Росс Макдональд - Насмешливый лик Смерти
― С каких это пор я у тебя есть?
Он повернулся к стене и уткнулся лицом в грубую штукатурку. Его плечи вздрагивали. Библия упала на пол.
Я взял Бесс сзади за локти.
― Оставь его.
― Почему это?
― Не могу видеть, как женщина ломает мужчину.
― Можешь уйти.
― Нет, это ты уйдешь.
― С кем ты, по-твоему, разговариваешь? ― Она еще кипела, но огонь уже потух.
― С любовницей Синглтона, ― шепнул я ей на ухо. ― А теперь уходи. Я хочу задать твоему мужу парочку вопросов.
Я вытолкнул ее из кухни и захлопнул дверь. Она не попыталась вернуться, но я чувствовал ее близкое присутствие.
― Доктор.
Беннинг начал успокаиваться. Вскоре он повернулся ко мне лицом. Несмотря на лысину, немолодой возраст, потрепанный вид, он казался безнадежно влюбленным юнцом, зачем-то замаскированным под старика.
― Она единственное, что у меня есть, ― простонал он. ― Не забирайте ее у меня. ― Он спускался все глубже и глубже в ад самоунижения.
Я потерял терпение:
― Вы бы мне ее насильно не всучили. Теперь сосредоточьтесь на минутку и ответьте: где вчера была ваша жена между пятью и шестью вечера?
― Здесь, со мной. ― Его речь то и дело прерывалась горестными всхлипами.
― А где она была сегодня между двенадцатью ночи и восьмью утра?
― В постели, конечно.
― Вы готовы поклясться на Библии?
― Готов. ― Он подобрал Библию и положил на нее правую руку. ― Клянусь, что моя жена Элизабет Беннинг была со мной здесь, в этом доме вчера между пятью и шестью вечера и всю прошлую ночь с двенадцати до утра. Вы удовлетворены?
― Да. Спасибо. ― Я не был удовлетворен, но за неимением улик на большее мне рассчитывать не приходилось.
― Это все? ― Вид у него был как будто разочарованный. Мне показалось, что он боится оставаться в доме один на один с женой.
― Не совсем. До вчерашнего дня у вас была работница. Кажется, Флори?
― Да, Флорида Гутьеррес. Моя жена уволила ее за некомпетентность.
― Вы знаете ее адрес?
― Конечно. Она служила у меня почти год. Улица Идальго, 437, квартира «F».
Миссис Беннинг подслушивала за дверью. Она распласталась по стенке, чтобы меня пропустить. Мы оба не проронили ни слова.
Длинное одноэтажное каркасное здание стояло перпендикулярно улице Идальго и выходило фасадом в замусоренный переулок. По другую сторону переулка, за высокой проволочной оградой, располагался склад лесоматериалов. Едва я выскочил из машины, мне в нос ударил запах свежей сосны.
В начале крытой галереи, тянувшейся вдоль всего здания, на приставленном к стене раскладном кресле развалился толстенный мексиканец. На нем была ярко-зеленая вискозная рубашка, облепившая все складки на его груди и животе.
Я сказал:
― Доброе утро.
― По-моему, день.
Он извлек изо рта коричневую сигару и качнулся вперед, поставив на землю ноги в шлепанцах. На стене, где покоилась его седовласая голова, обнаружилось жирное пятно. Рядом была открытая дверь, на которой красовалась любительски намалеванная большая красная буква «А».
― Ну так добрый день. Где тут квартира «F»?
― Предпоследняя дверь. ― Он указал сигарой туда, где несколько черноволосых мужчин и женщин в воскресных одеждах сидели в тени галереи, глазея на склад. ― Флориды нет, если вы ее ищете.
― Флориды Гутьеррес?
― Гутьйррес, ― поправил он меня. ― Она уехала.
― Куда?
― Почем я знаю куда? Мне она сказала, что уезжает к сестре в Салинас. ― Его карие глазки насмешливо блеснули.
― Когда она уехала?
― Вчера вечером, около десяти часов. У нее за пять недель не было уплачено за жилье. Она пришла с пачкой бумажек и говорит: «Сколько я должна? Я уезжаю с сестрой в Салинас». Я вижу, ее ждет мужчина в большом авто, и говорю: «Флорида, что-то твоя сестричка на себя не похожа». Она говорит: «Это мой зять». А я говорю: «Счастливая ты девушка, Флорида. Только сегодня утром готовилась вступить в армию голодающих, а вечером за тобой прикатывает зять на „бьюике“. ― Он засунул сигару между сверкающими в улыбке белыми зубами и выдохнул клуб дыма.
― Вы сказали, на «бьюике»?
― Да, это был большой красивый «бьюик» с двумя дверцами в корпусе. И глупая девчонка с двумя извилинами в башке прыгнула в него и укатила. Что я мог поделать? ― Он радостно развел руками. ― Она не из семейства Мартинесов. Gracias a Dios, ― негромко добавил он.
― Вы не обратили внимания на цвет машины?
― Точно не скажу. Было темно. Вроде синий или зеленый.
― А на мужчину?
Мексиканец посмотрел на меня испытующе.
― У Флориды неприятности? Вы из полиции?
Я показал ему удостоверение и подождал, пока он не прочтет его вслух.
― Я чувствовал, что дело добром не кончится, ― спокойно сказал он.
― Мужчина был молодой, красивый?
― Средних лет. Он не вылез из автомобиля, даже когда Флорида тащила чемоданы. Никакого воспитания! Мне это сразу не понравилось.
― Можете его описать?
― Я не очень хорошо его рассмотрел.
― Я предполагаю, кто это может быть, ― сказал я. ― Короткие рыжие волосы, полный, внешность прохиндейская, глаза карие, шляпа-панама, рыжевато-коричневый пиджак. Называет себя Джулиан Десмонд.
Он щелкнул пальцами.
― Точно, это он. Флорида называла его Джулиан. Он действительно ее зять?
― Нет. Ваши опасения были правильными. Мне кажется, вы отлично знаете этот город, мистер Мартинес.
Мое предположение его страшно оживило.
― Шестьдесят три года! Еще мой отец тут родился.
― Значит, вы сможете ответить на мой вопрос. Если бы вы были Джулианом и захотели провести с Флоридой ночь в отеле, какой бы вы выбрали?
― Я думаю, любой в нижней части города.
― Назовите, пожалуйста, наиболее вероятные. ― Я вытащил записную книжку.
Он посмотрел на нее уныло, обеспокоенный тем, что его слова могут быть занесены на бумагу.
― А неприятности серьезные?
― Не для Флориды. Она разыскивается как свидетельница.
― Свидетельница? И это все? Чего свидетельница?
― «Бьюик», в котором она уехала, попал сегодня утром в катастрофу. Я пытаюсь установить личность водителя.
Мексиканец облегченно вздохнул.
― Буду рад помочь.
Я расстался с ним, имея адреса нескольких отелей: «Ранчерии», «Беллы», «Оклахомы», «Калифорнии», «Великого Запада», «Тихого Океана» и «Ривьеры». Мне повезло с третьей попытки, в «Великом Западе».
Глава 24
Это был старый привокзальный отель на Мейн-стрит между железнодорожными путями и автострадой. Его кирпичный фасад мрачно смотрел на мир окнами-щелочками. Пол вестибюля был заставлен искореженными медными плевательницами, а стены увешаны пожелтевшими фотографиями времен тихоокеанской кампании. За карточным столиком у окна четыре мужчины играли в бридж-контракт. У них были флегматичные лица и уверенные руки ветеранов-железнодорожников, стареющих по расписанию.
