Голи Смарт - Фотографическая карточка
— Дайте мне подумать несколько минут, Бесси, — сказал он наконец.
Мисс Хайд и мистер Ингльби медленно прогуливались по дорожке, и доктор вдруг понял, что Филипп совершенно искренне хочет жениться на Бесси и что рано или поздно он узнает правду и тогда уж точно поступит по-своему, не обращая внимания на мнение родных и друзей. Не лучше ли в таком случае ему самому стать беспристрастным судьей?
— Бесси, вы предоставили решение этого вопроса бедному Фосдайку, но, к сожалению, судьба распорядилась так, что его больше нет с нами. Так положитесь же на меня. Конечно, вам придется рассказать мне эту печальную историю, но вы знаете, что я искренне привязан к Филиппу. Я знаю его с детства и вполне понимаю его характер: он человек решительный, его трудно заставить отступить, если он чего-то хочет добиться. Филипп непременно желает жениться на вас, и его нелегко будет остановить, тем более что в его гарнизоне есть друзья, которые помогут ему осадить крепость.
Бесси улыбнулась и тихо произнесла:
— Это правда, я никогда этого не отрицала; но я останусь непреклонна — ведь речь идет о счастье Филиппа.
— Почему бы вам не довериться его старому другу, который хорошо знает свет и может быть более беспристрастным судьей, чем он сам? Я не допущу, чтобы Филипп совершил безрассудный поступок. Может, я посчитаю ваши опасения безосновательными, а может, скажу так: «Мисс Хайд, если вы искренне любите Филиппа, бегите отсюда, не губите человека, привязанности к которому не скрываете».
На лице девушки проступила краска. Доктор попал в точку, сделав вид, что не печется о Бесси, а заботится только о счастье Филиппа. Именно это и было нужно мисс Хайд — и она согласилась довериться.
— Доктор Ингльби, — сказала она наконец, — если вы обещаете действовать в интересах Филиппа, а не в моих, то я, быть может, соберусь с мужеством и расскажу вам свою историю. Но помните, я не хочу, чтобы из-за меня Филиппа в чем-нибудь упрекали. Скажите мне по совести, правильно ли я поступаю, и, несмотря на друзей в гарнизоне, я позабочусь о том, чтобы он никогда не овладел крепостью.
— Любезная Бесси, я беспокоюсь о счастье двух молодых людей, которых я очень люблю, но моей главной заботой должен оставаться Филипп.
— Да! — воскликнула она. — Вы не должны думать обо мне. Пожалуйста, помните, что быть камнем на его шее и обречь его на постоянные упреки общества гораздо тяжелее, чем отказаться от него.
— Я не забуду об этом, — ответил доктор, а сам подумал: «Но я не имею права забывать и о вашей самоотверженности и искренней любви».
— Доктор, — проговорила Бесси после некоторого молчания, — вам надо знать, что у меня нет благородного имени, у меня нет отца. Вы понимаете, что это значит, — прибавила девушка тихим голосом, и кровь бросилась ей в лицо.
— То есть вы хотите сказать, что не знаете вашего отца? — уточнил доктор.
— Говорю вам, у меня его совсем не было! — резко произнесла девушка. — Я дочь любви… Меня воспитывала тетка, которая всю жизнь попрекала меня постыдным происхождением. Мать я видела лишь изредка. При этих встречах она была очень добра и нежна ко мне. Она делала мне дорогие подарки, но суровая тетка всегда строго напоминала сестре, что взяла меня на попечение с непременным условием воспитать меня так, как она считает нужным, и что нечего баловать меня и кружить мне голову всяким вздором. Я долго не понимала, какое положение занимает моя мать. Оказалось, что она бежала с каким-то актером из хорошей семьи и сама стала актрисой. Я — плод их несчастного союза, если только это можно назвать союзом, так как я боюсь, доктор Ингльби, — продолжала девушка, залившись румянцем, — что моя мать не была обвенчана.
— Все это не составляет серьезного препятствия, Бесси; если в вашей истории нет больше никаких тайн, я готов выдать вас замуж за Филиппа.
Девушка бросила на него взгляд, преисполненный признательности, и продолжала:
— Когда мои кузины выросли, им, конечно, захотелось выезжать на вечера и в театр. Их отец был против, но мать считала, что благодаря этому ей удастся выгодно пристроить дочерей. К несчастью, я оказалась красивее своих кузин, и моя жизнь стала невыносимой. Меня вечно попрекали моим происхождением, и я рассказала мистеру Фосдайку о своем горе. Он был старым другом матери и часто навещал меня. Мистер Фосдайк не только предоставил мне место компаньонки своей жены, но и сказал мне следующее: «Помните, Бесси, вы не зависите от этих людей; конечно, вы сами должны зарабатывать себе на пропитание, но, пока жива ваша мать, вы будете получать от нее деньги на содержание. Сейчас они достаются вашей тетке, но, если вы переедете к нам, эти деньги станут вашими. Я назначу вам пятьдесят фунтов в год, ваша мать даст вам сто, и вы станете совершенно независимой, так как жизнь в Дайке не будет стоить вам ничего».
— Послушайте, Бесси, во всем этом нет ничего ужасного. Незаконное происхождение не есть клеймо в наше время.
— Но моя мать актриса! — прошептала Бесси.
— Это, может быть, кажется постыдным вашей глупой тетке и ее мужу, но для обычных людей это ровным счетом ничего не значит. Во все времена и короли, и аристократы оказывали уважение талантливым артистам. Кто ваша мать? Я спрашиваю о ее театральном псевдониме.
— Миссис Нидия Уиллоби, — ответила Бесси, потупив глаза.
— Миссис Нидия Уиллоби? Мне кажется, я знаю это имя. Где же я его слышал?
— Она поет в «Сиринге».
— Боже мой, в «Сиринге»! Ведь этот театр принадлежит Джеймсу Фоксборо!..
— Да, он муж моей матери, — тихо проговорила Бесси.
Сказать, что доктора Ингльби изумило это известие, — ничего не сказать. Он был ошеломлен и минуты две молчал. Наконец доктор спросил:
— Фоксборо не ваш отец?
— Повторяю вам, что я не знаю, кто мой отец. Мать я видела только в детстве, и то очень редко. Мистер Фосдайк, ее поверенный в делах и старый друг, перед тем как сделать меня компаньонкой жены, навещал меня сначала дважды в год, а потом чаще. Теперь, доктор Ингльби, вы знаете мою историю. С таким пятном на своем имени я не могу выйти за Филиппа, а недавняя трагедия только ухудшила мое положение; я — падчерица человека, который убил одного из самых близких друзей Филиппа, правда, сама я этого страшного человека никогда не видела.
— Бесси, — произнес доктор после небольшой паузы, — скажу вам откровенно, я так поражен вашей историей, что нахожусь в замешательстве. Но для меня очевидно, что во всем этом нет ни малейшего препятствия к вашему браку с Филиппом. Вы поступили честно, сказав, что не можете дать своего согласия, пока молодой человек не узнает истории вашей жизни; и это естественно, что вам не хотелось рассказывать ее. Но все-таки пусть Филипп решит сам. Никто в Бомборо не должен знать вашу историю, кроме Филиппа. Если вы позволите, я передам ее Филиппу, а если нет, я буду молчать.
