Рекс Стаут - Гамбит
Вторая авеню — это уже Даунтаун, так ловить такси мы отправились на Третью. Когда мы ехали в такси, я все ждал, что Эвери вот-вот начнет разговор, но он молчал. Не проронил ни слова. Я не смотрел на него, но краем глаза видел, как дрожат его руки. Нервы у него, конечно, железные, но все-таки они у него есть.
За последние пять дней, что Вульф занимался делом Блаунта, он чаше изменял своим привычкам, чем за весь прошедший год. Обычно без десяти два, а именно в этот час мы с Эвери поднялись по ступенькам нашего особняка и вошли в дом, Вульф ест ленч, и я собирался развлекать гостя в кабинете по крайней мере с полчаса. Но, как мне позднее поведал Фриц, в тот день Вульф строго наказал ему подать ленч ровно в 12.45. Из этого вы можете умозаключить, что у Вульфа хватало ума в случае необходимости менять распорядок дня; я же сделал из этого иной вывод. Вульф, значит, настолько высоко ценил мои способности, что счел само собой разумеющимся, что я управлюсь с Эвери у Пиотти за полчаса и успею вернуться домой до двух.
Едва я успел проводить гостя в кабинет и усадить его на красное кожаное кресло, как вошел Вульф. Я закрыл за ним дверь. Сейчас ведь Фред и Орри пойдут в кухню устанавливать там магнитофон. Пока я ходил туда-сюда, Эвери возмущенно выпалил:
— Я явился сюда под принуждением, и если вы думаете, что вам с Гудвином позволено…
— Заткнитесь, — отрезал Вульф, будто хлыстом щелкнул, а потом обернулся ко мне: — Ну что, трудно было?
— Да не очень, — я выпрямился. — Все в порядке. Он ответил «да» в ответ на вопрос, входил ли он в дом в тот вечер. Предлагал мне десять тысяч сразу и обещал еще двадцать кусков в течение недели в обмен за подпись под заявлением, что я его не видел. Он не…
— Ложь, — сказал Эвери.
Так вот почему он молчал в такси: ему надо было хорошенько обдумать свою тактику. И он решил объявить меня лжецом, чтобы Вульф начал все с нуля. Мудрым это решение я бы не назвал.
Вульф откинулся в кресле и стал рассматривать двери с неподдельным интересом и без всякой враждебности. Ему надо было протянуть время до приезда нашей троицы.
— Можно было бы написать книгу, — начал он, — о поведении людей, попавших в безвыходное положение. Главная трудность, как правило, заключается в том, что эмоциональное перенапряжение полностью парализует их умственные способности. Представление о том, что выдающийся ум легко найдет выход из кризисной ситуации, неверно, ибо что пользы в уме, если он совершенно не способен справиться с чувствами. Возьмем, к примеру, вашу беседу с Гудвином в ресторане. Судя по тому, каких успехов вам удалось достичь в вашем непростом деле, ум у вас незаурядный, а вели вы себя как настоящий простофиля. Либо вам надо было с самого начала отпираться и стоять до конца, либо, раз вы решили во что бы то ни стало получить его подпись под заявлением, согласиться на его условия, но уж само собой разумеется, нельзя было ни в чем признаваться. Вы же стали торговаться и сделали роковое признание, что входили в тот дом в среду вечером. Вот уж действительно…
— Все это ложь.
Видно было, что с этого его не сбить. Что не так уж глупо, если б у него хватило силы духа держаться до конца. Еще умнее было бы встать и уйти.
У входной двери раздался звонок. Я встал и слегка приоткрыл дверь в холл. Из кухни вышел Фриц и отправился открывать дверь. Вошла наша троица, даже не останавливаясь у вешалки, чтобы раздеться. Увидав в щелке мою физиономию, Сол кивнул мне, а Орри сделал знак, щелкнув кончиками большого и указательного пальцев. Как только они скрылись в кухне, я широко распахнул дверь, вернулся за свой стол и нажал кнопку под столом. Вот, собственно, и все, что от меня требовалось.
А Вульф продолжал говорить.
— Пожалуй, это было самое умное из всего, что вы сделали. Когда Гудвин поговорил с вами вчера из отеля, вы, конечно, поняли, что над вами нависла смертельная опасность, но считали, что вам опасен только Гудвин. Только ему был известен разоблачающий вас факт, кроме него вам некого было бояться. Почему вы не убили его? Конечно, времени на это было в обрез, но вы знали, где он находится, и в вашем распоряжении была ночь. Можно было подкупить кого-либо из прислуги, чтобы вас впустили к нему в комнату. Или взять себе номер рядом, под или над его номером и перелезть из окна в окно. В такой ситуации вы смогли бы взобраться даже по отвесной мраморной стене. Сила духа должна была помочь вам преодолеть любые трудности. Ощущение неотвратимой катастрофы должно…
Зазвонил телефон. Я взял трубку и сказал:
— Арчи.
Голос Сола сообщил:
— Все готово.
— Отлично. Я тебе позвоню. — Я повесил трубку и кивнул Вульфу, он кивнул мне в ответ и выпрямился в кресле.
— Боюсь, я вам наскучил, — обратился он вновь к Эвери — Малоинтересно рассуждать о том, что вы могли бы сделать, но не сделали. Гораздо важнее обсудить, что вам теперь делать, а чтобы вам было легче представить себе свое положение, я дам вам кое-что послушать. — Он повернулся ко мне. — Арчи, давай.
Я трижды резко нажал кнопку и развернулся в кресле, чтобы было удобнее наблюдать за реакциями Эвери. Из решетки в стене позади моего кресла, где скрывался громкоговоритель, раздался сначала хрип, потом несколько щелчков, затем какой-то негромкий шум — звуковой фон ресторана, приглушенные голоса людей, звук двигающихся стульев и, наконец, послышался мой голос:
— Здешние спагетти — нечто особенное. Советую попробовать.
После краткой паузы другой голос сказал:
— Я не голоден.
— И вино тоже не простое.
— Я днем никогда не пью.
— Вообще то я тоже, но сегодня есть повод. Сколько вы принесли?
— Я пришел просто из любопытства. Что это у вас за шутки?
— Послушайте, что попусту тратить время на разговоры. Я ведь в среду видел, как вы входили к Комусу, и видел, как выходили. Я вчера просил…
— В какое время это было?
Вульф был прав, когда утверждал, что о поведении человека, попавшего в безвыходное положение, можно написать книгу. При первых звуках моего голоса Эвери нахмурился и посмотрел на меня. Когда его собственный голос произнес: «Я не голоден», он стал вертеть шеей сперва направо, потом налево, явно ища кого-то, потом прикусил зубами нижнюю губу и во время моего монолога мрачно смотрел на меня, когда же он сам сказал: «Все это ложь. Каждое слово — ложь», он одобрительно кивнул. Когда же я задал вопрос о том, входил ли он в дом в среду вечером и его голос ответил на это утвердительно, он завопил: «Это ложь!», вскочил и бросился ко мне. Я предусмотрительно тоже вскочил, но когда он подбежал ко мне, выяснилось, что он вовсе не собирается на меня бросаться, он вообще не знал, зачем вскочил — это было чисто реактивное действие. Получилось, будто я встал, чтобы передать лист бумаги Вульфу, а Эвери просто оказался на моем пути. Вульф взял лист и стал читать; из громкоговорителя доносился гул ресторана: я ведь в это время тоже читал и как раз в тот момент, когда я проговорил: «Можете вставить это в рамочку», он положил лист бумаги на стол. Полная синхронность. Эвери уже перестал как-либо реагировать. Он сделал движение, чтобы взять лист со стола Вульфа, но я его опередил. Обратите внимание на действия Вульфа. Если б он сам попытался убрать лист, то мог бы столкнуться с Эвери, поэтому он предоставил это мне. Эвери схватил меня за руку, и я не стал отталкивать его, надеясь, что он сам успокоится, дав выход эмоциям. Он вцепился в меня обеими руками, но когда я, а точнее громкоговоритель, сообщил ему, что Ниро Вульф его со всех сторон обложил и собирается послать прямиком в преисподнюю, что было, прямо сказать, большой наглостью, он отпустил меня и, приоткрыв рот, уставился на Вульфа. Я вернулся к своему столу и снова нажал на кнопку. Когда я повернулся, в дверях уже стояли Сол, Фред и Орри.
