Джо Алекс - Тихим полетом его настигала…
— …
— Как, уже день?! Ну тогда добрый день.
— …
— Что, опять кому-то не повезло?..
— …
Я тихо присвистнул.
— Да, да… Я немного знал его. Он писал о ночных бабочках…
— …
— Конечно, приеду. Выезжаю через пятнадцать минут.
…Проехав по аллее, обрамленной особняками викторианской эпохи, я затормозил у виллы под номером 54. Сквозь ажурную решетку я смог разглядеть только крышу, остальная часть дома скрывалась под вьющимся диким виноградом. Я окинул взглядом сад и подошел к воротам. Значит, здесь жил и умер профессор Гордон Бедфорд…
— Добрый день, сэр Алекс! — Сержант Джонс просиял. — Ну и дела, вот это да! — весело продолжил он. — Как только мы приехали, телефон просто не умолкает! И все сплошь министры. Шеф до сих пор не смог толком оглядеться! — Щеки помощника моего друга радостно пылали.
— Ну, значит, твой шеф находится в «превосходном» настроении. — И я вошел в темный, обитый деревянными панелями холл.
В ту же самую минуту двери напротив распахнулись и я увидел Бенджамина Паркера, заместителя начальника криминального отдела Скотленд Ярда.
— Наконец-то. — Кислая улыбка заместителя шефа криминального отдела была красноречивее всяких слов. — Джонс, — повернулся он к сержанту, — дактилоскописты уже заканчивают. Как только будут готовы результаты, сразу неси их. Пойдем, — Паркер взял меня под руку. — Пока в столовую.
Мы вошли в небольшую мрачную столовую, посреди которой стоял длинный стол, окруженный жесткими стульями с высокими прямыми спинками. Стены были увешаны портретами конца XVIII века. Единственным украшением комнаты был огромный резной буфет, судя по всему, одна из последних работ Томаса Чиппендейла.
Паркер молча подошел к столу, достал пачку «Голд флак» и вынул оттуда сигарету. Теперь я окончательно понял, насколько он не в духе. Из-за двери, находящейся напротив буфета, я услышал звук шагов и громкие голоса.
— Он там, — тихо сказал Паркер.
— Что произошло? — спокойно спросил я. — Я приехал, как только ты позвонил, но никого, кроме твоих заслуженных мирмидонов не вижу. Этот тип жил один?
— Как же! Дом полон народу. Жена, брат, жена брата, секретарь, горничная… Все они были здесь, все вместе, когда он погиб. Все спали, и никто ничего не слышал.
— Он застрелился?
— Нет, — Паркер медленно покачал головой. — ЦК в кофе.
— Что? Я не разбираюсь в токсикологии.
— Все банально — цианистый калий.
— Благодарю за информацию. Он был один в комнате, когда пил кофе?
— Похоже на то. — Паркер зажег спичку.
— В котором часу наступила смерть?
— Доктор Беркелей утверждает, что между половиной третьего и четырьмя утра…
— Почему же кто-то должен был слышать?.. — Я тоже зажег сигарету и глубоко затянулся.
— Я не знаю, почему. — Паркер устало откинулся на спинку стула. — Я вообще ничего не знаю. Я только что поговорил со всеми. Никто не заплакал, как пристало нашим соплеменникам. Но они все мне не нравятся. Сейчас они разошлись по своим комнатам и находятся под присмотром Стивенса.
— Ты что, не принимаешь в расчет самоубийство?
— Еще как принимаю. Перед умершим лежало прощальное письмо.
— Таким образом, сэр Гордон Бедфорд, несмотря на то, что являлся владельцем такого изумительного буфета, все-таки решил распрощаться с лучшим из этих миров… Значит, я могу вернуться в кровать?.. Я только не могу понять, почему ты выглядишь так, как будто сам его отравил?..
— Ты знаешь, кем был Гордон Бедфорд?
— Насколько мне известно, это был весьма богатый господин среднего возраста с разносторонними интересами. Он изучал ночных бабочек. Он был даже почетным доктором Оксфорда. И вот он умер. Это с каждым может случиться… Тебе что, трудно представить, что ему просто надоело жить?
— Ха! — вдруг зло усмехнулся Паркер. — Тогда объясни мне, почему он оставил не одно, а два письма, с совершенно разными мотивами этого решительного шага?
— Ну наконец-то, — вскочил я. Вся моя сонливость моментально прошла. — Я знал, что у тебя есть кое-что за пазухой. Ах ты мой несчастный служака. Но не бойся, я с тобой!
Я рассмеялся и потушил сигарету.
— Ты дашь мне в конце концов сообщить тебе все факты? — Паркер сердито постучал пальцем по полированной поверхности стола.
— Я весь внимание, друг мой…
2. «…внутри шкафа, между двумя огромными ночными бабочками»
— Я должен тебе сказать, что за последние двадцать минут сюда позвонили мой шеф, шеф моего шефа и еще парочка министров. И все требуют скорейших результатов следствия. Я в конце концов попросил своего начальника заблокировать телефон. Разве можно работать в таких условиях? Я толком и допросить никого не могу — постоянно вызывают к телефону…
Ну да ладно. Теперь о Бедфорде. Он не был ни мультимиллионером, ни биржевым магнатом, смерть которого могла бы отразиться на общемировом курсе акций. Если он и занимался каким-то бизнесом, то давно отошел от него, посвятив все свое время прелестной молодой жене, а также ночным бабочкам, к которым питал неимоверную страсть с самых ранних лет.
Паркер наклонился ко мне и понизил голос.
— В правительственных кругах и в Сити он весьма известен как финансовый эксперт. По-видимому, у него были гениальные способности предвидеть результаты заключенных контрактов в сфере развития торговли с заграницей. Он был постоянным советником в нашем правительстве и знал много тайн. При всем при этом Бедфорда ни разу не заподозрили в коррупции. В Сити его уважали за его совершенно непримиримое отношение к различного рода взяткам и подношениям. Естественно, поэтому у него было много врагов. Ты же понимаешь, насколько трудно мне было привлечь тебя к этому расследованию, ведь речь идет о высокопоставленных кругах.
Паркер прервался. Сержант Джонс просунул в дверь свои круглые щечки.
— Шеф, там уже закончили. «Скорая» спрашивает, можно ли увозить тело?
— Нет, нет, пока еще нет. — Паркер двинулся к выходу, но вдруг повернулся и вновь подошел к столу.
— В шесть часов секретарь погибшего Роберт Ройт позвонил доктору Гарднеру и сообщил ему, что сэр Гордон Бедфорд сидит за столом у себя в кабинете без всяких признаков жизни. Вскоре прибыл врач и констатировал смерть. Письмо, лежащее перед покойным, и характерный запах миндаля изо рта натолкнули врача на мысль о самоубийстве.
— Ну что ж… — вздохнул я. — Покажи мне поле битвы…
Сэр Гордон Бедфорд сидел за письменным столом, а вернее лежал на нем верхней частью тела. Вокруг мерцали распятые бабочки на фоне темно-красного бархата, которым были обиты стенки шкафов.
Я содрогнулся.
— Дом был заперт изнутри?
— Да.
— И на всех окнах решетки?
— Да, на всех. И очень прочные.
Я подошел к окну и отодвинул портьеру. В большом густом саду ярко сияли огромные георгины.
— Значит, убийца — кто-то из домашних… — Я отвернулся от окна. — Кто был в доме прошлой ночью?
Паркер стал перечислять:
1. Жена покойного Сильвия Бедфорд.
2. Его брат Сирил Бедфорд.
3. Его секретарь Роберт Ройт.
4. Жена его брата Джудит Бедфорд.
5. Горничная Агнес Уайт.
— А кухарка у них есть?
— Она уехала к больному сыну.
— Бедфорд все время жил в этом доме?
— Нет, нет. У него есть квартира в Сити. Здесь он проводил уик-энды, когда хотел поработать. А постоянно тут живут его брат с женой и прислуга.
— Понятно, — вздохнул я.
— Теперь перейдем к письмам. — Паркер деловито подошел к письменному столу и осторожно сдвинул тело. Под ним лежал отпечатанный на машинке лист бумаги. — Этот я нашел сразу, — Паркер ткнул в него пальцем. — Отпечатки уже сняты, поэтому можешь спокойно читать его.
Я приблизил письмо к глазам.
«Было много в моей жизни событий, которые, в общем-то, и стали причиной моего нынешнего шага. Лица, на которых я мог бы указать, с легкостью констатировали бы, что я пишу правду в этом письме. Но они никогда этого не сделают и никто не сможет их заставить… Никто и никогда ничего не докажет. Но правда в одном: я родился в приличном доме, мои предки были людьми безукоризненной репутации, и я сам начал жизнь как честный человек и хотел им остаться до конца. К сожалению, я не смог устоять перед искушением и уже тогда хотел покончить с собой. Я знал, что я не в состоянии лгать так легко, как другие. Но мне не хватило смелости. А потом, когда я понял, что совершенное преступление ничем нельзя смыть, я начал погружаться в него все больше и больше. Мое известное имя только помогало мне в этом. Все считали меня последним человеком, кого можно было обвинить в коррупции. Однако я продолжал с остервенением брать взятки, как будто каждое новое пятно перечеркивает предыдущие. Видимо, я учился быть циником. Я решил, что когда-нибудь забуду о своих поступках. Но я не забыл. Решение, к которому я пришел сегодня, нарастало во мне издавна. Я предал свою страну и свое доброе имя из-за личной выгоды. Но я сам назначил себе кару.
