Агата Кристи - Кривой домишко
— Только Клеменси была на работе в Лондоне.
— Нет, даже ее нельзя исключать. Она сегодня осталась дома из-за головной боли и лежала одна в своей комнате. Любой из них, черт возьми… любой и каждый! И я не имею ни малейшего понятия, кто именно. Если бы знать, что искали в этой комнате…
Он обвел глазами разгромленную комнату.
— И если бы знать, нашли ли они то, что искали…
Что-то шевельнулось в моей памяти… какое-то воспоминание…
Тавенер вспугнул мою мысль, спросив:
— А что девочка делала, когда вы видели ее в последний раз?
Не ответив, я выскочил из комнаты и взбежал вверх по лестнице. Потом через дверь, расположенную слева от меня, проник на верхний этаж. Я открыл дверь кубовой, поднялся на пару ступенек и, наклонив голову, чтобы не удариться о низкий скошенный потолок, огляделся вокруг.
Когда я спросил Джозефину, что она там делает, она ответила мне тогда, что ищет вещественные доказательства.
Что можно было искать в затянутом паутиной чердачном помещении, тесно заставленном баками для воды? Но такое место могло бы послужить превосходным тайником. Я подумал, не могла ли Джозефина прятать там что-нибудь такое, что, как ей было хорошо известно, не имела никакого права трогать. Если моя догадка была правильной, то я без особого труда обнаружу это.
Мне потребовалось на все не более трех минут. За самым большим баком, из которого доносился шипящий звук, добавляющий жутковатую нотку к зловещей атмосфере этого помещения, я обнаружил пачку писем, завернутых в изодранный кусок оберточной бумаги.
Я прочел первое письмо.
О, Лоренс, мой дорогой, любовь моя… Как чудесно было вчера вечером, когда ты читал стихи. Я знала, что они предназначались мне, хотя ты и не смотрел в мою сторону. Аристид сказал: «Вы хорошо читаете стихи». Он и не догадывался, что мы оба в это время чувствовали. Дорогой мой, уверена, что скоро, скоро все будет в порядке. Мы будем радоваться тому, что он так ничего и не узнал и умер в блаженном неведении. Он ко мне хорошо относился. Не хочу, чтобы он страдал. Но мне кажется, что человек не может наслаждаться жизнью, когда ему перевалило за восемьдесят. Я, например, не хотела бы дожить до такого возраста! Скоро мы будем вместе навсегда. Как прекрасна будет жизнь, когда я смогу сказать тебе: «Мой дорогой, любимый супруг…» Любимый мой, мы созданы друг для друга. Я люблю тебя, люблю, люблю… знаю, что наша любовь бесконечна…
Письмо было длинное, но у меня не было никакого желания читать его дальше.
С суровым выражением лица я спустился по лестнице и сунул пакет Тавенеру в руки.
— Вполне возможно, — сказал я, — что именно это искал наш неизвестный «приятель».
Тавенер пробежал глазами несколько строк, присвистнул и стал просматривать остальные письма.
Потом взглянул на меня с выражением кота, только что полакомившегося отменной сметаной.
— Ну что ж, — сказал он мягко. — Это с головой выдает миссис Бренду Леонидис. А также мистера Лоренса Брауна. Они сами вырыли себе яму. Так, значит, это было все-таки их рук дело…
Глава XIX
Вспоминая события тех дней, я не перестаю удивляться тому, как быстро и без остатка испарились мои жалость и сочувствие к Бренде Леонидис, после того как были обнаружены ее письма… которые она писала Лоренсу Брауну. Не знаю, может быть, мое тщеславие было уязвлено неожиданно открывшейся истиной, тем, что Бренда преднамеренно лгала мне, а сама была по уши влюблена в Лоренса Брауна, души в нем не чаяла, изливая свое чувство с присущей ей слащавостью. Я не силен в психологии. Предпочитал считать, что родник, питавший мою симпатию, иссяк при мысли, что маленькой Джозефине нанесли безжалостный удар в попытке спасти собственную шкуру.
— Думаю, что западню устроил Браун, — сказал Тавенер. — Это объясняет также еще кое-что, над чем я ломал голову.
— Что же именно?
— До этого мог додуматься только какой-нибудь слюнтяй. Слушайте внимательно: в руки девочки попали эти письма… письма, которые выдают их с головой! Первое, что нужно попытаться сделать, — это заполучить их назад (в конце концов, даже если ребенок начнет болтать о них, но не сможет их предъявить в подтверждение своих слов, окружающие могут решить, что ребенок все это выдумал). Но письма нельзя получить назад, потому что не удается их найти. Тогда остается одно убийство, он не остановится перед другим. Человек этот знал, что девочка любит кататься на двери в заброшенном сарае. Казалось бы, самый подходящий вариант — подстеречь ее за дверью и прикончить, как только войдет, с помощью какой-нибудь кочерги, или железного прута, или куска шланга. Там все что угодно валяется под рукой в куче хлама. Зачем потребовалась эта затея с мраморным львом, положенным на верхнюю планку двери, который, вероятнее всего, вообще не попадет в цель, а если даже упадет на голову девочки, то может и не убить ее (так оно и вышло на самом деле)? Зачем все это понадобилось, я вас спрашиваю?
— Ну и каков же ответ? — спросил я.
— Для начала у меня была единственная версия: убийство было замышлено таким образом, чтобы увязывалось с чьим-нибудь железным алиби. У кого-нибудь должно было быть этакое хорошенькое незыблемое алиби на тот отрезок времени, когда на Джозефину было совершено покушение. Однако с такой версией пришлось расстаться, поскольку, во-первых, ни у кого, кажется, не было никакого алиби, а во-вторых, кто-то обязательно отправился бы звать девочку обедать, обнаружил бы западню и этот кусок мрамора и без труда догадался бы обо всем. Конечно, если бы убийца убрал оттуда кусок мрамора до того, как ребенка нашли, он заставил бы нас поломать голову. Но в том виде, как это было проделано, вся эта затея кажется просто лишенной смысла.
— Как же вы объясняете это теперь?
— Здесь основную роль играют особенности личности. Идиосинкразия Лоренса Брауна. Он не выносит насилия… не может заставить себя совершить физическое насилие. Он не мог бы спрятаться за дверью и ударить девочку по голове. Но мог устроить западню и уйти, чтобы не видеть того, что произойдет дальше.
— Понимаю, — сказал я задумчиво. — То же самое объяснение подходит и к замене в пузырьке инсулина эзерином?
— Именно так.
— Как вы полагаете, он делал это без ведома Бренды?
— Если без ведома, то это объяснило бы, почему она не выбросила пузырек из-под инсулина. Конечно, они могли бы и сговориться… или она одна, возможно, придумала этот трюк с отравлением… приятную легкую смерть для своего уставшего от жизни старого супруга — раз и готово! Но я могу поклясться, что это не она подстроила западню для девочки. Женщины обычно не верят в безотказную работу каких бы то ни было механизмов — и они имеют на то основания. Сам я думаю, что идея с эзерином возникла у нее и она заставила своего возлюбленного раба подключиться к делу. Она принадлежит к тем людям, которым удается избегать личного участия в каких-нибудь сомнительных делах. Им удается таким образом оставаться в ладу со своей совестью.
