Колин Декстер - Драгоценность, которая была нашей
Поезд всё ещё стоял у платформы, и бригада почтовых служащих забрасывала увесистые мешки с корреспонденцией в охраняемый фургон. И там — да, да, прямо перед ними! — переходя от одного окна к другому с напряжённым и обеспокоенным лицом, суетился Седрик Даунс. Морс придержал Льюиса за руку, и они стояли и наблюдали за ним, пока их не миновали два или три тяжело нагруженных пассажира. Скоро Даунс дошёл до последнего вагона, сразу за дизельным локомотивом, торопливо заглядывая в купе через окна, но тут те несколько дверей вагонов, которые ещё оставались открытыми, со стуком захлопнулись, прозвучал свисток, и сначала с лёгким толчком, а затем мощным рывком поезд медленно тронулся вперёд, постепенно набирая скорость и устремляясь дальше на север по изгибу дороги, ведущей к Бенбери.
Даунс посмотрел на часы и повернул назад, зашагав по опустевшей платформе в сторону пешеходного мостика, где перед ним выросла широкоплечая фигура Льюиса.
— Добрый вечер, сэр. Мы уже с вами встречались.
Даунс не очень удивился. Во всяком случае, особого удивления в его вопросе не слышалось:
— Наверное, по поводу Тео? Тео Кемпа?
— Э… да.
Льюису с большим трудом удалось таким образом сформулировать утвердительный ответ.
— Ну, что же, боюсь, мне нечего больше добавить к тому, что я вам уже сказал.
— Встречаете жену, мистер Даунс? — вмешался Морс.
— Пардон? Минуточку, инспектор! Я… минуточку, извините. — Даунс вынул из правого кармана слуховой аппарат и приладил его к уху. Аппарат выдал целую серию визгливых шумов, пока он регулировал его.
— Я спрашивал, не встречаете ли вы жену?.. — проорал Морс, и, как оказалось, совершенно впустую.
— Если, джентльмены, вы потерпите несколько минут, я, с вашего позволения, сбегаю к автомашине. У меня в бардачке всегда в запасе ещё один аппарат.
Просительная улыбка чуть скошенного набок рта делала его лицо совсем мальчишеским.
Морс неопределённо махнул рукой:
— Конечно. Мы пройдём с вами, сэр.
Теперь перед зданием вокзала стоял второй полицейский автомобиль (вызванный убеждённым в правоте своих подозрений Морсом, пока Льюис вёз его из северного Оксфорда), и главный инспектор небрежно кивнул двоим констеблям-детективам, сидевшим рядышком и наблюдавшим за тем, как разворачиваются события в ожидании неизбежного финала. Они смотрели, как три человека прошли к стоянке двадцатиминутного ожидания, отведённой для встречающих пассажиров, которые прибывают в город по железной дороге. Парковка на ней была бесплатной. Смотрели, как они миновали эту площадку и прошли на главную стоянку, снабжённую видным со всех сторон объявлением, оповещающим простаков нарушителей:
СТОЯНКА ТОЛЬКО ДНЯ ПАССАЖИРОВ
БРИТАНСКИХ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫХ ЛИНИЙ.
ДЛЯ ДРУГИХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ,
НЕ ИМЕЮЩИХ СТОЯНОЧНОГО ТАЛОНА,
ПЛАТА 10 ФУНТОВ В ДЕНЬ
— Не объясните ли вы мне, сэр, почему вы не поставили машину просто на двадцатиминутную стоянку? Парковка в том месте, где вы оставили машину, мне кажется, несколько дороговата, беспричинно дороговата, согласитесь?
— Пардон, инспектор? Ещё секундочку… одну или две секундочки… не больше…
Даунс вытащил из кармана связку ключей, открыл дверцу зелёной спортивной модели «метро», просунулся на сиденье водителя и перегнулся налево, чтобы открыть перчаточное отделение.
Морс с Льюисом стояли рядом и весьма настороженно наблюдали за тем, как Даунс принялся возиться (ещё раз) со слуховым аппаратом, который казался им подозрительно похожим на тот, который доставил им несколько неприятных мгновений своей пронзительной до невозможности модуляцией.
— Ну вот, всё в порядке! — проговорил Даунс, выпрямляясь и поворачиваясь к ним, лицо у него светилось почти детской радостью. — Снова вернулся в страну живых людей! Мне кажется, вы пытались что-то сказать, инспектор?
— Нет. Я, мистер Даунс, не пытался ничего сказать. Я сказал что-то. Я сказал, что мне показалось странным, что вы поставили машину не на двадцатиминутной стоянке, специально отведённой для ожидающих поезда.
— А! Дело вот в чём. За последние несколько месяцев у меня накопилось ужасно много этих талонов. Я, знаете ли, часто езжу в Лондон и порой не возвращаюсь дотемна. А поздно ночью шлагбаум там, где вы суёте талон, часто бывает поднят, и можно свободно въезжать.
— Но зачем же тратить один из ваших ценных талонов? — настаивал Морс.
— А! Понимаю, к чему вы клоните. Я, инспектор, очень законопослушный гражданин. Сегодня вечером я приехал сюда немного раньше и не хотел рисковать штрафом, пускаться в объяснения и тому подобное. На этой неделе по всей Парк-энд-стрит распродажа старинных антикварных вещей, и я присмотрел комодик, отделанный тисовым шпоном. Скоро день рождения Люси, седьмое ноября…
— А затем заглянули в «Ройял Оксфорд», правда?
— Ничего подобного. Я туда не заходил! Я больше не разрешаю себе водить машину после того, как выпью. Никогда!
— Некоторые позволяют это, сэр, — проговорил Морс. — Это самая распространённая причина дорожных происшествий, знаете ли.
Между троими людьми, стоявшими около «метро», воцарилось неловкое молчание. Даунс, по-видимому, правильно оценил обстановку и ждал, что его пригласят поехать с полицейскими — куда-то! — и ещё раз открыл дверцу машины. Но наклонившийся в его сторону Морс протянул к нему открытую ладонь, как североафриканский бербер, просящий бакшиш.
— Мы хотели бы, сэр, чтобы вы проехали с нами. Если вы соблаговолите передать мне ключи от вашей машины, сержант Льюис позаботится, чтобы её позже забрали отсюда и доставили по вашему домашнему адресу.
— Но зачем? Не вижу в этом никакой необходимости. Я прекрасно знаю, где полицейский участок, ради Бога!
Внезапно, произнося последние слова, Даунс утратил самообладание, которое старался поддерживать до самого последнего момента.
— Ключи, прошу вас! — тихо потребовал Морс.
— Послушайте! Просто не понимаю, что значит вся эта чепуха. Объясните, пожалуйста.
— Безусловно! Вы теперь меня хорошо слышите?
Даунс почти прорычал «да» и с открытым ртом, не веря своим ушам, слушал, как Морс подозвал двоих констеблей-детективов из второй полицейской машины.
— Седрик Даунс, вы арестованы по подозрению в убийстве доктора Теодора Кемпа. Обязан предупредить вас, что всё, что вы скажете, будет зафиксировано сержантом и, возможно, использовано в качестве доказательства в судебном разбирательстве.
Но в момент, когда один из констеблей-детективов защёлкнул на нём наручники, Седрик Даунс не был в состоянии произнести ничего, кроме односложного мычания, не говоря уже о том, чтобы сделать заявление, которое могло быть использовано против него.
