Агата Кристи - Кривой домишко
Я смотрел на деревянный кухонный стул со сломанной спинкой, который валялся там среди прочего хлама. На его сиденье виднелось несколько комочков земли.
— Любопытно, — сказал Тавенер. — Кто-то вставал на этот стул грязными ногами. Зачем бы это могло понадобиться? — Он задумчиво покачал головой. — В котором часу вы нашли ее, мисс Леонидис?
— Было, наверное, пять минут второго.
— А нянюшка видела, как она проходила через кухню примерно за двадцать минут до этого. Не знаете ли вы, кто до случившегося побывал в сарайчике?
— Не имею понятия. Возможно, сама Джозефина. Насколько мне известно, она каталась на двери сегодня утром после завтрака.
Тавенер кивнул.
— Значит, кто-то установил западню в период с того момента до без четверти час. Вы говорите, что этот кусок мрамора служил упором для парадной двери? Не припомните ли, когда он исчез оттуда?
София покачала головой.
— Сегодня ту дверь не оставляли открытой: было слишком холодно.
— Не можете ли сказать мне, где находился каждый из членов семьи в утренние часы?
— Я выходила на прогулку. Юстас и Джозефина были на занятиях до половины первого… с перерывом в половине одиннадцатого. Отец, думаю, все утро провел в библиотеке.
— А ваша мать?
— Когда я вернулась с прогулки, она только что появилась из спальни… было четверть первого. Она встает поздно.
Мы вернулись в дом. Следом за Софией я отправился в библиотеку. Филип с побелевшим осунувшимся лицом сидел на своем обычном месте. Магда тихо плакала, уткнувшись к нему в колени.
— Из больницы еще не звонили? — спросила София.
Филип покачал головой.
Магда всхлипнула.
— Почему они не позволили мне поехать с ней? Моя детка… моя смешная безобразная детка… А я еще говорила ей, что мне ее, наверное, подменили, что она не мой ребенок, и выводила ее из себя! Как я могла так жестоко относиться к ней? А теперь она умрет. Чувствую, что она умрет.
— Успокойся, дорогая, — сказал Филип, — успокойся.
Я почувствовал себя лишним в этой семейной сцене, где перемешивались тревога и горе. Незаметно выйдя из комнаты, я отправился искать нянюшку. Она сидела в кухне и тихо плакала.
— Это бог покарал меня, мистер Чарльз, за то, что плохо думала о ней. Да, да, это божья кара…
Я даже не попытался понять, что она имела в виду.
— В этом доме поселилось зло. Именно так. Я не хотела видеть этого, не хотела верить этому. Но когда увидишь собственными глазами, так поверишь! Кто-то убил хозяина, и наверняка тот же самый человек попытался убить Джозефину.
— Кому и зачем понадобилось покушаться на жизнь Джозефины?
Отодвинув кончик носового платка, нянюшка бросила на меня зоркий взгляд.
— Вы, наверное, уже успели узнать, что это за ребенок, мистер Чарльз. Она любит обо всем знать. Всегда была такой, даже когда еще под стал пешком ходила. Спрячется, бывало, под столом и слушает, о чем болтают служанки, а потом хвастает тем, что она про них кое-что знает. Это как будто возвышало ее над всеми. Видите ли, надо признать, что мать ею совсем не занималась. Двое другие детей росли красивыми, а эта всегда была дурнушкой. Хозяйка не раз называла ее не своим ребенком, говорила, что ее, наверное, подменили. Я за это осуждаю хозяйку. Уверена, что именно из-за этого ребенок стал таким угрюмым. Это может показаться странным, но девочка возмещала отсутствие внимания к себе тем, что узнавала всякое о людях, а потом намекала им, что ей кое-что известно. Но ведь поймите, небезопасно так вести себя в доме, где бродит убийца!
Действительно это было небезопасно. В связи с этим мне вспомнилось кое-что еще. Я спросил у нянюшки, не знает ли она, где Джозефина хранила свою черную записную книжку вроде дневника, в которой делала всякие записи.
— Знаю, о чем вы говорите, мистер Чарльз. Она ее всегда прятала. Я не раз видела, как она писала что-то в этой книжке и то и дело сосала свинцовый карандаш. Я ей говорила: «Не делай этого, ты отравишься свинцом», а она в ответ: «Не отравлюсь, потому что он только называется „свинцовый карандаш“, а на самом деле в нем нет никакого свинца, а есть графит». Я, правда, не поверила этому, потому что, если вещь называется «свинцовый карандаш», то, надо думать, в ней содержится свинец.
— Очевидно, так должно было быть, — согласился я. — Но по сути дела, Джозефина была права. (Джозефина всегда была права!) Так как же насчет этой книжки? Не знаете, где она ее прятала?
— Не имею понятия, сэр. Она все в такой тайне держала!
— А когда Джозефину нашли, книжки при ней не было?
— Нет, мистер Чарльз, не было при ней никакой книжки.
Может быть, кто-нибудь взял эту книжку? Или, возможно, она сама спрятала ее где-нибудь в своей комнате? Мне пришла в голову мысль пойти и поискать ее самому. Я не знал, которая из комнат принадлежала Джозефине, и когда в нерешительности стоял в коридоре, откуда-то донесся голос Тавенера:
— Идите сюда. Я в ее комнате. Взгляните, вы когда-нибудь видели что-либо подобное?
Я перешагнул через порог и замер в изумлении.
Небольшая комнатка выглядела так, как будто по ней пронесся торнадо. Ящики комода были выдвинуты, и их содержимое вытряхнуто на пол. Матрац и постельные принадлежности были сдернуты с кроватки, коврики свалены в кучу, стулья перевернуты, картины сдернуты со стен, фотографии вытащены из рамок.
— Боже мой! — воскликнул я. — Что все это значит?
— А как вы думаете?
— Кто-то что-то искал?
— Именно так.
Я оглянулся вокруг и присвистнул.
— Но кто же, черт возьми? Ведь наверняка никто не мог прийти сюда и проделать все это так, чтобы ни одна живая душа ничего не услышала и не увидела!
— Почему бы и нет? Миссис Леонидис проводит все утро в своей спальне, делает маникюр, звонит своим приятелям по телефону и примеряет наряды. Филип сидит в библиотеке, поглощенный своими книгами. Нянюшка на кухне чистит картошку и лущит бобы. В такой семье, где всем известны привычки каждого, не так уж трудно проделать все это. И еще вот что я хочу сказать: любой из живущих в этом доме мог обделать это дельце… и установить западню для девочки, и перевернуть вверх дном ее комнату. Но этот человек спешил, у него не было времени, чтобы обыскать комнату спокойно.
— Вы сказали «любой из живущих в доме»?
— Да, я уже проверил. У каждого из них на какой-то отрезок времени не имеется алиби: у Филипа, Магды, нянюшки, и у вашей девушки. То же самое относится и к тем, кто живет наверху. Бренда большую часть утра провела в одиночестве. У Лоренса и Юстаса был получасовой перерыв с десяти тридцати до одиннадцати… часть этого перерыва вы провели с ними, но не весь перерыв целиком. Мисс де Хэвиленд находилась в саду одна. Роджер был у себя в кабинете.
