Агата Кристи - Каприз
— Это звучит очень цветисто и отвлеченно, месье Пуаро. Что вы имеете в виду конкретно?
— То, что вы знаете о преступлении больше, чем вам кажется. А теперь о моем вопросе… вернее, у меня их два, но первый очень важен. Когда вы начали писать свой сценарий, вы с самого начала решили, что труп будет обнаружен в лодочном домике?
— Нет.
— А где же?
— В смешном садовом домике, спрятанном среди рододендронов недалеко от дома. Я полагала, что это самое подходящее место. Но потом кто-то — я сейчас не могу вспомнить, кто именно, — начал настаивать, чтобы он был обнаружен в «капризе». Это, конечно, была глупая мысль, так как в «каприз» мог войти любой случайный посетитель и наткнуться на «труп» без каких-либо ключей к поиску. До чего же люди глупы! Я, конечно, не согласилась.
— И приняли предложение о лодочном домике?
— Да, это произошло именно так. Против лодочного домика у меня возражений не было, хотя я до сих пор считаю, что садовый домик был бы лучше.
— У меня к вам еще один вопрос. Вы мне говорили, что последний ключ был написан на одном из комиксов, оставленных Марлен для развлечения?
— Да, конечно.
— Скажите, это было нечто вроде небрежно нацарапанных фраз: «Альберт ходит с Дориан», «Джорджи Порди целует в лесу туристок» или «Питер щупает девчонок в кино»?
— Боже упаси, нет, — ответила миссис Оливер слегка шокированным тоном. — Таких глупостей там не было. Мой ключ был предельно ясен. Она понизила голос и загадочно произнесла: — «Посмотри в рюкзак туристки».
— Epatant! — воскликнул Пуаро. — Epatant[16]. Конечно же, комикс с этим ключом должен был исчезнуть. Он ведь мог навести на мысль!
— Рюкзак, конечно, был на полу возле трупа и…
Пуаро перебил ее.
— Я сейчас думаю о другом рюкзаке, — сказал он.
— Вы меня сбиваете с толку всеми этими рюкзаками, — пожаловалась миссис Оливер. — В моем сценарии был лишь один. Хотите узнать, что в нем было?
— Нисколько… то есть, я был бы в восторге, — спохватился Пуаро, — но…
Миссис Оливер полностью игнорировала его «но».
— Очень остроумно, — сказала она с авторской гордостью в голосе. — Понимаете, рюкзак Марлен, то есть рюкзак жены-югославки… вы меня понимаете?
— Да-да, — отозвался Пуаро, чувствуя, что его снова втягивают в полосу тумана.
— Так вот, в нем был флакон с ядом, которым сельский сквайр отравил свою жену. А югославка служила в доме няней и видела, как полковник Блант отравил ее из-за денег. А она, няня, взяла флакон и спрятала. Затем вернулась и стала его шантажировать. Вот почему он убил ее! Ну как, подходит, месье Пуаро?
— К чему — подходит?
— К вашей версии.
— Нисколько, — ответил Пуаро, но тут же поспешно добавил: — Но все равно я вас поздравляю, мадам. Ваш сценарий настолько остроумен, что, я уверен, никто не получил приза.
— Да нет же, — получил, — сообщила миссис Оливер. — Совсем поздно, около семи часов. Одна очень упорная пожилая леди. Она нашла все ключи и победно пришла к лодочному домику, но, увы, там была полиция. Представляете, она самой последней из всех на празднестве узнала об убийстве! Как бы там ни было, а приз ей вручили. А тот неприятный молодой человек с веснушками, — добавила она с удовлетворением, — который говорил, что я пью, как рыба, дальше клумбы с гортензиями так и не продвинулся.
— Когда-нибудь, мадам, вы расскажете мне эту историю подробнее.
— С удовольствием, — ответила миссис Оливер. — Я намереваюсь написать по ней новый роман. Было бы жаль упустить такой материал.
Здесь будет уместно упомянуть, что, когда три года спустя Пуаро читал роман Ариадны Оливер «Женщина в лесу», многие события и действующие лица показались ему смутно знакомыми.
Глава 17
Солнце уже садилось, когда Пуаро подошел к мельничному коттеджу, известному среди местных жителей как «красный коттедж». Он постучал в дверь, и она распахнулась с такой внезапностью, что он отшатнулся назад. В двери стоял молодой человек со злым выражением лица и некоторое время пристально смотрел на него, не узнавая. Потом он коротко усмехнулся.
— Хэлло, сыщик, — сказал он. — Входите, месье Пуаро. Я как раз упаковываюсь.
Пуаро вошел. Обставлен дом был просто и довольно безвкусно. Повсюду были вещи Алека Легги. На полу стоял раскрытый чемодан, а вокруг — разбросанные книги, бумаги и отдельные предметы одежды.
— Остатки развалившегося хозяйства, — сказал Алек Легги. — Пегги ушла. Полагаю, вам это известно.
— Нет, я не знал.
— Я рад, что есть кое-что, чего и вы не знаете, — усмехнулся Алек Легги. — Да, она находит, что супружеской жизни с нее довольно. Собирается связать свою жизнь с этим прирученным архитектором.
— Мне очень печально слышать это.
— Не вижу, какая вам печаль от этого.
— Мне печально потому, — сказал Пуаро, убирая две книги и рубашку и усаживаясь на край дивана, — потому что уверен: она не будет с ним так счастлива, как была бы счастлива с вами.
— Она не была особенно счастлива со мною за эти шесть месяцев.
— Шесть месяцев — это не жизнь, — возразил Пуаро. — Это лишь короткий период из того, что могло бы стать долгой и счастливой семейной жизнью.
— Вы говорите, как проповедник.
— Возможно. Но разве я не прав, если скажу, мистер Легги, что большая часть вины ложится, вероятно, на вас, а не на вашу жену, за то, что она не была счастлива с вами?
— Она, конечно, так и считает. Во всем, разумеется, виновен я.
— Не во всем, а кое в чем.
— О, виноват полностью я. Я мог бы утопиться в этой проклятой реке, и делу конец.
Пуаро смотрел на него в задумчивости.
— Я рад, — заметил он, что сейчас вы больше озабочены своими собственными невзгодами, чем невзгодами всего человечества.
— К черту все человечество, — сказал мистер Легги и с горечью добавил: — Мне кажется, я все время ставил сам себя в глупейшее положение.
— Да, — ответил Пуаро, — я бы сказал, вы скорее достойны сочувствия, чем порицания.
Алек Легги пристально посмотрел на него.
— Кто нанял вас следить за мной? — спросил он. — Пегги?
— Откуда вы взяли?
— Ну, поскольку официального ничего не произошло, я пришел к выводу, что вы приехали следить за мной по поручению частного лица.
— Вы заблуждаетесь, — ответил Пуаро. — Я никогда не следил за вами. Когда я сюда приехал, у меня не было даже представления о том, что вы существуете.
— Тогда откуда вы взяли, что я достоин сочувствия и тому подобное?
— Из наблюдений. Хотите, я выскажу вам свои догадки, а вы потом скажете, прав я или неправ?