Эдмунд Криспин - Шагающий магазин игрушек
В этот момент появился Барнаби. Доктор взглянул на него беспомощно, рухнул на зеленый дерн и, вскочив на ноги побежал к плоскодонке, которая покачивалась у трамплина. Короткая борьба с веревкой, удерживающей ее, и он вскочил в лодку и стал отталкиваться от причала. Но в этот момент авангард преследующих настиг его.
Выкрикивающий что-то нечленораздельное и извивающийся как влекомая в ад грешная душа, он был вытащен на берег перед изумленными взорами купальщиков. И тут они вдруг услышали с улицы крики о помощи. Кричала Виола. Незадачливые бегуны, Сцилла и Харибда, забытые в пылу охоты, схватили ее. Оставив Хеверинга под надежной охраной, Кадогэн повел войско на помощь девушке. Битва, которая за сим последовала, была краткой, жестокой и решающей. Пострадавших было только трое: Сцилла, Харибда и сам Кадогэн, которому один из его же бойцов так съездил по скуле, что он едва не оказался в нокауте. Наконец, эту парочку негодяев приволокли в «Радость пастора» (привратник был одарен еще однофунтовой бумажкой и конспиративной улыбкой Барнаби) и там победоносно швырнули их в реку, невзирая на их истошные вопли и площадную брань.
Погрузившись в жидкую среду, они изменили отношение к окружающим на более мирное, главным образом потому, что не умели плавать. Стоящий на берегу доктор технических наук, похлопывая себя по животу, рассматривал их с обнадеживающим интересом.
— Сейчас самое время научиться, — сказал он ободряюще. — Приведите тело в горизонтальное положение и расслабьте мышцы. Поверхностное натяжение воды поддержит вас.
Но они только громче орали: «Тону! Спасите!» Их шляпы плавали рядом. Течение постепенно оттащило их на отмель, где они смогли выбраться на берег. После этого фиаско они, вероятно, покинули Оксфорд, так как их больше никто не видел.
Тем временем происходили более важные события. Во-первых, Фэн при помощи обмана и лести одолжил плоскодонку у ее упирающегося владельца. Во-вторых, в нее усадили Хеверинга. Если вы думаете, что он молча и покорно согласился на этот шаг, то смеем вас заверить, что это не так. Он умолял, жалобно и слезливо, горстку потрясенных голых купальщиков выручить его. Но даже если бы они не были в таком незащищенном виде, у них хватило бы осмотрительности, чтобы не пытаться встать на пути буйного студенческого племени. К тому же их поддерживали, — нет, ими руководили, — знаменитый поэт и профессор английского языка и литературы. Некоторые даже слабовольно поддержали толпу, что является достаточным доказательством известной всем силы мнения большинства.
Хеверинг вошел в лодку вместе с Фэном, Кадогэном, Уилксом и Хоскинсом. Виола обещала вернуться в комнату Фэна и там подождать. А Барнаби со своей армией стоял на берегу и махал им, выкрикивая приветствия.
— Слишком в стиле Ватто, мой дорогой Чарлз, — сказал Эйдриан Барнаби. — «Отплытие на Цитеру» или, скорее, «Отправление души Артура на Авалон»!
Однако Чарлз больше находил сходство с «Летучим Голландцем». Дождавшись, когда лодка достигла середины реки, они вернулись в комнату Барнаби допивать недопитое вино. Проходя через ворота, они отчетливо услышали, что привратник звонит в кабинет проктора. Рассказ о его горестях выплескивался в раскрытое окно, и они слышали его причитания, пока не удалились на большое расстояние.
Некоторое время пятеро в лодке молчали. Злоба в душе Хеверинга уступила место страху. Кадогэн с любопытством разглядывал его, сидя вместе с Хоскинсом на веслах и гребя в направлении, приблизительно указанном Фэном. Худоба доктора впечатляла. Кости черепа, казалось, вот-вот прорвут туго натянутую блестящую кожу лица. Тело было худым как щепка. Тонкая паутина совершенно белых волос развевалась над куполообразной головой. Острый, слегка крючковатый нос, большие с длинными ресницами зеленые глаза под изогнутыми бровями, остекленевший взгляд. Резко обрисованные вены на лбу, странно дергающиеся движения и постоянная дрожь в руках — все указывало на начало нервного расстройства. Хеверинг напоминал Кадогэну истощенную голодом, злобную, полудикую дворняжку, которую он видел как-то в канаве Ист-Энда. Его вид, как и Россетера, носил отпечаток поношенности и материальной неустроенности.
— Куда вы меня везете? — нарушил тишину лишенный интонации голос Хеверинга. — Вы заплатите за это, все заплатите!
— В тихую гавань, — мечтательно заметил Фэн. — Совсем недалеко отсюда. Когда мы приплывем, вы расскажите нам обо всем, что случилось вчера ночью.
— Ошибаетесь, сэр. Я не собираюсь делать этого.
Фэн не ответил. Он смотрел вдаль, скользя взглядом по берегам, по ивам, купающим в воде ветви, наблюдая игру ярких вечерних отблесков в реке.
На западе собирались грозовые тучи, готовясь поглотить клонящееся к закату солнце. Стало прохладней. С ветки дерева, под которым они проплывали, вспорхнул, сверкая зеленым и голубым оперением, зимородок. Сидящий на носу лодки Уилкс впал в дрему. Хоскинс, большой и грустный, упорно работал веслами. Кадогэн, у которого от удара все еще слегка гудела голова, греб не так прилежно. Сказать по правде, он уже начал уставать от всей этой авантюры.
Вчера вечером, произнося пламенные речи перед Сноудом, он и не предполагал, что его путешествие в Оксфорд так обернется, а если и предполагал что-то подобное, то все было окутано дымкой романтики, напоено ностальгическими воспоминаниями студенческой поры. Кадогэн робко надеялся, что конец этой истории не за горами, что его больше не будут бить, и что Хеверинг окажется убийцей. Он вдруг вспомнил о Скотте и Бивисе. Как-то они там управляются с полицией? Впрочем гадать об этом было бессмысленно, и он обратился к Хоскинсу:
— Как вы его нашли?
Хоскинс под злобным молчаливым взглядом Хеверинга как всегда медленно и безрадостно рассказал обо всех перипетиях.
— К нему нас направил один уэльсец, — начал Хоскинс. — Выслушав наше описание Берлина, он сразу понял, о ком идет речь. И действительно, он не ошибся. Я проник в его кабинет благодаря хитрости — мол, тяжелые роды, нужна его помощь. Мои помощники расположились вокруг дома на случай, если он вздумает удрать. Как только я очутился в кабинете Хеверинга, я спросил его в лоб о том, как ему удалось избавиться от трупа. Доктор очень испугался, хотя теперь, наверное, будет отрицать это.
— Мерзавец, — прервал его Хеверинг. — Конечно, я буду отрицать.
— Я продолжал нажимать на него, — невозмутимо продолжал Хоскинс, — задавая вопросы о его действиях в ту ночь, о наследстве, о мистере Россетере и прочем. Я видел, как с каждой минутой его тревога нарастает, хотя он и пытался это скрыть. Потом я сказал, что не удовлетворен его ответами и вынужден отвести его в полицию. Он сказал, что это нелепо, что я спутал его с кем-то, что ему вообще непонятно, о чем я говорю, и прочее и прочее. Однако, он добавил, что готов пойти со мной в полицию, чтобы доказать свою невиновность, и что он заставит меня дорого заплатить за то, что он загадочно называл «клеветническое вторжение». Он вышел, чтобы взять пальто и шляпу, и, как я и предполагал, не вернулся. Через несколько минут он уже выводил тайком через задние ворота свой велосипед с привязанным к багажнику чемоданчиком. — Тут Хоскинс остановился и нахмурился. — Единственное объяснение тому, что наши парни не схватили его немедленно, это то, что ответственным за этот участок был Эйдриан Барнаби, а он не может надолго сосредоточиться на чем-то одном. Так или иначе, доктор вскочил на велосипед и уехал прежде, чем была объявлена тревога. Я задержался на минутку в его кабинете, чтобы позвонить вам в «Жезл», а остальное вам известно.