Филлис Джеймс - Неестественные причины
Сид, рожденный умственно отсталой судомойкой от бармена-киприота, с жаром закивал.
Далглиш сказал:
– Я хотел потолковать с вами и мисс Кумбс о Морисе Сетоне. Я не веду это дело, так что вы не обязаны отвечать на вопросы. Но вы, конечно, и сами это знаете.
– Ваша правда. Захочу – буду нем как рыба. А бывает, накатит на меня – рад-радешенек помочь человеку. Вперед никогда не угадаешь. Попробуйте – может, что и получится.
– Вы ведь знаете Дигби Сетона, правда?
Далглиш ясно увидел, что вопрос оказался неожиданным. Мертвые глаза Люкера мигнули. Он ответил:
– Дигби работал тут несколько месяцев в прошлом году, когда от меня ушел пианист. Его клуб тогда прогорел. Я дал ему в долг – думал, выкарабкается, – но все без толку. Тут нужна особая сноровка. А пианист он неплохой.
– Когда он тут был последний раз? Люкер развел руками и обернулся к своим сотрудникам:
– Он работал у нас неделю, когда Рикки Карлис не рассчитал дозу, – когда это было, в мае? С тех пор он не появлялся.
Тут вмешалась Лил:
– Появлялся раз или два, Эл-Джей. Вас как раз тут не было. – Подчиненные, обращаясь к Люкеру, всегда употребляли инициалы. То ли, думал Далглиш, это должно было подчеркнуть теплоту их отношений, то ли Люкеру нравилось чувствовать себя этаким американским боссом. Лил, горевшая желанием помочь, продолжала:
– Сид, а летом он не приходил с компанией? Сид придал лицу выражение мрачной задумчивости.
– Не летом, Лил. Скорее, в конце весны. Кажется, он приходил с Мэйвис Мэннинг и ее девочками в мае, когда ее программа накрылась.
– Это был Рикки, Сид. Ты его путаешь с Рикки. Дигби Сетон никогда не был с Мэйвис.
У них тут все отрепетировано, подумал Далглиш, как в хорошей труппе. Люкер растянул гладкие щеки в улыбке:
– А что толку копать под Дигби? Ведь никакого убийства не было, а если и было, Дигби тут ни при чем. Возьмите факты. У Дигби имеется богатый братец. Везение для обоих. У братца никудышное сердце – может отказать в любую минуту. Ему не позавидуешь, но для Дигби – опять же везение. И в один прекрасный день оно таки отказывает. Все естественные причины, суперинтендант, если только это выражение что-нибудь значит. Кто-то будто бы отвез тело в Суффолк и пустил по волнам. А перед этим, говорят, сотворил с ним всякие гадкие и нехорошие вещи. Выглядит так, будто мистера Сетона не все его соседи-литераторы горячо любили. И меня удивляет, суперинтендант, что ваша тетя преспокойно живет себе среди этой публики, да еще оставляет топор на самом видном месте.
– Вас хорошо информировали, – сказал Далглиш. Хорошо и, главное, быстро, подумал он. Интересно, кто это держит его в курсе событий.
Люкер пожал плечами:
– По-моему, это не запрещается. Друзья иногда сообщают мне о том о сем. Они знают, что меня может заинтересовать.
– Особенно если на них сваливается двести тысяч фунтов.
– Послушайте, суперинтендант. Когда мне нужны деньги, я их зарабатываю, и зарабатываю честно. Сколотить состояние незаконными способами может любой дурак. А вот чтобы все было по закону – для этого сейчас надо шевелить мозгами. Дигби Сетон может, если хочет, вернуть мне тысячу пятьсот фунтов, которые я ему одолжил, когда он пытался спасти «Золотой фазан». Впрочем, я его не тороплю.
Сид обратил к боссу свои лемурьи глаза. В них читалась преданность, доходившая почти до неприличия.
Далглиш сказал:
– Морис Сетон ужинал здесь перед смертью. Дигби Сетон связан с этим заведением. И Дигби получает по наследству двести тысяч фунтов. Вполне естественно, что к вам приходят и задают вопросы, – учтите еще, что последним человеком, видевшим Мориса живым, была мисс Кумбс. Люкер повернулся к Лил:
– Ты лучше держи язык за зубами, Лил. А еще лучше – обзаведись адвокатом. Я позвоню Берни.
– На кой хрен мне ваш Берни? Когда приходил этот полицейский, я выложила все как на духу. Что мне скрывать? Майкл и другие ребята видели, как он позвал меня к своему столику, и мы сидели до девяти тридцати, а потом вместе вышли. В десять тридцать я вернулась. Ты же видел меня, Сид, и весь этот чертов клуб меня видел.
– Так точно, суперинтендант. Лил вернулась в пол-одиннадцатого.
– Лил не должна была уходить из клуба, – сказал Люкер мягко. – Но с этим разбираться буду я, а не вы.
Неудовольствие Люкера, по-видимому, не произвело на мисс Кумбс никакого впечатления. Как и все сотрудники, она точно знала пределы дозволенного. Немногочисленные правила были просты и доходчивы. Отлучиться на час, если посетителей немного, вполне простительно. Убить человека тоже может быть простительно – смотря по обстоятельствам. Но если кто-нибудь в Мон-ксмире рассчитывает навесить это убийство на Люкера, его ждет разочарование. Не такой человек Люкер, чтобы убивать по чьему-то заданию, и не в его правилах заметать следы. Убив, он демонстративно оставил на месте преступления отпечатки пальцев.
Далглиш спросил Лил, как было дело. Об адвокатах больше речь не заходила, и ока охотно принялась рассказывать. Далглиш успел увидеть, как, прежде чем начать, она быстро переглянулась с боссом. По причине, известной только ему самому, Люкер позволил ей говорить.
– Ну вот, он пришел часов в восемь и сел за столик у самого входа. Я сразу его приметила. Смешной такой человечек, одетый с иголочки и весь какой-то нервный. Я подумала, чиновничишка пришел поразвлечься. Кого я только тут не видала. Постоянные клиенты чаще приходят компаниями, но бывают и всякие странные одинокие типы. Такому обычно девочка нужна. Ну, мы здесь этим не занимаемся, и моя обязанность так им и говорить. – Мисс Кумбс придала лицу непреклонно-благочестивое выражение, которое никого не могло обмануть, да и не претендовало на это. Далглиш осведомился, что было дальше.
– Майкл принял у него заказ. Он попросил жареных креветок, зеленый салат, хлеб с маслом и бутылку «Руффино». Похоже, точно знал, что ему нужно. Без всяких там сомнений. Когда Майкл ему подавал, он сказал, что хочет со мной поговорить. Ну, я подошла, и он спросил, что я буду пить. Я попросила джин с лимонным соком и потягивала его, пока он ковырялся в своих креветках. То ли аппетит у него пропал, то ли он взял еду, просто чтобы было чем возить по тарелке во время разговора, – словом, только под конец он что-то в себя впихнул без всякого удовольствия. Хотя вино-то он пил. Чуть не всю бутылку усидел.
Далглиш спросил, о чем они говорили.
– О наркоте, – откровенно сказала мисс Кумбс. – Вот что, оказывается, его интересовало. Дурь. Не для себя, заметьте. Я, конечно, сразу поняла, что он не из этих – да он тогда и не пришел бы ко мне. Они сами знают, где достать что им нужно. В «Кортес-клуб» они не ходят. А этот стал говорить, что, дескать, он писатель, очень известный, настоящая знаменитость, и что он пишет книгу о торговле наркотиками. Как его зовут, он не сказал, и я не спросила. Так вот, от кого-то он прослышал, что я могу дать полезные сведения, если буду заинтересована. Этот его приятель будто бы сказал: хочешь узнать что-нибудь о Сохо – иди в «Кортес-клуб» и разыщи там Лил. Очень мило, ничего не скажешь. Это я-то – специалист по наркотикам. Но я подумала: выходит, кто-то хочет дать мне подзаработать. Человек готов был заплатить и, что бы я ни наплела, проглотил бы как миленький. Ему нужно было одно: понапихать в книгу побольше ярких подробностей, и я подумала – почему бы и нет? В Лондоне все что хочешь можно купить, если ты при деньгах и знаешь, куда сунуться. Вы, милый мой, это понимаете не хуже меня. Я бы могла ему назвать одно-два места, где, говорят, водится дурь. Но что ему с этого? Ему подавай необычайное да таинственное, а что там необычайного и таинственного в торговле наркотой и в этих несчастных развинченных? Я и говорю: дескать, пожалуйста, я дам вам сведения, а сколько вы заплатите? Он сказал – десять фунтов, и я говорю – согласна. Разве я кого-нибудь обманула? Он получил, что ему нужно было.
