Эллери Куин - Трагедия Икс. Смерть Дон Жуана. Е=убийство
Постепенно напряжение в атмосфере стало ощутимым почти физически.
— А теперь, — продолжал актер, — обратимся к трактовке Шекспиром одного из его самых интересных персонажей — уродливого, кровавого короля Ричарда, людоеда в человеческом облике. Однако вспомним его слова…
Внезапно Лейн изменил осанку, голос, выражение лица. Это произошло настолько неожиданно, что все уставились на него почти с испугом. Коварство, злоба, разочарование омрачили приятное лицо зловещими тенями. Изо рта у него вырывались сдавленные звуки:
— Сменить коня… Перевязать мне раны… Всевышний, сжалься!.. — Вопль истерзанной души сменился тихим отчаянием. — Тише… это сон. О совесть робкая, не мучь меня! Глухая полночь… Синие огни… Холодный пот… Я весь дрожу от страха… Кого боюсь? Себя? Здесь я один. Но Ричард Ричарда так крепко любит! Мне ль не любить его — ведь это я. Как! Здесь убийца! Нет!.. Да, я убийца. Пора бежать! Как? От себя? От мести? Кто ж будет мстить? Я? Самому себе? О нет! Скорей себя я ненавижу за злые ненавистные дела. Я изверг… нет, я лгу — не изверг я. Хвались, глупец! Не льсти себе, глупец! — Голос запнулся, но вскоре актер продолжил. Казалось, он впал в приступ трагического самоуничижения. — У совести есть сотни языков, у каждого из них есть сотни былей, и каждая твердит мне: «Ты злодей!» Да, я клятвопреступник — самый черный, да, я убийца — самый, самый страшный, и все мои ужасные грехи, столпившись пред судьею, вопиют: «Виновен, да, виновен!» Нет спасенья! Нет никого, кто бы любил меня! Умру — кто пожалеет обо мне? И как жалеть, когда я сам к себе не чувствую и тени сожаленья?[59]
Кто-то вздохнул.
Сцена 2
За несколько минут до полуночи сопровождающая де Вита компания вошла в железнодорожный терминал Уихокена — серый, похожий на амбар зал ожидания с железными балками на потолке и галереей, тянувшейся вдоль стен над головами. В помещении было мало народу. В углу, возле одной из дверей на перрон за прилавком камеры хранения, дремал клерк; еще один человек зевал в газетном киоске; длинные скамейки пустовали.
Смеющаяся компания вошла в полном составе, за исключением Фредерика Лаймена, который еще в отеле принес извинения и отправился домой. Жанна де Витт и Лорд побежали к газетному киоску, улыбающийся Эмпериаль последовал за ними. Лорд купил большую коробку конфет и с театральным поклоном преподнес ее Жанне. Эмпериаль, не позволив превзойти себя в галантности, приобрел пачку журналов и, щелкнув каблуками, предложил ее девушке. Жанна, закутанная в меха, с румяным лицом и блестящими глазами, засмеялась и, взяв под руки обоих мужчин, подвела их к скамье, на которую они сели, весело болтая и поглощая конфеты.
Четыре остальных члена группы направились к кассе. Де Витт посмотрел на большие часы над газетным киоском — стрелки показывали четыре минуты первого.
— Ну, — весело сказал он, — наш поезд отходит в 0.13 — у нас есть еще несколько минут.
Они остановились у окошка. Лейн и Брукс шагнули назад, а Эйхерн схватил де Витта за руку:
— Позволь мне, Джон.
Но де Витт усмехнулся, освободил руку и сказал кассиру:
— Пожалуйста, шесть билетов в одну сторону до Уэст-Инглвуда.
— Нас семеро, Джон, — напомнил Эйхерн.
— Знаю, но у меня билетная книжка на пятьдесят поездок. — Его лицо омрачилось, когда кассир просунул через окошко шесть кусочков картона. Потом он улыбнулся и сухо произнес: — Полагаю, я должен вчинить штату иск на стоимость моей билетной книжки. У нее закончился срок, пока я был… — Он оборвал фразу и снова обратился к кассиру: — Пожалуйста, дайте мне новую книжку на пятьдесят поездок.
— Ваше имя, сэр?
— Джон де Витт, Уэст-Инглвуд.
— Да, мистер де Витт. — Кассир постарался не проявлять любопытства и начал хлопотать. Вскоре он просунул под решетку прямоугольную книжечку.
Когда де Витт достал бумажник и вынул пятидесятидолларовую купюру, послышался звонкий голос Жанны:
— Папа, поезд подошел!
Кассир быстро отсчитал сдачу, и де Витт, рассовывая по карманам банкноты и мелочь, повернулся к спутникам с шестью билетами и книжкой в руке.
— Надо бежать к поезду? — спросил Лайонел Брукс.
Четверо мужчин посмотрели друг на друга.
— Нет, у нас достаточно времени, — ответил де Витт, засовывая билеты и новую книжку в верхний левый жилетный карман и застегивая пиджак.
Они зашагали через зал ожидания и вместе с присоединившимися к ним Лордом и Эмпериалем вышли на холодный воздух перрона. Поезд уже подали. Они прошли через железные ворота и по длинной бетонной платформе. За ними следовали другие пассажиры. Последний вагон был темным, поэтому они сели во второй от конца вагон.
Там уже сидели несколько человек.
Сцена 3
Компания разделилась на две группы: Жанна, Лорд и галантный Эмпериаль сели впереди вагона, а де Витт, Лейн, Брукс и Эйхерн заняли места в центре друг против друга.
Поезд еще стоял в Уихокене, когда адвокат, разговаривавший с де Виттом, повернулся к сидевшему напротив Друри Лейну и сказал:
— Знаете, мистер Лейн, меня очень заинтересовали ваши слова о «нескончаемых годах», спрессованных в минуты, когда подсудимый ожидает вердикта, обрекающего его на смерть или отпускающего на свободу. Нескончаемые годы! Изящная фраза, мистер Лейн…
— Скорее точная, — поправил де Витт.
— Вы так думаете? — Брукс украдкой бросил взгляд на спокойное лицо де Витта. — Это напоминает мне рассказ, который я когда-то читал, — кажется, его написал Эмброуз Бирс. Очень странная история о повешенном. За какой-то миг до того, как петля затянулась на его шее, перед мысленным взором осужденного проходит вся его жизнь. Это литературное воплощение ваших «нескончаемых лет», мистер Лейн, несомненно применявшееся и другими писателями.
— Кажется, я знаю этот рассказ, — отозвался Лейн. Де Витт, сидящий рядом с Бруксом, молча кивнул. — Само понятие времени относительно, как уже несколько лет твердят нам ученые. Например, сны — когда мы просыпаемся, нам кажется, что они длились всю ночь, но некоторые психологи говорят, что они происходят лишь в последний, пограничный момент перед пробуждением.
— Я тоже слышал об этом, — сказал Эйхерн, сидящий напротив де Витта и Брукса.
— Я имею в виду, — Брукс снова повернулся к де Витту, — что этот странный момент вполне применим к вам, Джон. Не могу избавиться от мыслей — полагаю, как и многие из нас, — о том, что вы думали перед тем, как присяжные вынесли вердикт.
