Гастон Леру - Дама в черном
Рультабиль вернул Роберу Дарзаку его револьвер, а «бульдог» Ларсана положил себе в карман.
— Зачем он теперь? — пожал плечами господин Дарзак. — Клянусь вам — с ним можно расстаться.
— Вы так думаете? — спросил Рультабиль.
— Я в этом уверен.
Рультабиль сделал несколько шагов по комнате.
— С Ларсаном никогда нельзя быть ни в чем уверенным, — сказал он, — где труп?
— Спросите у моей жены, — ответил господин Дарзак. — Я же хочу все забыть и больше ничего не слышать об этом ужасном деле. Если мне вновь привидится эта поездка в шарабане с умирающим в агонии человеком у моих ног, я скажу себе только одно: «Это кошмар», — и постараюсь прогнать его поскорее. Никогда мне больше об этом не напоминайте. Только госпожа Дарзак знает, где находится труп, и скажет вам, если захочет.
— И я тоже забыла, — сказала госпожа Дарзак, — забыла навсегда, так будет лучше.
— И все-таки, — ответил Рультабиль, покачав головой, — вы говорили, что он был в агонии. А сейчас вы уверены, что он умер?
— Уверен, — коротко ответил господин Дарзак.
— О, все кончено! Все кончено! Не правда ли, все кончено? — простонала Матильда.
Она подошла к окну.
— Посмотрите, вот солнце. Эта ужасная ночь позади и прошла навсегда! Все кончено!
Бедная Дама в черном! Все ее душевное состояние вылилось в этих словах. Она старалась забыть ужасную драму, разыгравшуюся в этой комнате. Казалось, результат страшной ночи налицо — Ларсана больше нет, он погребен. Погребен в мешке из-под картофеля.
И тут мы в смятении поднялись, так как Дама в черном внезапно разразилась неистовым смехом, который так же неожиданно и оборвался. Воцарилась ужасная тишина. Мы не решались посмотреть ни на нее, ни друг на друга. Она же первая и нарушила молчание.
— Это прошло, — сказала она, — все кончено.
Тогда мы услышали тихий голос Рультабиля:
— Это будет кончено в тот момент, когда мы узнаем, как он сюда попал.
— Для чего? — ответила Дама в черном. — Это тайна, которую ОН унес с собой навсегда. Только он и мог бы дать нам ответ, но он умер.
— Он будет действительно мертв, когда мы проникнем в его секрет, — настаивал Рультабиль.
— Конечно, — сказал господин Дарзак, — мы непременно захотим это узнать. И он постоянно будет присутствовать в наших воспоминаниях. Необходимо его прогнать!
— Так прогоним же, — ответил Рультабиль.
Он поднялся и вновь попытался увести Даму в черном в соседнюю комнату, умоляя ее отдохнуть. Но Матильда заявила, что не уйдет.
— Вы хотите изгнать воспоминание о Ларсане, а меня здесь не будет!
Нам показалось, что она опять на грани своего ужасного смеха, и мы сделали Рультабилю знак не настаивать.
Рультабиль открыл дверь и позвал супругов Бернье. Они вошли только потому, что мы заставили их это сделать. Произошла общая очная ставка, после чего мы окончательно установили следующее:
1. Рультабиль посетил комнату в пять часов, обшарил шкаф и установил, что в комнате никого не было.
2. После пяти часов дверь комнаты лишь дважды открывал Бернье, который только один и мог ее открывать в отсутствие господина и госпожи Дарзак. Сперва — в пять часов с минутами, чтобы впустить господина Дарзака. Затем — в половине двенадцатого — для господина и госпожи Дарзак вместе.
3. Бернье запер дверь комнаты, когда господин Дарзак вышел из нее вместе с нами между четвертью и половиной седьмого.
4. Дверь тотчас же была закрыта господином Дарзаком на задвижку. Это повторилось оба раза — и после обеда и вечером.
5. Бернье оставался на посту перед дверью комнаты с пяти до половины двенадцатого, с двухминутным перерывом около шести часов.
Рультабиль записал за столом господина Дарзака все эти подробности.
— Что ж, — сказал он, — все очень просто. Возможно только одно решение: оно заключается в краткосрочной отлучке Бернье около шести часов. В этот момент перед дверью никого не было. Но ведь некто находился за дверью. Это вы, господин Дарзак. Можете ли вы подтвердить, призвав на помощь всю вашу память, что, войдя в комнату, вы немедленно закрыли дверь и заперли задвижку?
Господин Дарзак ответил, не усомнившись ни на мгновение.
— Я подтверждаю это, — сказал он и добавил, — и я открыл дверь только после того, как вы с господином Сэнклером в нее постучали.
И этот человек говорил правду, как было установлено позже.
Рультабиль поблагодарил Бернье, которые возвратились в свою комнату.
— Итак, господин Дарзак, — сказал мой друг дрогнувшим голосом, — вы замкнули круг! Комната в Четырехугольной башне заперта теперь так же, как была заперта Желтая комната, закрытая, как несгораемый шкаф. Так же, как и Необъяснимая галерея.
— Можно сразу сказать, что имеешь дело с Ларсаном, — заметил я, — одни и те же приемы.
— Да, господин Сэнклер, — сказала Матильда, — это одни и те же приемы.
Она развязала на шее своего мужа галстук, прикрывавший несколько глубоких царапин.
— Видите, — добавила она, — это следы тех же пальцев. Увы, я их слишком хорошо знаю.
Наступило горестное молчание. Господин Дарзак, не перестававший думать об этой странной загадке, так напоминающей преступление в Гландье, повторил то же, что говорилось некогда и о Желтой комнате:
— В полу или в стенах должно быть какое-то отверстие.
— Его нет, — ответил Рультабиль.
— Тогда остается только разбить голову о стены, чтобы его проделать, — продолжал господин Дарзак.
— Зачем? — спросил Рультабиль. — Разве в Желтой комнате имелись отверстия?
— Это не одно и то же, — заметил я, — эта комната еще лучше закрыта, чем Желтая комната, так как сюда никто не мог проникнуть ни до, ни после преступления.
— Да, здесь другое дело, — согласился Рультабиль, — даже наоборот: в Желтой комнате одного тела не хватало, здесь же мы имеем одно лишнее.
Он слегка пошатнулся и оперся на мою руку, чтобы не упасть. Дама в черном бросилась было к нему, но Рультабиль остановил ее жестом.
— Не стоит волноваться, — сказал он, — я немного устал.
XIV. Мешок из-под картофеля
В то время, как Робер Дарзак по совету Рультабиля занялся вместе с Бернье уничтожением следов ночной драмы, Дама в черном, быстро переодевшись, поспешила в комнату своего отца, стараясь избежать встречи с кем-нибудь из хозяев. Перед уходом она еще раз умоляла нас об осторожности и молчании.
Было семь часов утра, и жизнь понемногу пробуждалась в замке и вокруг него. С моря доносилось гортанное пение рыбаков, вышедших в своих лодках на промысел. Я бросился на кровать у себя в комнате и крепко уснул, сраженный на этот раз прежде всего физической усталостью. Проснувшись, я продолжал еще некоторое время лежать в легком забытьи, но события минувшей ночи пришли мне на память, и я быстро вскочил.