Уолтер Саттертуэйт - Клоунада
— Ха! — сказал полковник и повернулся ко мне. — Это точно, она разбирается.
— Да, — в свою очередь подтвердил я, — это были выстрелы.
Я коротко рассказал им, кто мы и что с нами случилось.
— Невероятно! — заметил полковник. — Так, говорите, вы пинкертон? Наслышан о вас, разумеется. А тот, в кого вы стреляли. Он мертв?
— Вероятно, да, полковник. Я не стал его вылавливать, чтобы пощупать пульс.
— Понятно, — сказал он. Кивнул. — Понятно. — И покачал головой. — Невероятно! Ну, мой мальчик, ваш путь прям, как древко пики. Позвать полицию, а?
— В обычной ситуации я бы так и сделал, — согласился я, — но не думаю, что в данном случае это годится. Думаю, полиция, но крайней мере, один ее представитель, также причастна к этому делу.
Он поднял пушистые седые брови.
— Надо же! Невероятно! — Он нахмурился и взглянул на жену. — Такого никогда бы не случилось в Англии, верно, Мэвис? — Он быстро повернулся к Ледоку. — Извините. Не обижайтесь, старина. Я ничего не имею против французов. Весьма приличная публика, когда узнаешь их поближе. Участвовал вместе с ними в битвах против гуннов. Бьются, как тигры, когда их заведешь.
Ледок улыбнулся.
— А я и не обиделся. — Он твердил это или что-то подобное весь вечер.
— И эти ребята, Пьер с Жаком, или как их там, — полковник ткнул большим пальцем назад, на двух мужчин на корме лодки, — прекрасные помощники. Соль земли.
Он повернулся ко мне.
— Может, вам чем-нибудь помочь? Что-нибудь разведать? Разузнать? А?
Я улыбнулся.
— Нет, полковник, благодарю. Нам бы только отсюда выбраться, а так все в порядке.
Полковник явно огорчился.
— Ну, раз так… — Вдруг он снова оживился. — Но вот что. — Он полез в карман пиджака, достал оттуда серебряный футляр для визиток и вытащил одну. — Моя визитка, а? На всякий случай. Мы с Мэвис остановились в «Рице», будем там до четверга. Дороговато, конечно, но чай заваривать умеют.
Я взял карточку.
— Спасибо, полковник.
— Понадобится подкрепление, дайте знать.
— Непременно.
Он посмотрел на меня и слегка нахмурился.
— Вот еще что. Извините, что вмешиваюсь, но у вас какое-то пятно вот здесь. — Он постучал костлявым пальцем по своей впалой щеке.
Я достал носовой платок.
Через пятнадцать минут мы уже были на улицах Парижа, недалеко от Елисейских полей и Сены. Никогда городские огни не казались мне такими яркими — Эйфелева башня к югу от нас сверкала, как маяк, и никогда городской воздух не казался мне таким свежим.
Мы распрощались с полковником и госпожой Мирвезер. Полковник отверг наше предложение внести свою лепту в оплату услуг канализационных рабочих.
— За мой счет, парень. Небольшой вклад в военную операцию, а?
Они уехали на одном такси, а Ледок остановил для нас другое. Как только мы сели в машину, водитель громко втянул воздух, и лицо его немедленно съежилось, словно сжавшись в кулак. Он принялся размахивать руками и кричать на отвратительном французском. Ледок начал тоже махать руками и кричать. Наконец водитель что-то проворчал и кивнул. Но, прежде чем отъехать, он демонстративно открыл оба своих окна. Я не мог на него обижаться.
— Придется накинуть ему пять франков, — сказал Ледок, откидываясь на сиденье. — За то, что после нас он будет вынужден чистить машину.
— Годится.
Ледок сунул руку в карман и вынул часы.
— Всего-то двенадцать часов.
— Да, — сказал я, — но какого дня?
Он улыбнулся.
— Мы можем переодеться и успеть на баржу, чтобы поговорить с этой Лавинг.
— Сперва надо бы кое-что обсудить.
— Да?
— Рейли. Он знает ваше имя. И, думаю, легко вас разыщет.
— А! — Ледок посмотрел на мелькающие фонари, поглаживал бородку. — И он действительно может это сделать.
— Наверное, шишка на голове ему очень мешает.
Ледок взглянул на водителя. И небрежно сказал:
— Вы, надеюсь, догадываетесь, что водитель этого такси педераст и изменник родины. А жена его проститутка и больна сифилисом.
Водитель, похоже, и бровью не повел. Ледок довольно улыбнулся.
— Не надо забывать и джентльмена, которого вы оставили отдыхать в канализации.
Я вдруг вспомнил как бешено металось световое пятно, как тяжело, со всплеском рухнуло в воду тело, вспомнил тьму, неожиданную вспышку выстрела, сперва его пистолета, потом моего.
— Рейли, — продолжал Ледок, — наверняка воспринял это как личную обиду и решил, что должен отомстить. — Он немного подумал. — Возможно, нам обоим стоит переехать.
— Он же не знает, где я остановился.
— Зато мсье Лагранд знает. Он пытался скрыть кое-какие факты, вы не забыли? И появление мадам Нортон в отеле вполне может быть не самым серьезным из них. Кто знает, если мы обнаружим другие факты, еще менее привлекательные, он может принять меры и положить конец нашему расследованию.
— Анри, завтра я встречаюсь с одним из инспекторов. Если Лагранд хочет меня схватить, он сможет это сделать, как только я появлюсь у него на горизонте.
— Вы меня неправильно поняли. Сомневаюсь, чтобы он начал действовать открыто. Вы ведь пинкертон, так? За вами стоит крупная, серьезная организация. Мсье Лагранд вряд ли захочет с ней ссориться. Но к завтрашнему дню, самое позднее, он будет знать, что Рейли вас разыскивает.
— И он подскажет ему, где я остановился. Возможно. Но у меня такое чувство, что Лагранд хочет, чтобы мы продолжали расследование. Его ведь никто не вынуждал отдавать нам эти отчеты. И ему не было нужды устраивать завтрашнюю встречу. Мне кажется, он хочет посмотреть, что мы откопаем. И насколько хорошо он замел свои следы.
— Куда бы эти следы ни вели?
— Да.
— И вы готовы, mon ami, рисковать жизнью ради такого предположения?
Я улыбнулся.
— Нет, конечно, если не вынудят обстоятельства.
— Bon. Так уж вышло, одна моя хорошая подруга сейчас уехала за город. И оставила мне ключи от своей городской квартиры. Это в одиннадцатом округе, не самое роскошное место, но нам сгодится. Там хватит места для двоих. А за углом есть маленькое бистро, и там готовят превосходное poulet sauté à l’estragon. То есть цыпленка под соусом из эстрагона и лука-шалота.
— Угу. А что ваша подруга делает за городом?
— Гостит у мужа.
— Гостит?
— У него поместье в Нормандии, а она Нормандию не выносит. Она навещает его в апреле и мае, чтобы полюбоваться, как цветут яблони, и еще раз в декабре, на Рождество. А на лето она уезжает в Канны. Одна.
— Странный у них брак.
— Причем для обоих. У него веселые, безропотные деревенские девицы, пахнущие яблоками и сливочным маслом, а у нее… — Он лукаво улыбнулся. — Ну, кроме всего прочего, у нее есть я.
