Эрл Гарднер - Дело застенчивой подзащитной
– Я уверяю, что говорил, – сказал Мейсон.
– Вы готовы присягнуть? – спросил судья Ашерст.
– Да.
– У вас есть доказательства?
Мейсон секунду поколебался, затем покачал головой и сказал:
– Нет, доказательств у меня нет. Моя секретарша сидела в автомобиле поодаль, и, как только я вернулся в машину, закончив разговор с Ньюберном, я все ей передал.
– Это, разумеется, не доказательство, – заметил Гамильтон Бергер.
– Я думаю, что суд знает меня достаточно, – заявил Мейсон. – Знает, что даже если временами я и использую методы установления истины, которые кое-кому кажутся неортодоксальными, тем не менее я никогда не подвергну риску свою репутацию, прибегая к ложным утверждениям. Точно так же я никогда не стану подбрасывать следствию ложные улики, чтобы защитить персону, обвиняемую в убийстве.
– Ну, это еще надо посмотреть, – сказал Гамильтон Бергер. – В таких делах ваша профессиональная этика становится весьма гибкой, и я бы не рискнул определить границы, до которых она может растягиваться. Однако я заявляю суду, что перед нами ситуация, в которой свидетель, Джексон Ньюберн, со всей определенностью заявляет, что он не произносил слов, приписываемых ему Мейсоном. Адвокат готов присягнуть, что Ньюберн их произносил. С какой целью? Все, что адвокат может сделать, – это подвергнуть сомнению правдивость свидетеля. Но это же его собственный свидетель. В судебном процессе, как правило, сторона не подвергает сомнению слов своего свидетеля. А если уж делает это, то только с целью бросить на свидетеля тень. Это нам не поможет установить факты.
– Это, конечно, верно, – озабоченно произнес судья Ашерст. – Если мистер Мейсон даже присягнет, то это лишь заставит нас сомневаться в правдивости свидетеля, не более того. Факты от этого не прояснятся. Утверждение относительно того, что именно свидетель бросил в озеро фальшивую бутылку, останется недоказанным. Это, конечно, всего лишь формальное правило – показания под присягой, – но, как заметила зашита, она в этом деле намерена строго соблюдать все формальности, которые закон предусматривает с целью защиты прав обвиняемого.
Мейсон, с гневным румянцем на щеках, заявил:
– Ваша честь, я бы хотел, чтобы в слушании был сделан перерыв до десяти часов утра следующего дня. Я намерен глубже изучить этот вопрос и предпринять кое-какие шаги с целью установления истины. Я уверен в своих фактах и знаю, что свидетель признался мне в том, о чем я уже доложил суду.
Судья Ашерст немного поколебался и сказал:
– Разумеется, если не касаться данного дела, суд считает, что адвокат Мейсон всегда сугубо аккуратен и точен в своих высказываниях.
Гамильтон Бергер скривился:
– Что, однако, не мешает уважаемому представителю защиты во всех процессах прибегать к различного рода трюкам и уловкам. Просто на этот раз он зашел слишком далеко и попался в собственные силки. И теперь на карту поставлена его профессиональная репутация. Мне не хочется этого говорить, но суду следовало бы рассмотреть мотивацию защиты.
Мейсон в течение этого обмена мнениями пристально разглядывал вещественные доказательства. Он повернулся к Бергеру и сказал:
– Минутку. Вы настаиваете на том, что суд должен прокрутить присяжным запись признания подзащитной на том основании, что находка охотничьих патронов именно на том месте, которое в своем признании указала подзащитная, доказывает истинность самого признания?
– Именно так, – согласился Гамильтон Бергер.
Мейсон холодно улыбнулся.
– Прекрасно, – сказал он. – Я принимаю ваш вызов. Докажите это. Если вы выиграете, я снимаю возражения против прослушивания пленки.
– Эй, подождите, – вступил судья Ашерст. – Вы не можете этого сделать, мистер Мейсон. Вы ведь должны защищать права подсудимой. Есть серьезные сомнения в том, можно ли вообще использовать признания, сделанные под действием наркотиков, равно как и серьезные сомнения в том, можно ли запись на ленте считать конфиденциальной информацией. Суд еще не готов принять решение по поводу протеста защиты, но признает аргументы в пользу протеста весьма весомыми и затрагивающими жизненно важные права подсудимой…
– Но я откажусь от своего протеста, – сказал Мейсон, – если окружной прокурор докажет нам то, что он намеревается доказать. Я принимаю его вызов и готов состязаться с ним на его территории.
– А я пытаюсь показать, что вы не имеете права это делать, – настаивал судья Ашерст. – Вы не можете так просто отмахнуться от прав подзащитной. Возможно, у вас и есть какая-то идея, но суд не понимает ее сути. Но суд понимает, что у вас на руках очень сильное формальное подкрепление вашего протеста, причем такое, которое приведет к остановке слушания по причине отсутствия состава преступления – если, конечно, суд примет решение в вашу пользу.
– Вот именно – если, – сказал Мейсон. – И если даже так, то подзащитная на всю жизнь останется с репутацией убийцы, избежавшей наказания лишь благодаря крючкотворству и формальным ухищрениям. Нет, ваша честь. Я представляю интересы подзащитной. Она всецело доверилась мне. Я отменяю протест и прошу продолжить слушание. Позовите присяжных в зал. Пусть прокурор изложит свои доказательства, а потом присяжные прослушают ленту.
– Я согласен! – радостно произнес Гамильтон Бергер.
– Я думаю, что вы имеете на это право, – с мучительным сомнением сказал судья Ашерст.
– Как адвокат, представляющий интересы подзащитной, я имею право вести дело так, как считаю нужным, – заявил Мейсон.
– Но в этом деле замешаны и ваши собственные интересы, мистер Мейсон. И естественно, у вас может возникнуть искушение… э-э… попытаться… как это ни грубо звучит, спасти свою шкуру за счет клиентки.
– Что ж, пусть будет так, – сказал Мейсон. – Пусть я пытаюсь спасти собственную шкуру. Тем не менее я намерен встретить вызов с открытым забралом здесь и сейчас. Подзащитная не желает провести остаток жизни с клеймом преступницы, убившей своего благодетеля и спасшейся лишь благодаря судебному формализму и крючкотворству. Давайте не будем оттягивать неизбежное.
Гамильтон Бергер поддержал адвоката:
– Обвинение считает ситуацию вполне приемлемой. Ваша честь, протест отозван! Если нет никаких других возражений, то я считаю, что суду не остается никакого другого решения.
– Протест отзывается только на том условии, – сказал Мейсон, – что вы предъявите патроны и бутылку с ядом.
– Конечно, конечно, – с готовностью заверил Бергер.
Мейсон повернулся и возвратился к столу защиты, давая тем самым понять, что дискуссия закончена.
Судья Ашерст задумчиво погладил подбородок, пристально поглядел на Мейсона.
