — верно определить время выдержки, потому что темно-синий светофильтр приглушает свет гораздо сильнее обычного. Я испортил шесть пробных отпечатков — получились пустые серые или черные снимки, — а маленькие прямоугольники упрямо не хотели раскрывать своей тайны. Что я только ни делал — прямоугольники оставались пустыми.
Вконец раздраженный, я, вопреки всем правилам, сократил время выдержки и получил почти белый отпечаток. Потом, освещенный неяркой красной лампой, он лежал в ванночке проявителя и практически не менялся: только проступили бледные цифры
рамки негатива, а за ним — слабые линии, отделяющие один негатив от другого.
Усталый и подавленный, я оставил его в ванночке проявителя еще на какое-то время — все зря. Тогда, почти отчаявшись, я погрузил снимок в фиксажную ванночку, вытащил и включил свет.
На пяти прямоугольниках из тридцати шести можно было различить бледно-серые геометрические очертания.
Победа! Я нашел то, что искал.
Меня охватила безотчетная глупая радость, и я заулыбался от удовольствия. Вот я и разгадал загадку Джорджа. Почти разгадал. Теперь уж, хочешь — не хочешь, надо довести дело до конца, если я собираюсь занять его место.
Если… Господи, да что это я? Занять место Джорджа вовсе не входило в мои планы — мне и на своем неплохо. Мысль выплыла из подсознания случайной непрошенной гостьей. Не хочу я оставлять скачки. И заниматься фотографией всерьез не хочу.
Уже без улыбки я переписал цифры с рамок пяти проявленных снимков. Потом начал бесцельно бродить по дому, думая, чем бы себя занять, чтобы не переутомиться. Работа нашлась: я прибрал в спальне, вытряс засохшие овощи из корзины, собрал со стола грязную посуду и поставил в мойку. Потом сварил кофе и, попивая его на кухне, решил, что неплохо сходить за воскресной газетой. Но когда я встал из-за стола и сделал несколько шагов, ноги сами привели меня назад, в темную комнату.
Меня влекло туда, как преступника на место преступления.
Теперь я точно знал, какие негативы печатать, и даже догадывался, что предстоит увидеть на готовых фотографиях.
Решив начать с негатива под номером семь, я увеличил его до полного размера бумаги — 20 х 25 см. Пару раз я неверно угадывал время выдержки, и снимки выходили темными и расплывчатыми, но в конце концов добился нужного цвета. Как только изображение достигло наибольшей степени контрастности, я выхватил его из ванночки с проявителем, опустил в закрепитель, снова вынул и, промыв, понес на кухню, чтобы рассмотреть при дневном свете.
Фотография все еще не высохла, но я сразу понял, что именно держу в руках. Это было отпечатанное на машинке письмо. По бледно-серым строчкам можно было предположить, что лента высохла от времени, но буквы вышли все же достаточно четкими, и я без труда прочел:
