Дороти Сэйерс - Кто ты?
Лорд Питер, избегая холодной учтивости английского языка, выразил даме сочувствие на французском языке, способном выразить любое чувство.
– Теперь ей лучше, намного лучше, – с гордостью проговорила дама. – У нас замечательный доктор. Он может творить чудеса.
– C' est un hоmmе precieux.
– Ах, мсье, с' est un saint qui opere des miracles! Nous prions pour lui, Наташа и я, yous les jours. N' estсе pas, дорогая? Представляете, мсье, ведь он, се grand homme, cet homme illustre, совсем не берет с нас денег. Мы, когда приехали, былисовсем голые... ни денег, ни еды, ни одежды. Et ауес са que nous sommes de bonne famille... mais helas! мсье, en Russie? соmmе vous savez, за ne vous vaut que des insultes... des attrocites. Enfin! Великий сэр Джулиан увидел нас и сказал: "Мадам, ваша девочка очень заинтересовала меня. Ничего не говорите. Я буду лечить ее бесплатно... pour ses yеаux, a-t-il ajoute en raint. Ах, мсье, c'est un saint, un veritabIe saint! Наташе гораздо, гораздо лучше!
– Мадам, je vous en felicite.
– А вы, мсье? Такой молодой, сильный... Вы тоже болеете? Война, верно?
– Остаточные явления контузии.
– Ах, конечно. Так много славных храбрых юношей...
– Сэр Джулиан может уделить вам несколько минут, милорд, если вы соблаговолите следовать за мной, – сказал слуга.
Лорд Питер поклонился соседке и пошел через всю приемную в кабинет доктора. Когда за ним закрылась дверь, ему вдруг вспомнилось, как он один раз побывал в комнате германского офицера. Его охватило такое же чувство... словно его поймали в ловушку, и ему ничего не остается, как за показной бравадой скрывать стыд и страх.
* * *Сэра Джулиана ему приходилось несколько раз видеть, но никогда – так близко. И вот теперь, подробно рассказывая о своем недавнем приступе, он изучал сидевшего перед ним мужчину, который былвыше его и гораздо шире в плечах. И у него были очень красивые руки. Лицо – тоже красивое, но неподвижное и словно бесстрастное, нечеловеческое. Глаза, горевшие синим пламенем, выдавали в нем фанатика. Это не были грустные добрые глаза домашнего доктора. Перед лордом Питером сидел вдохновенный ученый, который умел видеть человека насквозь.
"Ну, что ж, – подумал лорд Питер, – особой ясности от меня все равно не требуется".
– Да, да, – проговорил сэр Джулиан. – Вы слишком переутомились. Это вредно для вашего мозга. Да. Более того. Это мешает вашему мозгу нормально функционировать. Вы меня понимаете?
– Вы не представляете, с каким ужасом я столкнулся.
– Случайно, конечно же?
– Да. Совершенно неожиданно.
– Так. А до этого вы чувствовали себя неплохо?
– Пожалуй. По крайней мере, не замечал ничего необычного.
– Так. Этот... ужас касался вас лично?
– Он потребовал от меня немедленных действий и быстрых решений... Но вы правы, в каком-то смысле, он касался меня лично.
– Так. Вас гнетет ответственность.
– Еще какая, доктор.
– И не только за себя, правда?
– Правда. По крайней мере, за одного человека непосредственно, но не только за него, за многих других тоже.
– Так. Это было ночью. Вы сидели в темноте?
– Поначалу нет. Мне кажется, я не сразу выключил свет.
– Так. Понятно... Одно с другим связано. Вам было тепло?
– Кажется, огонь в камине погас. Мой слуга говорит, что меня знобило, когда я пришел к нему.
– Так. Вы живете на Пиккадилли?
– Да.
– Там, наверное, шумно по ночам?
– Бывает.
– Так. А ваше решение? Вы приняли решение?
– Да.
– Ваш разум не отказал вам?
– О, нет.
– Вы решили действовать, во что бы то ни стало действовать?
– Да.
– Так. Наверное, вам пришлось пережить период бездействия?
– В общем, да.
– Неопределенности?
– Да.
– Так. Вас поджидали опасности?
– Возможно, рожденные моим мозгом.
– Нет... Это связано с тем делом, которым вы занимаетесь.
– Может быть.
– Да. Я уверен, – твердо произнес сэр Джулиан. – В восемнадцатом году эти приступы повторялись часто?
– Да... Я болел несколько месяцев.
– Понятно. Потом они тоже повторялись, но не так часто?
– Намного реже.
– Так. А когда случился последний?
– Около девяти месяцев назад.
– При каких обстоятельствах?
– Меня мучили кое-какие семейные проблемы. Надо было принять решение насчет инвестиций. Ответственность была велика.
– Так. В прошлом году, как мне кажется, вы интересовались неким полицейским расследованием?
– Да... Кражей изумрудного ожерелья, принадлежавшего лорду Эттенбери.
– Так. Пришлось поломать голову?
– Да, конечно. Но мне это нравилось.
– Так. После этого вы не чувствовали ничего необычного? Приступы? Слабость?
– Нет.
– Так. Вам было интересно, но вы не были расстроены.
– Правильно.
– Так. Вы занимались другими делами тоже?
– Да. Но не такими сложными.
– Это влияло на ваше самочувствие?
– Нет. Совсем нет. Наоборот. Они меня отвлекали и развлекали. Я пережил потрясение сразу после войны, которое никак не улучшило мое состояние.
– А! Вы не женаты?
– Нет.
– Нет. Вы позволите мне осмотреть вас. Вот сюда, поближе к свету. Я хочу посмотреть вам в глаза. У кого вы лечились?
– У сэра Джеймса Ходжеса.
– А... Ну да... Тяжелая утрата для медицины. Великий был человек... Настоящий ученый. Так. Благодарю вас. Я бы хотел провести небольшое исследование.
– Какое именно?
– Ничего особенного... Хочу посмотреть на реакцию ваших нервов. Посидите тут?
Исследование оказалось чисто медицинским, и когда с ним было покончено, сэр Джулиан сказал:
– Теперь, лорд Питер, я расскажу вам о вас, не пользуясь медицинскими терминами...
– Очень любезно с вашей стороны, – откликнулся Питер. – А то я чувствую себя дурак дураком, когда не понимаю ни слова.
– Итак. Вам нравятся любительские спектакли, лорд Питер?
– Да нет, не особенно, – искренне удивился Питер. – Обычно они ужасно скучные. А что?
– А я подумал, что, возможно, они вам нравятся, – сухо отозвался невропатолог. – Итак. Вам отлично известно, что деформация ваших нервов вследствие войны не прошла для вас бесследно. Скажем так, на вашем мозгу старые раны. Нервные окончания, получая некие ощущения, посылают сигналы в мозг, и в нем происходят небольшие физические изменения... Подобные изменения мы пока почти не умеем даже определять, потому что у нас нет соответствующего инструментария. Эти изменения в свою очередь продуцируют те или иные чувства, говоря точнее, эти чувства суть названия, которые мы даем изменениям в физической ткани, когда улавливаем их. Мы называем их ужасом, страхом, чувством ответственности и так далее.
– Да, я вас понимаю.
– Отлично. Итак, если вы еще и еще раз воздействуете на поврежденные участки мозга, то подвергаете себя риску, ибо старые раны могут открываться. Я хочу сказать, если ваши нервы передают сигналы, способные вызывать реакции типа ужаса, страха, чувства ответственности, то эти реакции, в свою очередь, беспокоят старые раны и становятся причиной физических изменений, которые вы привычно называете теми самыми именами, с которыми они у вас ассоциируются – ужас перед немецкими минами, ответственность за жизнь солдат, повышенное напряжение и невозможность выделить некие звуки в грохоте ружей.
